Часть 11 «Скелеты в голове, тараканы в шкафу», ноутбуки в постели и Локи. (1/2)
Я ждала всю ночь (разница с Бангкоком во времени в четыре часа). И на следующий день, даже не забежав в ванную, прямо с постели, я обновила страницу. Ничего. Я подписалась на аккаунт Бэнка и все время проверяла уведомления. Но их не было. Расстроенная, чувствуя внутренний диссонанс, я решила отвлечься. Накупив гору продуктов, устроила себе пир. Как давно я этого не делала!.. Затем, походив немного по комнатам, машинально перебирая какие-то вещи, я поняла, что снова нахожусь в своем наваждении. Взялась за книгу, которая лежала недочитанной… Не помогло. Что еще я могла для себя сделать? Созвониться с приятелями с прежнего места работы и договориться с ними о походе в кинотеатр? Отлично! Сделано!
Но мысли про ситуацию с фото и с моим на него ответом упорно преследовали меня, не давали покоя. Они были противоречивыми. Я не понимала, что мне хотел передать в своем послании Бэнк. И уже жалела, что отреагировала на фото. «Неужели он играет со мной?» «А я – с ним, по его мнению… Когда молчала в ответ на его вопросы в наши последние пять минут?»
– Пачка была скомкана, переломана пополам. – Сказала я себе вслух. – Значит ли это, что он злится на меня?
(Я же его совсем не знаю!) Выложил фото, которое явно было посланием МНЕ, мне, только мне, кому же еще! У него осталось это, я не забрала, забыла. Я откликнулась на фото… Но почему же тогда он молчит? Манипулятор? Боже мой, если не так, то… Что тогда? Если я ошибаюсь, и если оно не было для меня… Тогда что значило это фото?»
Снежана смотрела на меня светло-зелеными своими «котеночными» глазами и внимательно слушала мой монолог. Когда я закончила, она спросила:
– Давай придумаем пять причин, почему он не отвечает? Ну, пять вариантов возможностей происходящего? Ты первая! Давай, мы ничего не потеряем. И, если не найдем какой-то ответ для успокоения тебя, то развлечемся хоть! – лукаво подмигнув, улыбнулась.
– Ну, пачка на фото была сильно скомкана. Он просто хотел тем самым показать, что зол на меня за то, что я тогда бросила его, ну тогда, возле отеля… не сказав ни слова?
– Один есть. Запиши: злится. Выместил злость, ты это узнала, и теперь ему незачем с тобой говорить. Теперь моя очередь. Вариант: у него сейчас нет доступа к интернету.
– Интересный вариант! – заулыбалась я. – Если в жизни было бы все так просто, открыто. Так мило… Без манипуляций… Тогда да, я была бы спокойнее. Просто отключили интернет. Какая прелесть!
– Светуль, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Если у тебя был опыт с Андреем, который и в самом деле оказался предателем, то это вовсе не значит, что Бэнк окажется им тоже. Это совершенно другой человек. Так что записывай вариант «нету инету» и восприми его всерьез, как один из возможных.
Разговор со Снежаной, как всегда, оказался целебным. Мы накидали с ней не пять даже, а целую дюжину вариантов, среди которых были и совсем смешные, например, «мама Бэнка наказала парня за что-то тем, что закрыла его телефон на замок, да и компьютер отобрала тоже» и такие, что «человек просто работает и у него (наверное, к счастью) есть чем заняться, кроме переписок в Инстаграм» (даже с той девушкой, которая может сильно нравиться)!
Затем была запланированная поездка в кино. Но, как я себя ни останавливала, как ни уговаривала, как ни дивилась все больше и больше своему поведению, (все-таки это было сильнее меня), я сбежала оттуда задолго до окончания фильма. Наспех простившись со знакомыми, ругаясь на телефон, который разрядился, всю дорогу дергалась, нервничала. Приехав домой, я тут же, не раздеваясь, бросилась к ноутбуку и обновила страницу. Никаких изменений. Ничего.
Когда через пять дней я увидела в своих сообщениях новое, (длинное, пространное), мне было уже намного спокойнее. Портрет Бэнка был убран в нижний ящик комода… И, собственно говоря, я вовсю уже работала над новым заказом. Это то, что могло мне действительно помочь: меня уже много лет спасала работа. Мне было просто необходимо сосредоточиться на ней. Я решила не тревожить себя и не заходить в Инстаграм. До сегодня. Я начала читать это послание и не знала: радоваться мне, или огорчаться.
Сообщение было от Бэнка. Я уже перестала ждать его и не могла понять, как лучше действовать: продолжить диалог в этот раз, или нет. Он писал, что очень рад, что наконец-то нашел мою страничку в Инстаграм. Потому что он пытался искать в разных сетях. Что он был очень расстроен, когда я убежала от него тем утром, и даже сбежала домой, в Россию. «И как мне тебя теперь доставать?» – писал он, выслав несколько смеющихся смайлов. Он рассказал, что решил выложить сфотографированные мои «русские редкие сигареты», в надежде, что я замечу это фото и откликнусь на него. И видел, что я откликнулась и нашлась. Что в этот же день уехал на съемки в такое место, где не было хорошего трафика. Что очень переживал из-за того, что не мог связаться со мной. И только успел подписаться на мою страничку… Что будет ждать от меня ответ…
Я взглянула на значок уведомлений. Действительно, было сообщение от Бэнка Тханапона Саентсаванга (Боже, что за фамилия! Никогда я ее не запомню!) о подписке на мой аккаунт несколько дней назад. Получается, я пропустила это сообщение? Но как тогда… Получается, что я сразу же плохо начала думать о нем? И я сидела в нерешительности, не зная, как поступить. Меня очень сильно к нему тянуло. Но было ли это все, все мои противоречивые чувства, мой страстный порыв к нему… любовью? Мне хотелось испытывать любовь другую: тихую, полную нежности и открытости. Такую… Хорошую любовь.
