Часть 19 Бэнк предлагает мне попрощаться с российской зимой, а я наполняюсь предчувствием беды, которое сбывается. Наше неожиданное отдаление. (1/2)

Стараясь ступать как можно тише, я пробралась буквально на цыпочках к прикроватной тумбочке в спальню. Поставив еще более осторожно чашку с только что сваренным кофе, я так же неспешно и бесшумно шагнула назад, к приоткрытой двери. «Как могут шуметь мягкие тапки? – подумалось мне, – Ведь в них и шагов-то не слышно. И даже шуршания подошвы о покрытие пола почти не слышно. Расслабься, ну…» В комнате было темно. Только через приоткрытую дверь проникал свет из кухни, оставив чуть видимые, неясные блики на лице спящего Бэнка: на щеке его и раковине безупречного уха, высветив еще более его совершенство, подчеркнув и все лицо его еще более прекрасными линиями.

Спокойный, умиротворенный, спящий Бэнк был похож сейчас на очень милого ребенка. С разомкнутыми губами, показавшимися мне слегка влажными, темными, как вишни, в полумраке… Он подложил всю ладонь свою под голову и спал теперь вот так, выпятив локоть вперед. Футболка, в которой он спал, перевернулась на нем, натянулась, и я понимала, что она давит, и что он в любом случае сейчас может проснуться от этого. А не от того, что я зашумлю в комнате как-то. Я подошла ближе и нагнулась над ним, послушав, как он дышит, понимая, что и сама могу сейчас разбудить его своим дыханием, или пристальным взглядом. Разглядев теперь, что даже брови у него были чуточку взъерошены, а не только волосы, я потихонечку опять отошла. Но, оглянувшись, я не удержалась и стала вновь любоваться им, моим Бэнки, который так сладко спал теперь. «Родной мой, родной!»

Вспоминая о минувшей ночи, всколыхнув внутри себя сладкие ощущения, я думала о том, что вот так удивительно, что я его все же встретила. Своего человека, кровинку мою! Того, в ком сочетались все те качества, которые я и не надеялась увидеть сразу в одном человеке. И то невероятное обаяние, присущее ему, и нежную, мимолетную, милую застенчивость, вызывающую у меня восторг, и некую детскую наивность… И, вместе с тем, внутреннюю силу: когда человек, возможно, и боится чего-то, но все же упрямо идет вперед, и берет свое… И доброе сердце, и ум, и любопытство по отношению к миру. И странности эти, которые постоянно задавали мне загадки в общении с ним. И невероятную талантливость его… И то, что не отпускает моей руки, оставаясь рядом, не смотря ни на что. И о том я думала, стоя сейчас у двери своей спальни, что смотреть на него для меня – значит наполняться неведомой, радостной силой. И что мне так приятно делить с ним каждое утро! И что теперь я знаю, что такое – любить.

Я продолжала смотреть на него с улыбкой, пока плечо его чуть не дернулось, и глаза тоже не затрепетали тихонько под чувствительной складочкой век. «Все, все, Бэнки, я ухожу!» – мысленно воскликнула я, к сожалению, поздно. Аромат кофе разбудил Бэнка, или мой пристальный взгляд… или неудобно перекрутившаяся футболка… Но он приоткрыл глаза и, с вопросом «Ты что там стоишь?», потянулся в кровати, высвободив из-под одеяла и подняв вверх обе руки.

– Ты проснулся! Еще только шесть часов утра. Я сварила для тебя кофе. Ты же всегда пьешь холодный. Вот я и принесла его тебе. Вот он, на тумбочке.

– Иди сюда, – протянул Бэнк ко мне руку, поправив на плечах свою широкую белую футболку. – Брайт, иди ко мне и дай мне кофе. Дай мне его сама, прямо сейчас, Брайт.

