Часть 2, в которой двое заключают соглашение, но только один из них дает Нерушимое Слово (2/2)
— Если соберутся, то хватит. О, им хватит духу выйти на войну, если они увидят тебя, отродье мрака, на своих землях!
— Я не отродье мрака, — снова усмехнулся Арагорн. — Я тот, кто добровольно отвернулся от света.
Злость, вспыхнувшая в Леголасе от отчаяния и страха, тут же потухла при звуках этого низкого пугающего голоса.
— И я приду на их земли. На земли, так родные твоему сердцу тоже. Вот только приду я уничтожать и сжигать их или договариваться, зависит от тебя, светлячок.
Леголас распахнул глаза и замер.
— Не хочешь спросить про условия?
— Не хочу.
— Ну как знаешь. Ты сдохнешь тут. Не сегодня, так завтра. У Владыки времени много. У Владыки все время этого мира. Как и у меня. И однажды я приду в твой Лес. Подумай, что я с ним сделаю.
Он ушел, а Леголас еще долго хватал воздух ртом, пытаясь сдержать крики ужаса, ярости и безысходности.
***</p> О том, что конец близок, Леголас понял внутренним чутьем. Старшие эльфы всегда говорили, что боязнь смерти — это удел трусов. Но сейчас сидя во мраке подземелий без единой надежды на спасение, Леголас осознал, что страх смерти — всего лишь доказательство того, что ты еще жив. И нет в этом ничего постыдного и греховного. Он боялся. Он принял это и смирился. Перестал стараться держать лицо, когда его вели по коридору эти гнусные твари. Перестал сопротивляться, когда Саурон залезал в его самое нежное и сокровенное и выворачивал там все, кромсал, рвал зубами и когтями и жрал. То, что он с ним делал было хуже, чем если бы Саурон измывался над его плотью, вскрывал трепещущее мясо, сдирая кожу, и пил бы его кровь. Нет, он лез гораздо глубже и лакомился найденным там, а мясо, кровь и кости для низших, для этих отбросов — орков, что пускали слюни на эльфа.
Леголас казался себе маленьким и слабым, глупым и беспомощным. Неспособным ни на что, кроме страха за свою шкуру.
Арагорн после того памятного разговора еще несколько раз сталкивался с этим эльфом из Леса в коридорах Твердыни, когда того вели к Владыке.
Первый раз тот шел сам, воротил нос от своих стражников, был босой, худой, грязный, измученный, но шел сам и с таким видом, будто находился у себя дома и шел по своему желанию по своим собственным делам, а не в кандалах в качестве главного блюда вечера для Владыки.
В следующий раз он уже еле переставлял ноги, натыкался на стены и орков, что сопровождали его, голова его мелко тряслась, как и руки, от чего он был похож на марионетку в руках неумелого кукловода. Однако, все еще шел сам. Там где он ступал, оставались кровавые отпечатки ног.
И вот настал тот день, когда мимо Арагорна, спешащего по своим делам, волоком протащили эльфа. Вернее, то что от него осталось. Арагорн цокнул языком и подумал, что ему нужно снова собираться на охоту, раз уж эта любимая вот уже сколько времени игрушка Владыки, судя по всему, подохнет уже совсем скоро и перестанет развлекать того. Но эльф распахнул глаза и уставился на него, поймал взгляд, и Арагорн сбился с шага. Отчаяние одних — выгода для других. Может и не стоит списывать этого светлячка со счетов?
Когда он снова появился у его камеры, Леголас уже не мог толком двигаться. Он испытывал страшное отвращение к себе за то, что дрожа и задыхаясь пополз к решетке. Сил чтобы встать уже давно не было. Он мог бы остаться в своем углу, вероятно даже должен был. Королевская гордость, эльфийская гордость, гордость великих предков и еще много других «гордостей» должны были его остановить, но он так боялся. Так сильно, так удушающе, парализующе, отупляюще боялся, что полз к тому, кто оставался единственным источником… надежды. Он ненавидел его, люто, всей душой, пожалуй больше он в этот момент ненавидел только себя.
И в этой ненависти находил силы двигаться.
— Я полагаю, это значит «да»? — раздалось сверху. Отродье самого мрака возвышался над ним и говорил, глядя на него сверху вниз. Леголас выполз на освещенный участок своей камеры у самой решетки и попытался заговорить, но не смог.
— Хэй, светлячок, только не сдохни тут.
«Не сдохну», — яростно подумал Леголас. Агонизирующий мозг работал хаотично, выжигая сознание внезапными почти несвязными образами и мыслями. Леголас думал о том, что если ничего не выйдет из этой затеи, то он убьет того, кто сейчас стоит у его камеры. Да, он убьет его. Если потребуется загрызет собственными зубами, но сделает это. Авось без этой знаковой фигуры из эльфийских страшилок дела у Саурона пойдут хуже, и у светлого народа появится шанс. Хотя бы призрак шанса. И плевать что с самим Леголасом будет потом, он убьет хотя бы его.
А если затея выгорит, то тем более нужно не сдохнуть.
— Мне нужно Нерушимое Слово, — внезапно услышал Леголас. И замер в неверии. Откуда эта тварь знает про Нерушимое Слово?! И как смеет требовать от него это?!
— Нет, — Леголас сам не понял откуда у него взялись силы столь твердо и внятно ответить.
— Неужели? — Арагорн вскинул бровь и усмехнулся. — Я бы не сказал, что ты в том положении, чтобы отвечать «нет».
