Рукопись V, -- марта 20-- (1/1)

Меня будит звук воды, раздающийся из ванной, — мой спаситель здесь. Я поворачиваюсь спиной к камину и смотрю на залитую светом огня комнату. Тут ничего не изменилось, просто теперь я чувствую себя не таким одиноким. Мне все ещё немного страшно и немного любопытно, но когда я понимаю, что сейчас мой спаситель зайдёт в комнату, я закрываю глаза, словно и не просыпался. Я слышу, что он идёт в кухню, а потом возвращается и бросает на меня что-то тяжелое. Сначала мной овладевает паника, в голове мелькает мысль, что он хочет что-то сделать со мной, может, навредить, но потом я понимаю, что он просто накрыл меня ещё одной шкурой. Эта шкура немного другая, пахнет… ягодами, сосновыми деревьями, травой. Пахнет лесом, понимаю я. Скорее всего, она совсем новая. Неужели мой спаситель убил большое животное для меня? Неужели медведя?!

Меня переполняет радостное волнение, мне хочется открыть глаза, рассмотреть шкуру, поблагодарить его и позвать к столу, но он этого не хочет. Если бы он хотел, он бы пришёл ко мне, когда я не сплю, он не стал бы прятаться в тенях, появляться только ночью и не стал бы бежать при моем пробуждении.

Поэтому я никак не реагирую и лежу неподвижно, пытаясь уловить хоть что-то, что расскажет мне побольше о моем спасителе — звук, запах, что угодно, но он не подходит ко мне слишком близко. Он идёт в кухню, наверное, чтобы поесть, не знаю. Я чувствую себя таким уставшим, горло болит, как и голова, и я снова проваливаюсь в сон.

Когда я просыпаюсь, то чувствую себя немного лучше. В голове не стоит туман, температура явно спала за ночь, но я весь потный и уставший. Я медленно поднимаюсь — голова всё-таки раскалывается. Не знаю, как долго я спал, но огонь горит, а вода ещё теплей, чем вчера, почти горячая. Я пользуюсь случаем и стою под горячими струями, но они вскоре холодеют, и я иду сохнуть к камину. Я один в хижине, теперь я понимаю, что мой спаситель приходит только по ночам.

Затем я иду на кухню — зайцев там уже нет, но появились яйца, картошка и кусок мяса неизвестного мне животного. Это не баранина, не свинина и не курятина. Скорее всего, мясо какого-то лесного животного, может, оленина, я в этом не особо разбираюсь. Кусок большой, его нужно порезать ломтиками, посолить; в поисках специй я обыскиваю шкаф и нахожу ещё чеснок, лук и широкий выбор других сушеных приправ — от тимьяна до лаврового листа. Я люблю розмарин, а ещё хотел бы добавить в мясо ягоды можжевельника, но за ними придётся выйти на улицу.

Только тогда я замечаю, что возле шкафа стоит стул, а на нем висят мои вещи, рядом стоят ботинки. Далеко в них по сугробам, конечно, не уйдёшь, но выйти и поискать ягоды вполне можно — я уверен, что в такую погоду смогу их найти. После минутных размышлений я одеваюсь и решаю накинуть сверху шкуру, поскольку пальто у меня нет. Это та шкура, которой ночью меня укрыл мой спаситель, и она действительно медвежья. Кожа у неё прочная и толстая, а сам мех гладкий, скорее всего, обработан каким-то маслом: он мягкий и приятно пахнет лесом, зимой и чем-то мускусным, запаха животного практически нет. Я заворачиваюсь в шкуру, открываю входную дверь и выхожу на порог.

На нем слой снега сантиметров в двадцать, и я сразу утопаю по щиколотку, а когда спускаюсь вниз по трём ступенькам, оказываюсь в снегу по колено. Я, однако, уверен, что сама земля находится ещё ниже, и я сейчас стою на насте, образовавшемся здесь за месяцы холодной зимы. Я пробираюсь сквозь свежий рыхлый снег и поглядываю вокруг в надежде найти хоть какие-то следы моего спасителя, но никаких следов нет, по крайней мере, человеческих. Впереди, неподалёку, я вижу большой прогал в бесконечных сугробах, как будто туда упало что-то большое и тяжелое, и при близком осмотре я нахожу за хижиной полузамерзший ручей. Я вижу рыбу — она плывет прямо подо льдом. Думаю, я могу попытаться поймать ее и приготовить, чтобы хозяину дома не пришлось постоянно снабжать меня едой. Он съел зайцев, обоих, и принёс ещё мяса, это ведь наверное значит, что ему понравилась моя готовка, так?

