Сила девственной природы/Я знаю язык деревьев (2/2)

1-4

Коридор, по которому они шли, был белым, его можно было назвать стерильным, потому что это слово сразу же выскакивало в голове при взгляде на него. Ничего лишнего, только пластмассовые плитки на стенах, керамические или какие-то похожие на полу и белые деревянные двери. Впрочем, деревянные ли Мирон уверен не был. На дверях были только выпирающие чёрные наклейки-цифорки. Этаж был, вероятно, тридцатый, потому что белые пластиковые окна выходили на далёкий город, утопающий в своей жизни где-то там внизу. Пару небоскрёбов стояли по сторонам, показывая, что можно пройти и ещё выше.

Наконец они свернули и остановились рядом с дверью. В следующем за ней помещении была развилка. Ему сказали проходить в левую дверь, поэтому Мирон сразу же уточнил и напросился посмотреть, что находится за правой. Как оказалось, за ней была смотровая комната. Огромное панорманое стекло, матовое и, вероятно что, тонированное с другой стороны. Перед ним несколько письменных столов, компьютеры, ноутубки, куча бумаг и папок, человек пять в белых халатах, поверх своей повседневной одежды.

Этого и стоило ожидать. Разговор тет-а-тет точно не получился бы. На него в любом случае надели бы жучок, а если и не на него, то на «него», и облепили бы ими всю комнату. Так что это было даже честно.

Через стекло Мирон увидел сидящего за белым столом со стеклянной столшницей парня, он постоянно молотил по ней кончиками пальцев, оглядывался, и нервно, и скучающе одновременно. Значит, ему не в первой находиться в подобной комнате одному — он привык. Русые волосы, то тёмные, то светлые в отблеске лампы, были на вид мягкими и чистыми, чёлка с одной стороны норовилась закрыть и бровь, и ещё отхапать немного обзора у глаза.

Куда старше, чем раньше, но всё ещё слишком маленький. Ему сейчас только должно исполниться семнадцать лет. Подростком он и выглядел. Мирон коротко улыбнулся и без лишних слов отправился к нему в комнату.

Стекло и правда оказалось тонированным. Это было совсем не удивительно.

— Привет, Слава, — мягко поздоровался Мирон и подошёл к столу. Его стул стоял сбоку, он переставил его напротив Славы, спиной к зрителям, сел.

— Привет, — рассеянно отозвался тот, подняв на него голову.

Мирон понял, что тот его не совсем узнал. Это его не расстроило, отчего-то даже рассмешило. Но после его лицо перестало улыбаться, исказившись хмурым видом. Славины длинные аристократичные пальцы были в мелких ранках, ладонь тоже. Кожа была сухой, трескалась.

На столе по центру была выемка с землёй, в ней росло какое-то маленькое зелёное растение. Мирон его признал, но само название не вспомнил. Ему было главное, что оно не ядовито.

— Зачем ты калечишь себя?

Слава по-детски и по-котячьи нахмурился и округлил глаза и губы, весь его вид так и протестовал против этого заявления. Он махнул раз-другой головой.

— Оно само!

Мирон качнул головой.

— Ты один не сможешь сделать много, как бы не старался.

Чтобы ободрить и показать, он протянул к его рукам свои, накрыл их и погладил. У Славы в глазах что-то блеснуло, он сперва испугался, отпрянул и нахохлился, как воробушек, но потом медленно вдохнул и успокоился. Всегда успокаивался, когда чувствовал защиту и усиление.

Ладони лежали на столе, Слава посмотрел на растение перед собой, и оно сразу же стало расти. В итоге оно приняло форму аккуратного кустика с красивыми цветами. Мирон кротко ему улыбнулся, отпустил его руки и устроил свой подбородок на переплетённые пальцы. Слава с испугом и восхищением смотрел на свои руки.

— Ты всегда так мило пугаешься, — ласково сказал Мирон. — И когда бабочку в детстве испугался, так же глаза округлил. Ты всё такой же ребёнок.

— Я не испугался её! — воскликнул в негодовании Слава, а потом несильно надул губы и отвернул голову.

Мирон хохотнул.

— Ты это помнишь?

— Да-нет… не знаю. Вроде да… Ты обещал всегда быть рядом…- сильно нахмурившись, вдруг сказал Слава. Он выглядел так, словно бы стал совершенно беззащитным. Ещё он боялся.

