Сила девственной природы/Я знаю язык деревьев (1/2)

1-1

— Смотри, что я тебе принёс, Слава, — тёплым голосом говорит мужчина в белом до щиколоток халате. В комнате темно, горят только лампы возле детских кроватей. В этом тусклом рыжем свете халат приобретает очаровывающие глубокие оттенки. Мужчину зовут Михаэль, он присаживается на одно колено на пол и ставит перед собой пятилитровую банку. Откручивает крышку и аккуратно достаёт из неё какой-то предмет.

Слава уже успел радостно подбежать к Михаэлю и теперь стоял в нетерпении, ожидая увидеть, что же ему принесли. Его детские сильно раскрытые голубые глаза перестали искриться любопытством и округлились от испуга. Он пискнул и забежал за Мирона. Ограда из него казалась ему самым надёжным укрытием.

— Что это? — осведомился Мирон, осторожно вытягивая голову. Славина макушка показалась из-под его плеча.

— Это бабочка. Морфо. Не бойся её, Слав, она тебя не укусит.

— Она никак не может навредить?

— Нет, Мирон, — хохотнул Михаэль. — Не может. Иди сюда, Слава. Не бойся. Хочешь на руках её подержать?

Мирон протянул ладонь, Михаэль опустил на неё бабочку, отпустив её крылья. Она расправила их, и странный коричневый рисунок сменился нежным голубым цветом.

— Это правильно, что ты её боишься, Слава. Всегда нужно бояться всего нового. Вдруг оно опасно, никогда не знаешь это наверняка, поэтому всегда нужно подстраховываться. Например, если бы я принёс паука, Чёрную Вдову, твоя реакция была бы самой правильной из возможных. Потому что этот паук очень ядовитый, и может одним укусом тебя убить, — ласковый взгляд Михаэля соскользил от Славы к Мирону и стал строже и серьёзнее. — Всегда нужно различать опасность и здраво подходить ко всему новому, а порой и к давно изученному.

— Как узнать опасность? — спросил Слава.

Мирон ему ответил:

— Ты всегда в безопасности, я ведь рядом.

— А если вдруг не будешь рядом!

— Тогда опасайся всего.

Михаэль кивнул и, прежде чем встать, потрепал Славу по волосам.

— Верно. Тебе не о чем беспокоиться. Бабочки живут среди растений, — продолжил он свой рассказ. — Деревьев и цветов. Питаются нектаром. Их личинки — листьями. Во всём, что ты создаёшь, живёт множество разных существ. Бабочки, жуки, пчёлы и осы, другие разные насекомые, а ведь ещё птицы и другие животные. Даже люди не могут без растений. Ну ладно, чего я нагружаю тебя перед сном, да? Ложись давай. А я пойду, — улыбнулся он. — Помести бабочку обратно в банку.

— Расскажи сказку!

— Ох, ты же её наизусть знаешь. Давай Мирон тебя уложит. Неужели ты спать не хочешь?

— Не хочу!

— Но хочешь ведь.

— Нет, не хочу!

— Точно-точно?

— Точно-точно! — уверенно подтвердил Слава.

— И что же тогда делать?

— Поиграй с нами!

— Во что ты хочешь поиграть?..

1-2

Морщины в юном возрасте говорили о многом, однако они были вполне обоснованны хотя бы его типом лица. При улыбке глубокие ямочки в уголках губ, когда же он едва хмурился, брови сразу же спешили рассказать об этом всем. Его черты лица были настолько живыми и подвижными, что отчасти пугали некоторых людей, ведь по характеру Мирон был тихим и скрытным. Мало с кем разговаривал, не заводил друзей и не посещал мероприятий, которые были свойственны его возрасту. Интересовался он буквально всем, впитывал разную информацию как губка. Обо всём плохом и хорошем он рассуждал с «философской» точки зрения, называя всё заведомо ложным, непредсказуемым и опасным. Даже чужая доброта могла сулить беду, поэтому и её он остерегался.

Таким он был с самого детства, как Ян и Анна взяли его под свою опеку, когда тому было всего десять лет. Маленький и щупленький мальчик тогда показался им безмерно одиноким и несчастным. Его история была им неизвестна. Просто однажды он выбежал на трассу с перепуганным лицом, но ничего так и не сказал. Ни то, кто его родители, ни то, откуда он и чего боялся, чего или кого искал. Только сказал своё имя, и то не сразу, да возраст. Полиция так и не смогла найти его биологических родителей, его отправили в детский дом, из которого спустя пару месяцев он попал в приёмную семью.

Так получилось, что его новым родителям пришлось часто переезжать. Отец постоянно менял работу, это приходилось делать и матери. Один район менялся другим, одна страна другой. К новым родителям Мирон привык, но всё равно предпочитал обращаться к ним по именам, лишь изредко слетало с его губ «отец» или «мать».

