Часть 15 Ребенок. (2/2)
Все вдруг стало казаться праздничным и веселым. Рядом был Бэнк, озябшую ладошку которого, я, немного подышав на нее, запустила в свой теплый карман и сжала пальцами, оставила там согреваться. Под звуки новогодних мелодий, крутящихся на репите, мы бродили в этом гастрономическом царстве, выискивая нужное нам для ужина. Набрав всего, что было указано в моем мысленном списке покупок, я предложила:
– А что, если купить на сегодня чего-то готового? Я не уверена, что у меня хватит сил… Вот, к примеру: холодец. Я хотела сварить его для тебя. Но на это ушла бы вся ночь. Еще одна ночь, Бэнки. А я ужасно уставшая.
– Делай что хочешь, Брайт, Света… – ласково взглянув на меня, он высвободил из моего кармана руку, затем пошарил ею в своем кармане, достал мою пачку сигарет: измятую, видавшую виды путешественницу. – Вот, обещал вернуть. Возвращаю ее тебе. Только не советую курить, когда будешь ожидать ребенка. Все-таки вредно это…
Эти слова его ударили меня, как током. Будто электрошокером дотронулся Бэнк до меня. Я проговорила сквозь дрожь, внезапно охватившую мое тело:
– Я не смогу подарить тебе ребенка, Бэнк. Ни тебе, ни кому - либо другому. У меня не будет детей.
Увидев навернувшиеся на глаза мои слезы, Бэнк наклонился ко мне, дотронулся до моей опавшей руки своими еще холодными, зябкими пальцами:
– Не беда. Значит, ты будешь моим ребенком, Брайт. Будешь моим единственным ребенком навсегда. Ты согласна быть им? Я, конечно, хотел когда-нибудь… Мальчика. Сына. Но у меня есть теперь девочка, моя Брайт. Бэби Брайт.
Рядом был Бэнк. Он смотрел на меня своими прекрасными глазами. Он говорил мне все эти слова, шептал, наклонившись, мне на ухо, своим милым голосом. И вокруг нас в эту минуту было много, много людей. И детей, и взрослых… Молодых и старых… Все ощущалось так, будто бы я находилась не в этом мире, а в совсем не знакомом мне мире, в неведомом, далеком, чужом. Я стояла, не шевелясь. А Бэнк каждым словом своим, каждым движением, каждым жестом, поворотом головы, каждой своей мыслью потрясал меня постоянно, почти выбивая почву из-под моих ног. И я стояла теперь, схватившись для устойчивости за его пальцы, стараясь не упасть на белую широкую плитку пола, настолько нервы мои были напряжены. Я собирала остатки сил. Не думала, что наши свидания с Бэнком в реальности начнут так стремительно их уносить. Я понимала, что нужно было еще так много сделать. Попыталась отвлечься, подумать о чем-то другом. Все еще сжимая своими пальцами холодные пальцы Бэнка, я подняла глаза на него:
– Перчатки, Бэнк. Пойдем, купим тебе перчатки. И теплые ботинки. У тебя, наверное, и ноги сейчас ледяные. Обувь твоя не предназначена для холодной Москвы.
Затем, нагруженные пакетами, от жуткой усталости нерационально таская их за собой, мы бродили по торговому залу магазина одежды, останавливаясь перед теми товарами, на которые указывала нам консультант.
– Вот, обратите внимание. Из нежной кожи ягненка… Великолепная модель. – Произнесла она по-русски для меня и по-английски для Бэнка, с улыбкой протягивая ему пару перчаток и с недоумением взглянув на меня, потому что Бэнк чуть ли не отдернул руку от них.
– Pity for the lambs, of course, – продолжала девушка, замявшись, не зная еще, что сказать.
– Бэнки, я и не думала, что обувь, которая на твоих ногах, сделана не из кожи. Почему такая реакция? Ты из тех, кто защищает права животных?