— Хм… — грустно промычал тот. — Верно. Очень сожалею, что не смог этого сделать. Так сложились обстоятельства. Я не мог тебя найти, ни тогда, ни после. Исправляюсь. Что ты вообще помнишь?

— Практически ничего.

— Ты был маленьким, — кивнул Мирон. — Слишком маленьким, понятно, почему не помнишь. Михаэля тоже не помнишь, да?

— Тот, кто к нам приходил? — с надеждой спросил Слава.

— Да, к нам приходил в основном он.

— Что случилось?

— Случилось?

— Да… Почему мы… что произошло, почему мы перестали там… Я не знаю, как сформулировать этот вопрос, — вздохнул Слава. — Из-за чего мы больше не… живём там?..

— Дыщ, лес, погоня, — бросил в ироничной манере Мирон и качнул головой. — Какой смысл тебе знать, что случилось, если ты даже не помнишь, как было до этого и что было? Меня-то помнишь?

— Ты всегда был рядом, — нахмурился Слава. — И защищал…

— Я бы с радостью, но в то время защита тебе не то, чтобы требовалась. Ты был самым ценным тогда, все пеклись о твоём здоровье и воспитании. Ты их совсем не боялся, только разве что после некоторых происшествий, которые, врочем, были абсолютно безопасны для тебя, хотя и весьма ресурсо-эмоционально затратными. В любом случае, темноты ты боялся куда больше, а больше неё только одиночества. Не смотри на меня так, я всё помню, знаю все твои страхи и прекрасно тебя понимаю, по крайней мере твои чувства. Помнишь, как ты приходил ко мне ночью? Забавно, но в своей кровати ты и не спал никогда. Михаэль ничего на это не говорил. Никто ничего на это не говорил. Пока всё идёт правильно, на подобное можно закрывать глаза.

— А как правильно?

— Хм. Как в сказке. Помнишь сказку? Ты её раньше любил.

— Про рыцаря и его оруженосца? Вроде помню. Или нет.

Мирон коротко усмехнулся и кивнул.

— Давай расскажу тогда. Жил однажды рыцарь. Мил, красив, высок и из древнего знатного рода, подобных ему уже не было и никогда бы потом не стало. Королевство было заурядным, с его гражданами и даже со знатью рыцарь особо не контактировал. Он любил странствовать вместе со своим оруженосцем по далёким диким местам. Как-то раз позвал его к себе король с просьбой спасти украденную злым волшебником дочь. Юная принцесса сидела в темнице далёкого давно заброшенного замка. Путь к нему был непростым и долгим, но рыцарь и его верный воссал вместе смогли пройти все сложности и в итоге оказались возле ворот огромного серого замка. Он к тому времени был уже на четверть разваленным и сильно зарос дикой травой. Пройдя ворота, они услышали словно бы вой сотни собак и почувствовали запах горелой и будто гнилой плоти. Вскоре из-за стены замка вылез огромный бордовый дракон. Его пасть была высотой в четыре метра, подбитые крылья, полностью усенные дырами, имели острые концы. Одной лапой зверь мог разрушить ползамка. Его шею опоясывал железный браслет, от которого шла вдаль громадная цепь. Рыцарь нанёс монстру пару ранений, оставил дракона на своего оруженосца и бросился в замок. Он был огромен, поэтому ему пришлось повозиться, прежде чем он нашёл заточённую принцессу. Когда рыцарь наконец нашёл темницу и разобрался с массивным замком на дверях, он увидел перед собой грустную и миловидную внешне девушку с вьющимися каштановыми волосами ниже плеч. Она упала перед рыцарем на колени и стала просить оставить её вместе с волшебником, а родителям сказать, что её давно уже нет в живых или что-нибудь подобное. Рыцарь поразился такой просьбе. К нему подоспел его воссал. Узнав о возникшей проблеме, он посоветовал рыцарю сделать всё так, как говорит принцесса. Когда рыцарь согласился и пошёл прочь из замка, оруженосец ненадолго задержался в башне. Скоро он догнал рыцаря и они вдвоём отправились обратно. Королю они рассказали уже известную версию, тот опечалился, выдал рыцарю награду за храбросить и отстал от него. Король спокойно продолжил править, у него было ещё несколько дочерей, не сказать, что он как-то сильно опечалился гибелью одной из них. О принцессе и волшебнике с тех пор никто больше не слышал.