Окончив одиннадцатый класс, он поступил в пристижный английский университет. Специальность у него была связана с литературой, в действительности же он изучал всё подряд. Как уже говорилось ранее, всю информацию он усваивал очень хорошо, поэтому быстро вникал и в политические интриги, и в финансовые дела крупных компаний, хорошо разбирался в биологии и химии, в разной военной технике и, что самое главное, в людях. Их он старался анализировать усерднее всего. Читал много книг по психологии, человеческой психике, изучал разные исследования, связанные с этой темой, постоянно сравнивал поведение людей, присматривался ко всем, замечая любые детали, говорящие за человека, обожал книжных персонажей, потому что и они многое рассказывали ему о людях, ведь были написанны такими же людьми.

И всё равно контактировать с остальными он старался меньше. «Замкнутый, но очень сообразительный и умный мальчик», точнее уже молодой парень двадцати одного года — так о нём говорили.

Родители к нему привыкли и любили, как своего родного сына, меж тем Анна ждала ребёнка. Мирон её с этим поздравил, однако после выразил желание в связи с этим начать жить отдельно. Ему не то, чтобы хотелось контактировать с ребёнком, по сути новым членом семьи.

Но переехать он не успел.

1-3

По телевизору новый президент США рассказывал о своей политике и о своих планах на свой срок правления. Это была небольшая новостная вставка, которая вскоре сменилась локальными новостями Англии. Мало кому был интересен президент чужой страны. Выборы прошли гладко, без особых споров и громких дел. Новый президент так и веял реликтовостью, седые прилизанные волосы, мелкие серые глаза под широкой оправой очков. Даже Мирона не особо интересовал этот человек. Он не сулил ничего плохого, но так же и ничего хорошего. Был, так сказать, паузой на несколько лет для граждан своей страны. Остальные кандидаты были того хуже.

Анна Владимировна что-то готовила на плите. На сковородке шкворчало масло, а по комнате разливался приятный запах картошки, трав и тушёного мяса. Мирон сидел за столом напротив отца и листал новости в телефоне, бросая порой короткие взгляды в сторону телевизора. Отец корпел над своей новой диссертацией. В их семье ожидался запоздалый обед.

Однако вскоре кто-то позвонил в дверь. Мирон нахмурился, едва лишь, но это было очень хорошо заметно, и сказал родителям, что откроет. В дверном глазке он увидел трёх человек в гражданском, двое мужчин лет сорока и женщина в строгом английском костюме, с сильным пучком тёмно-русых волос и «природным» макияжем, делающим её возраст неопределяемым, а её на вид очень молодой.

Такой набор людей за дверью ему не понравился. Он замешкался, дверь приоткрыл несильно: только голова и пролезла в проём. Пришедших это не смутило. Женщина коротко улыбнулась, поздоровалась и представилась Еленой.

Жили они в Англии, в одном из средних по благополучию районов, в их доме жило помимо них много иммигрантов, один тоже из России. Старый и худой дедуля, у которого голова поехала ещё во времена СССР, не успел помереть Сталин. Однако язык у него был интересно подвешен. Мирон порой забегал к нему на чашечку чая, и каждый раз напрашивался на какой-нибудь рассказ из тех времён, когда люди дрожали в страхе от чёрных машин, от «чёрных воронков». Как все боялись доносов от своих соседей или близких, и как боялись очередной войны. Рассказывал он всегда интересно, поэтому Мирон и не прекращал к нему заходить.

Но это был единственный человек, говоривший на русском в этом месте, кроме их семьи. Остальные же даже не знали какой они национальности и не то, чтобы когда-либо прям интересовались этим.

Пришедшая же женщина и, вероятно, мужчины с ней, говорила на чистом русском, без всякого акцента. Она показала своё удостоверение, в котором говорилось, что она сотрудник ФСБ.

— Why are you so sure that I speak russian? — спросил Мирон, сильнее хватаясь за дверную ручку. Левой рукой он аккуратно выудил телефон из заднего кармана.

— Oh, sorry. I thought so…

— I left Russian when I was nine years old. Поэтому я вполне мог забыть свой родной язык. Без практики всё забывается. Прежде всего лучше спрашивать, Елена. Могу я спросить, зачем вы здесь и кто эти люди?

Елена нахмурилась, но быстро поправилась, и натянула на лицо подобие дружелюбной улыбки.

— Может быть, пройдём внутрь?

— Тогда это будет вторжение на частную собственность. Я гражданин Англии, не России. Если у вас есть ко мне какие-либо вопросы — обращайтесь в посольство.

— Мы просто хотели бы поговорить с Вами, касаемо…

— Если вы устроите нам встречу, может быть, подумаю об этом.

