Lost And Wounded (2/2)
Тот переместил ладонь на его щеку, гладя скулу большим пальцем. Зеленые чуткие глаза не отрывались от его лица даже на секунду:
— Говорил, что у тебя замечательная улыбка, хоть ты и улыбаешься очень редко?
Шото хотел бы ответить, но во рту было сухо и тяжело. Лишь глядел на кудрявые пушистые волосы, веснушки, что готов был целовать часами, ключицы, шею, плечи — всего Изуку, пытаясь запечатлеть в памяти. Выжечь, заполнить себя, надышаться, чтобы вспоминать потом.
— А еще у тебя очень выразительные глаза. Такие разные, но и такие одинаковые одновременно. И ты совсем не холодный, как говорят, а очень и очень эмоциональный, — тот снова улыбнулся. — Шо-кун, ты достоин гораздо большего.
— Не говори так, — просипел он. — Не говори этого, Изуку.
В ответ тот обхватил его лицо обеими ладонями и наклонился ближе. Шото мгновенно потянулся навстречу, ища ласки словно бездомный щенок, и чуть не застонал от облегчения, когда их губы соприкоснулись в легком поцелуе. Изуку вел, выстраивая нежный ненавязчивый темп, лаская рот мягкими прикосновениями. Поцелуй был сладким и горьким, идеальным и мурашечным. Воспламенял тело и будоражил душу. Он был последним — Изуку прощался с ним. Окончательным и болезненным — их губы медленно разъединились.
— Нет-нет, пожалуйста, — Шото никогда не думал, что будет кого-то умолять. Что будет испытывать подобное разрушающее чувство. Что потянется за ускользающим теплом, а Изуку прижмет его к себе, качая в объятиях, словно ребенка.
— Ты достоин быть любимым, Шо-кун.
Словно со стороны он услышал свой всхлип.
Оба дрожали, оба плакали — один в голос, другой неслышно, пытаясь быть сильным, цеплялись друг за друга. Теплые ладони Изуку гладили его спину, а он рыдал лишь сильнее, рассыпался, видя в друге точку опоры, константу, без которой не мог жить.
— Ты никогда не перестанешь быть моим другом. Лучшим другом, Шо-кун. П-пожалуйста останься моим другом после того, как я причинил тебе боль.
Их объятие стало еще теснее, Шото пытался вдавить в себя Изуку, врасти в него, опутать руками и стать одним целым. Как он мог существовать без ощущения мягких кудряшек на своей щеке, без влаги слез на шее, без запаха яблок и корицы? Без утренних улыбок и ленивых вечерних ласк? Без самого сильного и настоящего, что он когда-либо чувствовал.
— Прости меня, — шептал тот ему на ухо, касаясь носом виска. — Прости, но я больше не могу обманывать нас.
Как он мог выжить без Мидории Изуку?
Наверное, никак.