— А дракон?

— О драконе тоже больше никто не слышал, — лаконично добавил Мирон.

— А зачем оруженосец задержался в башне?

— Кто знает? История умалчивает это.

— А других сказок не было? Я почему-то помню только эту.

— Не было, тебе рассказывали только такую сказку.

— А тебе рассказывали другие?

— Основа сказки всегда одна. И сюжет одинаков. Небольшие изменения для тебя вообще не должны играть роли.

В его словах было что-то массивное, утяжеляющее. Слава коротко нахмурился, но потом кивнул и больше спрашивать не стал — он знал, что ему не нужно знать больше того, что ему говорили. Его пальцы то и дело задевали друг друга в нервном жесте, смотрел он преимущественно в стол. Было понятно, что его ещё что-то волнует и что он попросту нервничает. Мирона этот факт не радовал. Он качнул головой и накрыл его руки своими. На этот раз Слава не отпрянул. Его взгляд остановился на чужих ладонях и стал мягче и спокойнее.

— Так что всё-таки случилось и зачем нас держали там?

Мирон лукаво улыбнулся ему.

— А какая ты думаешь у этого была причина? К тому же, отчего ты спрашиваешь у меня? Не я проводил все те эксперименты. Меня создали лишь в помощь к тебе, тебя — понятия не имею зачем и даже не хочу иметь. У людей никогда нет чистых умыслов для этого. В том числе и сейчас.

— Михаэль был хорошим, — осторожно сказал Слава.

— Хорошим, — всё с такой же лукавой улыбкой ответил Мирон. — Настолько, насколько хорошим может быть человек его профессии.

— Это разве зависит от этого?

— Всё от чего-то зависит. Какая на то разница? Михаэля давно нет в живых. Что говорить об этом? Не смотри на меня такими печальными глазами, ты же его даже не помнишь. Беспокойся лучше о себе, а ещё лучше — не беспокойся вообще. Это по правде лишнее действо. Что тебе рассказать? Ты так уверен, что я всё помню? Или ты просто надеешься на это?

— Не знаю. Мне почему-то кажется, что ты помнишь.

— Даже если я и помню, почему должен говорить об этом незнакомым людям? Ответь лучше мне, как ты себя чувствуешь? Как оказался здесь? Вопрос на вопрос, ответ на ответ, всё по-честному, так ведь?

Слава слабо улыбнулся и кивнул, его пальцы зацепились за пальцы Мирона, и после этого ему удалось задышать спокойнее и собраться с мыслями для ответа. Было видно, что ему не сложно говорить в моральном плане, ему просто трудно об этом вспоминать, потому что ненужные и неприятные события крайне быстро стираются из его головы. Мирон прекрасно помнил об этой его особенности, поэтому вопрос задавал только для общего понимания.

— Я помню, как жил у какой-то женщины. Там был ещё ребёнок моего возраста. Я… не хотел с ними разговаривать. И быть с ними. Потом была другая женщина. У неё была добрая улыбка, но я её боялся. Мне почему-то казалось, что тогда я боялся всего. Она часто ругалась на картинки. Потом мы много куда с ней ходили, часто по странным синим и белым коридорам. Они были тёмными и… грязными. А потом было много врачей.

— Российские врачи — отдельный вид врачей. Ты ничем не болен. Ты таким родился. Что же они нашли у тебя?

— Не знаю. А что должны были?

— Ты здесь уже долго, — заключил Мирон. — Тем лучше. Мне только странно, почему ты так спокойно реагировал на чужих людей?

— Откуда ты знаешь, как я на них реагировал?

— Я не знаю как именно, я вижу только последствия. Раз ты ещё здесь и в таком состоянии — ничего особо страшного тебе не причиняли. К разным медицинским процедурам ты и так привык с детства. Но к людям — нет. Ты всегда пугался всего нового, а особенно людей. Неужели это изменилось?

— Ты будто бы меня так прекрасно знаешь, — фыркнул Слава и не удержался — сложил на груди руки и отвернул голову. Ещё одная детская привычка, от которой он так и не избавился.

— Дашь мне возможность — устраню все пробелы своего незнания. Как-никак, а твоя жизнь у меня в приоритете.

— Почему?