Он испытывал такое восхитительное торжество. Эх, жаль тут не валяется отец этого светлячка. Жаль. Очень жаль. Хотя Трандуил бы выкинул какой-нибудь фортель, чем выбесил бы Владыку, и в итоге умер бы бессмысленно, но гордо. Красиво. Даже наверное как-то изящно. А этот эльфенок был слишком юн, и потому напуган. Он боялся смерти, не желал расставаться с жизнью. И к тому же юность сыграла с ним плохую шутку: он был не только напуган, он был наивен, и башка его явно забита какой-то отвлеченной от реальности высокопарной хренью. Арагорн склонил голову к плечу и задумчиво смотрел на полумертвого эльфа, который тем не менее смел торговаться с ним.
— Так «да»? Или как? Предложение действует всего до счета «три». Считаю «раз»… Я слышу, как Горт идет сюда. И знаешь куда вы с ним отправитесь вместе? Зна-а-а-ешь. Прекрасно знаешь. И так? Уже «два», светлячок. И-и-и…
— Да, — выдохнул Леголас и до того, как успел осознать до конца последствия своего ответа, он собрал последние силы и протянул руку.
Через секунду его ладони коснулись прохладные твердые пальцы, обхватили и сжали. Леголас захныкал от обжигающей боли и заплакал от безысходности. Хотя казалось ничто уже больше никогда не вызовет его слез, не после всего через что он прошел.
— Сим я скрепляю нашу связь Нерушимым Словом перворожденного, — произнес Арагорн и отпустил руку этого самого перворожденного. Сам он ничего не почувствовал, чем был изрядно раздосадован. Но вид плачущего эльфа доказывал, что все прошло как надо. Так горестно можно оплакивать только самого себя. Теперь этот мелкий светлячок не сможет отвертеться и отделаться от Арагорна. Конечно, у него вероятно хватит глупости попытаться героически прикончить Арагорна, по недальновидности игнорируя тот факт, что в таком случае смерть покажется эльфу подарком судьбы и избавлением от того, что случится с ним самим, если рискнет не сдержать Нерушимое Слово. Надо держать ухо востро.
— Эй! Отвали от этого паскуденыша! Владыка приглашает его на трапезу, — раздалось сзади глумливо.
Снага никогда бы не рискнули так говорить с Арагорном, но этот новый начальник стражи был из уруков, недавно переведен сюда из Северной заставы и не знал не только то, что нельзя так говорить с Арагорном, но и то, что к нему крайне нежелательно близко подходить. По крайней мере на то расстояние, где может достать его меч.
— А ты, цыпа, ну-ка вылазь оттуда. Пошли! — урук подошел к решетке и внезапно замер, булькнул горлом, и по его подбородку потекла кровь.
Арагорн развернулся, выдернул меч из тела и снес тому голову одним ударом.
Дальнейшее казалось Леголасу каким-то смазанным набором картинок: вот лязгает решетка, открываясь, вот его хватают сильные руки и вздергивают вверх, вот кто-то недовольно бурчит, что от него несет как от выгребной ямы, вот его куда-то тащат. Повороты-повороты-повороты, узкие лазы и снова повороты-повороты-повороты, от которых кружится голова.
«Почему за нами нет погони?» — думал он, не осознавая что погоня была, да еще какая!
Да вот только не зря его прозвали Следопытом. Он знал эти лазы, казалось, лучше тех, кто их рыл! А уж дрался он в этих непригодных для маневров местах несравнимо лучше этих бестолково вопящих орков, что мешали друг другу, образуя свалку.
Конечно, стоит им выбраться на более открытое пространство, как орки смогут развернуться лучше и задавить уж если не умением, так числом, но ведь еще был сам Саурон. Против него никто не устоит. Да вот только сам он выходить не спешил. Ждал вероятно. Наблюдал. А может развлекался. Кто его знает? Кто поймет, что твориться в мыслях у вселенского зла?
В итоге почти уже бездыханного Леголаса вытолкнули наружу, и он вдохнул запах не сырого камня и зловоние тел орков и страданий эльфов, а настоящий свежий чистый упоительных воздух. Под пальцами оказалась земля, и Леголас прижался к ней лицом, плача от облегчения. Он не мог открыть глаза, но чувствовал что кругом все залито светом. Это ли не счастье?
Однако, его очень быстро вздернули вверх и снова потащили.
— Некогда разлеживаться! — раздалось гневное. И тут же сзади что-то чудовищно затрещало и грохнуло. Леголаса обдало сильным порывом воздуха и каменной крошкой.
Арагорн завалил выход, но совсем неподалеку есть еще один, и скоро орки полезут оттуда и пустятся в погоню.
Он свистнул и услышал неподалеку ржание.
— Молодец! — похвалил он, прискакавшего к нему жеребца. — Брего, это Светлячок. Светлячок, это Брего. А теперь валим отсюда.
Леголас попытался открыть слезящиеся глаза, но не смог, но он пугливо коснулся скакуна, когда его усадили на него. Брего был живым и самым обычным жеребцом. Не очередным отродьем мрака. Да вот только стоило ему пуститься в галоп, как эльф понял, что нет, необычный. Совсем нет. Он нес их подобно ветру, словно у него крылья, словно силы у него не кончатся никогда, и нет на свете ничего, что могло бы сравниться с ним в мощи и скорости. Леголасу не хватало сил, чтобы контролировать эту безумную скачку, чтобы хотя бы твердо держать собственное тело, но пара крепких рук надежно удерживали его на спине скакуна, и внезапно измученные тело и разум решили, что это самое безопасное место в мире. С этой мыслью Леголас соскользнул в беспамятство.