Забравшись к нему на кровать, я подала ему чашечку с кофе: «Осторожно держи, пожалуйста!» Затем поправила его волосы, растрепавшиеся во время сна, и улеглась к нему на колени, ворочаясь и устраиваясь поудобнее. Бэнк пил кофе маленькими глоточками, – учился пить горячим, посматривая на меня сверху, запустив свободную руку в мои волосы, перебирая их пальцами. Я лежала, смотрела снизу вверх на Бэнка: на то, как он старательно держит чашку с кофе, чтобы не пролить ни капли, и не могла не улыбаться. Так мне было хорошо, спокойно, чудесно! И этот полумрак, это раннее утро, вид все еще сонного, но уже заигрывающего со мной Бэнка, тишина, царящая вокруг… Эта наша мизансцена показалась мне будто выхваченной из некоего мистического, нереального представления. Мистическая, сказочная картина, частью которой являлась я сейчас.

«Правильно, нереальная картина. Близкий человек, твой любимый… Скоро все это закончится, канет в небытие!» Я вздрогнула от неведомо откуда взявшейся мысли, словно ее кто-то озвучил другой внутри меня. Мурашки поползли по телу. Стало наплывать неясное предчувствие чего-то… дурного? Нет, не столько дурного… а чего же? Неясное что-то разрушило мое спокойствие. Я слезла с кровати, нашмыгнув меховые тапочки на ноги, повернувшись к нему, тронув легонько губами его теплые, пахнущие кофе, губы:

– Ты поспи еще, Бэнки, ладно? А я приготовлю нам завтрак. Блинчики. Пойду, удивлю тебя блинчиками…

– Подожди меня немного. Я пойду в душ, а потом я приду к тебе и мы вместе их приготовим, ок?

Я кивнула в ответ, выходя из комнаты и притворив за собой дверь. Мне нужно было хоть немного побыть одной, восстановить равновесие. Странное ощущение почти отпустило меня, оставив лишь след. Возможно, это потому, что я почти всю ночь не спала. Не выспалась совсем, все ворочалась к утру, наконец, встала. Вот и возникли разные странные мысли и состояния… На кухне я принялась замешивать тесто для блинчиков и вся погрузилась в раздумья над мыслью, промелькнувшей во мне, вызвавшей беспокойство.

«Ну, в самом деле, это оттого, что я люблю раскладывать все по полочкам. И я всего боюсь, даже шороха боюсь, даже тени своей боюсь, я такая трусиха! – Думала я. – Вероятно, просто боюсь перемен, связанных с переездом, вот и все. Зачем портить такое хорошее утро, когда можно просто ни о чем не думать, быть «здесь и сейчас» А здесь и сейчас… Прямо сейчас… блинчики! Я так их люблю! Они всегда у меня получаются очень вкусными, и Бэнку непременно понравятся! Особенно, если их смазать икрой. У нас же осталась икра?» Я заглянула в холодильник. Заметила, что осталось немного. Как раз будет кстати. И творог. Будет очень вкусный завтрак для нас с Бэнки.

Но я понимала: если сейчас, вот прямо сейчас быть честной с собой, тогда нужно признать, что меня терзает страх. Такой яростный страх, – что ничего в дальнейшем у нас с ним хорошего не получится. Что если я даже уеду с Бэнком в Таиланд, я не смогу удержать наше счастье. Почему? «Да вот просто не получится ничего хорошего, и все!» – опять неведомый «кто-то» произнес внутри меня. И я знала, что этим «кем-то» была я сама. Та я, которая привыкла быть одна. Которой трудно было строить новое с любым человеком. Которая просто-напросто «прикипела» к своей квартире, к своей обыденности. И даже если я, перед тем, как повстречалась с Бэнком в Бангкоке, и взялась за кучу новых дел, пытаясь перевернуть свою жизнь, сделать ее насыщеннее, полнее… Где-то в глубине души я не могла сразу, «вцепившись в старое кресло», вот так вот взять и отпустить его.

Бэнк довольно быстро явился на кухню, промокая мокрые волосы полотенцем, с тканевой косметической маской на лице. Выглядел он довольно забавно, и я улыбнулась:

– Я не знаю, почему это так, но я очень люблю смотреть на твои процедуры, Бэнки. Которые ты делаешь со своим лицом. Пожалуй, и мне тоже нужно последовать твоему примеру!

Вернувшись из ванной, с патчами под глазами, я застала Бэнка, перемешивающего тесто вместо меня.