– Наверное, это только про бедных ягнят… – Пробормотал Бэнк, взяв в руки перчатки, покрутив их немного, вернув опять продавцу.
В результате – выбрали другие, более теплые, подбитые мехом, из кожи оленя. Бэнк приободрился уже, с улыбкой наблюдая за мной в большое зеркало, как я с усердием укутываю его в теплый и нежный шарф, тоже сделанный из натуральной шерсти, шелковистый на ощупь… Затем, в женском отделе, Бэнк поспешил к шубам из норки, воскликнув:
– Красивые! Давай и тебе купим такую, Брайт! Чтобы ты не мерзла в своей тоненькой куртке.
– Бэнки, шуба из норки, так же, как и мой совсем не тоненький пуховик, выдерживают одни и те же температуры: минус 15 градусов. К тому же, эти шубы сделаны из маленьких бедненьких норок, Бэнки. Пойдем отсюда. Час до закрытия комплекса. Пойдем, поищем ботинки. Они нам сейчас нужнее, согласись...
– Ты знаешь, я хочу валенки. Давай купим валенки, Брайт! Настоящие русские валенки. Я видел такие в интернете, и я хочу их.
– Бэнки, здесь мы не сможем найти валенки. Может, завтра, сходим на Домодедовский… И я не уверена, что мы и там их найдем. Но я постараюсь что-то придумать. А сейчас… –
Я потянула его в обувной отдел, схватив за согревшуюся уже ладонь, свободную от пакетов.
Наблюдая за тем, как Бэнк с интересом рассматривает каждую пару обуви, представленную в магазине, я улыбнулась. Но, как бы я ни любовалась сейчас им, словно превратившимся в большого ребенка, увлеченного новой желанной игрушкой, как бы ни умилялась открытому его взгляду: заинтересованному, восторженному, – нужно было одернуть его, поспешить.
– Выбирай скорее. Что-то понравилось? Мы еще вернемся сюда, если хочешь. А сейчас… Нужно поторопиться, Бэнки.
Выбрав пару, наиболее изо всех приглянувшуюся Бэнку и дождавшись ее, я присела на корточки, решив сама надеть ему обувь, вызвав тем самым смешливые переглядывания и перешептывания двух консультанток-напарниц, поглядывавших из-за кассовой зоны на нас. Я наслаждалась этим неслыханной дерзости своим действом: неспешно, с подчеркнутой аккуратностью, сняв с Бэнка его легкие коричневые ботинки, надевая затем поочередно на его ноги эти новые, массивные, меховые. Затягивая шнурки, снизу вверх улыбаясь ему, позволившему мне проделать все это. «Поиграем?» – взгляд его улыбался мне, в то время как выражение лица оставалось серьезным. Я смотрела на его слегка приоткрытый рот, его розовые губы, и у меня не только прибавилось сил, но и сразу же захлестнувшие меня волны возбуждения побудили подняться к его лицу и прикоснуться к этим мягким, манящим губам, прошептав: «Все готово. Попробуй, насколько тебе в них удобно, Бэнки»
Довольные, но нестерпимо уставшие оба, мы, наконец добрались домой. И сразу же я отправила Бэнка под душ, согреваться. Вымыв руки, повязав на себя синий фартук с большими белыми птицами, я принялась разбирать продукты, раскладывая их по местам. Вскоре ко мне присоединился и Бэнк. Зайдя на кухню, сел за стол и принялся нарезать на маленькие, ровные, аккуратные кусочки, купленный к ужину холодец. В это время, как я сушила его волосы феном, подключенным к кухонной розетке, мы включили негромко музыку, которая оживила атмосферу и хоть чуточку поддержала нас: оба просто невероятно сонных. Потянув меня легонько за руку, притянув ближе к себе, Бэнк прикоснулся к моему уху губами и прошептал:
– Я люблю тебя, моя милая бэби-Брайт…
– Я тоже люблю тебя очень, Бэнки, мой милый бэби-Бэнки. Люблю больше жизни, больше всего на свете, люблю…