— Потому что меня создавали для тебя, — усмехнулся Мирон. — Кому ещё ты можешь доверять без всяких лишних мыслей?

Мирону надоело сидеть. Он поднялся, размял спину и шею. Слава смотрел на него с каплей настороженности, но всё же его инстинкты говорили: «не бойся», поэтому очень скоро он полностью расслабился и смотрел на него уже только с интересом. Мирон обошёл его, встал со спины и положил ему на плечи руки.

— В тот день не было ничего необычного, Слав, — сказал Мирон ему на ухо, глядя прямиком в стекло, за которым должно было сидеть несколько людей. Они все видели его неотрывный взгляд на себя, кто-то содрогнулся. — Мы сидели в нашей комнате, уже собирались спать. Ты во что-то играл и никак не хотел залезать в кровать. Потом вдруг раздался громкий звук. Затем ещё и ещё. Это были не хлопки, а словно что-то врезалось и разгромило всё, что можно. Пол дрогнул, звук оглушил нас. Стала звучать сигнализация. Полил дождь. Мы отбежали в угол. Вдруг потолок «порвался», его обломки стали сыпаться вниз, в центре комнаты была какая-то огромная железная штука. Ты испугался и скрыл нас. Через…

— Там был Михаэль? За двер… — проговорил Слава, вспоминая что-то.

— Нет, — прервал его мысли Мирон, словно топором обрубил, и невозмутимо продолжил свой рассказ, потому что этого Славе тоже помнить не полагалось:

— Мы вылезли из укрытия. Пыль ещё стояла вокруг. Ты поднял нас наверх. Мы оказались в лесу. Было очень темно. К тому же моросил дождь. Мы побежали в какую-то сторону, потом скрылись среди кустов. Мимо нас ходили люди. Я велел тебе молчать, и ты молчал. Когда путь расчистился, мы вновь побежали. Так мы выбежали к дороге. Ты испугался внешнего мира, запллакал. Мы всё ещё бежали, нас чуть не сбила машина. Ты устал. На нас была спальная одежда. Нам было некомфортно, мы испачкались, поэтому мы и решили сделать передышку. Вышло не особо хорошо. Там были собаки, машины, крысы, люди, темно и сыро. Я и сам не понял, как потерял тебя.

Закончив на трагичной ноте рассказ, Мирон сжал пальцы на Славиных плечах, наклонился к его уху и едва заметно прошептал:

— Сделай шар.

Слава вздрогнул, по его шее пробежали мурашки, но в ту же секунду из пола начали расти корни. Живые, как щупальцы или змеи, очень твёрдые со стойким ароматом дерева, не хватало только листьев и земли. Прошло буквально мгновение и Мирон со Славой оказались окружены поглощающей всё темнотой. Корни имели несколько слоёв и шли так близко друг к другу, что не пропускали и капли света. Воцарилась мёртвая тишина, в которой было слышно только их дыхание. Мирон поощрительно погладил его по голове.

— Я снова с тобой и надеюсь, что теперь смогу выполнить своё слово. Не бойся меня, я никогда не захочу навредить тебе, этого противоречит моей природе.

— Я не боюсь.

Славина голова доверчиво прильнула к находившейся позади груди. Мирон нежно перебрал пряди его волос.

— Я видел как ты рос. Представь себе, ты старше меня. Когда я появился на свет, ты уже пять лет созревал в огромной стеклянной колбе, и потом очень медленно рос, когда тебе было всего пару месяцев. Тебе интересно всё из прошлого? Да и из настоящего, да? Я помогу тебе узнать то, что нужно.

— Потому что ты был создан для этого?

— Да. Потому что. Это единственная цель в моей жизни. Моя жизнь — твоя жизнь. Давай не будем надолго уединяться. Это будет нервировать этих людей. Хотя, если захочешь, мы можем попробовать сбежать. Это не так сложно.

— Зачем?

— Если не хочешь, значит незачем, — кивнул Мирон и ещё раз погладил его по голове. — Открывай шар.

Спустя секунды корни начали расходиться в стороны. Снова стало светло. Даже слишком. Перед ними образовались люди в белых халатах. Человек пять, из них две девушки. Мирон держал ладони на Славиных плечах и холодно смотрел на перепугавшихся учёных. Возникла заминка. Пауза, во время которой было непонятно, что нужно говорить.

Хотя Мирон и не собирался говорить.