1. (1/2)
Эи рыдает на его руках.
Его юная, ещё совсем не познавшая будущего Эи; его божество, его враг — и его бесконечная звёздная Вечность. Она вся в слезах; пропахла дымом сражений, заработала так много ран, и кимоно ее в крови, а в глазах... в глазах застыл ужас — Казуха ощущает, как чудовище страха заставляет Эи трястись. Ее колотит. Она скулит, подобно раненому зверю.
Ещё минутами назад она стояла перед ним, непоколебимая и нерушимая, с мечом Мусо Иссин в уставших, обагренных руках. Сражения остались позади. И там, среди кровоцветов и сломанных копий, осталась она-прошлая. Осталась она-юная, она-легкая, она-скромная; там, во мраке, возле тела собственной сестры, Вельзевул уже изломана и разрушена.
Эи-тень выходит на передний план. На лицо Эи падает первый солнечный луч, и Казуха в молчании наблюдает за тем, как у нее все начинает болеть. Как зарождается пустота. Как горе, невыносимое горе, хочет вырваться наружу.
Как хрустит и трескается ее безупречное самообладание.
Вот Эи проходит к нему; ее походка тверда, и меч сверкающий едва ли не касается травы — и каждый шаг совершается лишь для того, чтобы самурай будущего мог видеть: богиню не сломить.
Ее гордость — вся с ней. Ее пропасть — вся в ней.
И чем ближе Эи к Казухе, тем тяжелее ей не прыгнуть в пустоту. А он молчит — и нет лезвия острее, чем его молчание; нет пытки пуще, чем нехватка слов.
Поэтому Эи сдается. Ещё совсем юная, но уже такая сильная и переломанная, потемневшая, она встряхивается всем телом, Мусо Иссин падает из ее рук на землю. Эи впивается пальцами в свое лицо, Эи вдыхает резко и глубоко, Эи упирается ногами в землю, едва стоящая, и горбится, словно пытается свернуться в кокон, спрятаться сама в себя, скрутиться в змия, пожирающего собственный хвост. У Эи боль. И нет слов, способных усмирить такое чувство.
Казуха догадывается о том, что происходит внутри Вельзевул — Эвтюмия наверняка шатается из стороны в сторону, и куски пространства, врезаясь в друг друга, разбивают Эи изнутри. В ней всё — кровоточит.
Она вся истекает кровью. Она — в красном и фиолетовом. Она трясется.
Казуха считает до пяти, прежде чем шагнуть ближе; его взрослая, мозолистая ладонь кажется очень странной рядом с аккуратным лицом Эи — самурай касается ее теплой щеки, большим пальцем проводит по грязному следу. Казухе уже за тридцать; едва ли помнит, как из настоящего угодил в прошлое, но в воспоминаниях ещё свежа встреча с Райден Макото — казалось бы, ещё вчера...