Я разворачиваюсь и иду дальше исследовать двор. Кое-где видна только корка льда, а снег сильно придавлен. Я понимаю, что хозяин избы, наверное, чистит это место от снега, чтобы было проще добраться до дров. И по следу я действительно дохожу до сарая, где хранятся дрова, беру несколько поленьев и несу их в избу. Я оставляю их возле двери — занесу, когда вернусь, — но сейчас мне нужно пойти на разведку дальше, пока не вернулся жар и не разболелось горло. В сарае также оказывается несколько инструментов, сосновые и кедровые доски, ведра, а ещё много старых книг.

Больше там ничего нет, так что я возвращаюсь к своему изначальному плану: найти можжевельник. Я направляюсь в южную сторону — там нет непроглядного леса, и это хорошо, потому что я все ещё не чувствую себя в полной безопасности и вздрагиваю от каждого громкого звука. Я оглядываюсь и созерцаю нетронутую и чистую красоту свежего снега, а также на удивление яркого солнца, и мне чуточку лучше. Я не чувствую себя таким уставшим, больным или бессильным. На природе, на свежем воздухе меня всегда посещают воспоминания о счастливом и беззаботном детстве, когда мы с моими братьями, сёстрами, кузенами и кузинами организовывали походы для поиска лесных эльфов и боялись наткнуться на оборотней. Эти походы захватывали нас и развлекали месяцами, а то и годами напролёт. Конечно, я уже не так наивен и не верю в йети, но эта завораживающая тишина леса, покрытого толстым пластом снега, не кажется мне безопасной, особенно когда я узнал, что здесь водятся медведи. К тому же я до сих пор не знаю, не мой ли спаситель — тот, кого мне стоит бояться больше всего.

Я прохожу под ветвями и бреду мимо снежных холмов и пушистых сугробов, бреду медленно, потому что утопаю в снегу по бедра. Я поворачиваюсь — да, я все ещё вижу хижину, ушёл не так далеко и не собираюсь, потому что не хочу потеряться или что ещё хуже — сломать ногу, особенно потому, что сомневаюсь, что если хозяин хибары вообще найдёт меня здесь, он сможет — и захочет — помочь мне.

Но мне везёт, и я вскоре нахожу можжевельник. На первом кусте нет ни одной ягоды, наверное, опали и оказались присыпаны снегом или куст ещё молодой, но через несколько шагов я вижу другое деревце: оно немного больше и на верхней ветке полно ягод. Однако, когда я тянусь за нужной веткой, то понимаю, что нужно было захватить из кухни нож — чертово дерево защищается и колет кожу острыми иголками, поэтому я обхожу дерево в надежде, что есть более простой способ добраться до ягод, но мне не везёт. Я ещё раз обхожу можжевельник, холод кусает меня за ноги, лицо и пальцы, мне нужно ускоряться, и я перестаю жалеть руки и терплю уколы хвойных игл. У меня не получается сделать все быстро, погода только ухудшается, так что мне нужно как можно быстрее возвращаться, но чем быстрее я пытаюсь делать своё дело, тем хуже оно у меня получается.

Я беру ветку одной рукой, а другой пытаюсь дотянуться до ягод, медвежья шкура соскальзывает с плеч, и я превращаюсь в ледышку буквально за шесть секунд. Тут, наконец, мне все удаётся — я отрываю целую веточку с ягодами, быстро накидываю на себя шкуру, кладу свою добычу в карман промокших штанов, огибаю дерево и направляюсь к хижине. К счастью, ее прекрасно видно, я не очень далеко ушёл, не больше, чем на триста метров, но идти приходится медленно, потому что я стараюсь попадать в свои шаги. Я делаю три-четыре шага и поднимаю голову, чтобы убедиться, что я выбрал кратчайший путь до полянки с избой, но вижу совсем не то, что ожидал увидеть.

Все тело парализует от шока, я замираю, даже не дышу.

Мне уже не холодно, я вообще перестаю что-либо чувствовать.