1. (2/2)
...
Ещё вчера (нет, за много дней до этого) она смеялась над его рассказами о быте моряков и поучала, что такой благородный воин, как он, уж точно должен сохранить свой род. Макото безупречно сверкала жизнью — но угасла столь быстро и горько.
И этот потухший пожар жизнелюбия превратил и Эи — в пепел. Поэтому Эи рассыпается. Поэтому Эи держится ещё несколько секунд, прежде чем схватиться за руку самурая и взвыть, и возопить, и зарыдать, уткнувшись в грудь его.
Итак. Ее трясет. Казуха гладит темные волосы тяжёлой ладонью, касается девичьей маковки губами — и так стоит, подобно благородному клену, укрывающему под сенью своей робкую, молодую сакуру.
Его грозная, его устрашающая, его Вечная богиня. Его клинок, его соратница, его бессмертная Владычица.
Его улыбающаяся, его смеющаяся, его так много раз целованная Эи будущего.
”Она бы желала видеть, — он смыкает руки на спине Вельзевул, словно прячет ее за рукавами своих одежд, и слушает, как она задыхается от слез, — как ты справишься с этой болью. Время не спасет — оно не лечит, кто бы что не говорил, но печаль станет легче, а воспоминания — теплее. Плачь, Эи. Ведь время просит слез — а тот, кто ни единой не прольет, однажды разорвется на куски”.
У этой Эи ещё нет того панциря, через который Казуха пробивался лет десять назад, когда принадлежал своему времени; эта Эи — ещё промокшая, помятая, уставшая Тень, которой суждено встать во главе всей Инадзумы на долгие годы, века вперёд. Но это будет завтра; будет тогда, когда его божество прольет все слезы, когда устанет лить их — и скорбь ее оставит след неизгладимый на сердце девичьем. На сердце божества.
И если ему положено сопроводить ее, свою Вечность, сейчас — то Казуха готов. Готов до самой старости помнить, как в далёком будущем со всею нежностью качал Великого Сёгуна на своих руках; как украдкой забирался на балкон, носил букеты кленовых листов и расплетал тяжёлую чароитовую косу, прежде чем целовать аккуратную шею. Срок жизни человеческой так мал пред бессмертием архонта... но и это — не страшно. Есть немало тех, что прожили недолго, но остались в памяти навсегда.
...
А Эи плачет. И ее трясет. От девичьих плеч пахнет гарью.
Пока великое Время не вернёт Каэдехару домой, он будет рядом. Будет здесь. Со всей своей преступной человечностью.