Все же я решила ответить на сообщение. Разве я могла на него не ответить? Нужно быть честной с собой: ведь меня к Бэнку тянуло со страшной силой. И как это все называется, как это все устроено, я разберусь обязательно. Но сейчас он написал мне, а я очень хотела бы с ним говорить. Да и важны ли вообще эти названия? Я к нему явно что-то испытывала, что-то мощное, невероятное. Может оно и не рациональное. Или вообще не объяснимое. Но это – мое «солнышко» и мой океан, который захлестывает меня изнутри, когда я и мой Бэнки…
Я написала, что тоже рада, очень рада. Что мне тоже жаль сейчас, что я тогда сбежала… Потом я стерла написанное и отошла от компьютера. Я решила вдруг, что не таким должен быть мой ответ. Но каким? Целый час я выдумывала ответное сообщение: то писала что-то, то вновь удаляла. Потом писала снова. В конце концов, я смогла отправить одну только фразу: «Скажи, какой твой любимый цвет?» Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Я не могла построить с ним более или менее вразумительного диалога. Я так много говорила мысленно с его портретом (который немедленно был из ящика извлечен и установлен снова возле моей подушки), и с камнем тоже… А вот с живым человеком поговорить не могла. Я уже высказала ему все, что было у меня на душе, и все слова теперь будто бы были напрасными. Как повторения, которые казались бессмысленными. Куда девалась та легкость, с которой я вела диалог с ним в Таиланде? «Какой твой любимый цвет»… Эта фраза была безопасной, и я спряталась вновь… за нее.
«Синий. Голубой» – написал мне в ответ Бэнк спустя два часа. – «А твой?»
«А у меня любимый цвет – белый», – ответила я.
Бэнк выслал в сообщении несколько пятерок и смеющийся эмодзи. «Как так вышло, что я тогда в баре был в белом, а ты – в голубом?»
Так потихоньку мы начали, задавая друг другу различные вопросы и отвечая на них, переписываться. А затем и общаться по видеосвязи. Разница во времени, да и занятость по работе не позволяли нам видеться более двух, или трех часов в сутки. И все же, личные дела мои сильно от этого «поплыли». Я не была настолько сосредоточена ни на английском, ни на рисовании, ни на одном своем занятии, как прежде. А также совсем забросила тайский язык. Хоть и логично было бы взяться за него с особым усердием: хотела же я лучше понимать дорогого моего собеседника! Но эти встречи онлайн теперь владели полностью всеми моими мыслями. Никогда еще мне не было так трудно работать и жить в те долгие, бесконечные часы, когда я не видела такого милого для меня, его лица.
Этот период моей жизни, когда я сумбурно, не всегда четко, объяснялась с Бэнком, дал мне возможность вполне ощутить, как сложно нам было бы вместе. Языковой барьер очень мешал мне с ним общаться. Но ведь это мой Бэнки! Он потихонечку развеивал опасения. Он будто бы взял меня за руку и осторожно, бережно повел рядом с собой по узкой и тонкой тропинке, вокруг которой темно. А на тропинке был свет, и спокойно, и со всем можно справиться.
Я часто что-то хотела ему рассказать, что было для меня важным, что трогало мою душу, чем хотела с ним поделиться… И тогда я, прибежав к нему, начинала вдруг говорить спонтанно, взволнованно, по-русски. Потому что на английском, а тем более – на тайском я не могла подобрать таких слов, которые бы соответствовали вполне моим чувствам, могли бы их передать… И Бэнк кивал головой, слушал спокойно, давал тишину, ту самую необходимую тишину, которая успокаивала мои мысли. Он будто бы понимал меня, и кивал головою, и, склонив голову на бок, прикрыв немного глаза, говорил иногда: «Keep talking. Continue, Bright»
Так, за время нашего общения, за эти полтора месяца, я стала больше ему доверять. И у меня появилось чувство нежности по отношению к нему. Тихой, молчаливой нежности, которой я не испытывала никогда ни к кому больше. Это было новое чувство. В день его рождения (25 ноября) я выслала видеоролик, в котором просто сожгла свечку на маленьком торте с его именем. Я никогда так еще никого не поздравляла: без бури эмоций, без громких радостных слов пожеланий. Позже, когда подходил к концу его день, мы с ним просмотрели все клипы с поздравлениями и рассмотрели подарки… И после того, как он отпраздновал с семьей и друзьями, он уже ночью пришел ко мне, в видеочат. И снова мы молча смотрели друг на друга, улыбаясь, перекинувшись лишь несколькими фразами. «Молчать и улыбаться – это основное, что я могу рядом с ним» Я вдруг вспомнила фразу, которую однажды прочла в одном из комментариев к «Божественной комедии» Данте: «Рай – это то место, где человек всегда с Богом, созерцает Его лицом к лицу» Моим же Богом и Раем с некоторых пор стал Бэнк. В конце концов, я была уже очень счастлива от того только лишь, что могла ежедневно смотреть на него.