Женщина раздражалась тем, что её перебивали и не пускали на порог, однако от просьбы она смутилась слишком наигранно, из чего Мирон сделал вывод, что она его прекрасно поняла. Однако ответила Елена совсем по-другому, продолжая играть совершенно ненужный и раздражающий спектакль.

— С кем Вы хотите встретиться? С Вашими биологическими родителями?

— Тц, — цокнул Мирон и махнул головой. — Как будто вы знаете их. Я вызываю полицию.

Не успела Елена воскликнуть «погодите», как Мирон захлопнул дверь и сразу же закрыл её на все замки. Полиция уже была в пути, так как во время разговора он успел активировать спасательную кнопку на своём телефоне. Вернувшись на кухню, он сообщил родне о неожиданных гостях и вызванном наряде. В дверь пару раз ещё позвонили, а потом на его телефон пришло сообщение от неизвестного номера.

«Мы устроим вам с ним встречу»

Мирон хмыкнул и отправил насмешливо-вопросительное в ответ:

«С кем? :)))»

Потом, чтобы люди из ФСБ не ушли, он всё же открыл обратно двери. Они как раз направлялись по коридору в сторону выхода. Полиция в этом районе ехала со средней скоростью, да и в целом была не особо расторопной. Мирон не хотел отпускать улики того, что к ним приходили люди из Российских спецслужб. Если жандармы сделают протокол, он надеялся на резонанс дела и свою безопасность. Хотя сообщение на телефоне его очень сильно воодушевило. Он бы ответил «Хорошо» и поехал с незнакомыми людьми хоть на край света, однако разум не позволял ему действовать настолько опрометчиво.

Дело могло оказаться опасным, а посему должно было быть и очень громким. Это предоставляло безопасность не только ему одному, а им обоим. Мирон очень надеялся, всё это время надеялся, что не один жил неплохо всё это время, и вообще, что выжил не только он.

Сообщение и реакция Елены внушали надежду.

— Вы передумали? — неприятно улыбнулась она.

— Вы не можете забрать человека другой страны незаметно, — сказал Мирон, и по обновлённой улыбке Елены понял, что на самом деле при должных усилиях очень даже могли. Он очень обрадовался, что они этого не сделали. Вероятно, у них не было полных оснований полагать то, что он это он. А значит они не знали всей правды, если вообще знали что-нибудь стоящее.

— Мы не хотели никого никуда забирать, просто поговорить. Вам нечего нас бояться.

— ФСБ и «нечего бояться» стоят слишком далеко друг от друга, чтобы человек, работающий в этом органе самоуправства мог говорить подобные слова.

— У Вас очень плохое отношение к нашей работе…

— Не безосновательно.

Елена вновь подошла к двери, двое мужчин преследовали её, как телохранители. Вероятно, что ими они и были. Хотя внешне казались скорее самыми обычными операми, не слишком накаченным, но и не слишком хилыми. Из дорогого на них был только одеколон.

— С тех пор, как Вы покинули родной край, многое изменилось. Не будьте так предвзяты к органам правопорядка.

Мирон качнул головой.

— Моя версия мне нравится больше. В любом случае я не буду вам ничего говорить. И вообще, обращайтесь ко мне через адвоката.

— Послушайте, давайте решим дело тихо и мирно. Мы Вам ничем не угрожаем, только хотим побеседовать…

— Все допросы только в присутствии адвоката.

Елена глубоко вдохнула в полном негодовании, но сдержала себя в руках, оставив на лице прежнюю улыбку.

— Мы и не вызываем Вас на допрос, только хотим спокойно поговорить…

Она, возможно, хотела ещё что-нибудь добавить, но на этаже послышались шаги. Вверх по лестнице поднималось двое полицейских. Оба — мужчины пухлого вида, они о чём-то переговаривались между собой с северным акцентом, каждые их шаги глухо разносились по помещению.

Они подошли ближе, интересуясь вызывал ли здесь кто-либо полицию. Мирон вздохнул и ответил утвердительно, обрисовал ситуацию так: к нему в квартиру позвонили какие-то подозрительные лица, двое молчат, никак не представились, женщина говорит, что из ФСБ, ему неизвестно, насколько эта информация правдива. Елена явно была в глухом бешенстве из-за случившегося, ей пришлось мирно объясняться с полицейскими. На лестничную площадку вышли Ян с Анной. Ян сразу же потребовал объяснения, зачем к ним приехали из самой России и насколько корочка ФСБ настоящая. Полицейские списали все данные, один кому-то позвонил и говорил около десяти минут. В итоге он сказал, что это и правда люди из ФСБ, а потом попросил документ, разрешающий допрашивать граждан чужой страны.

«Послушайте, это же не допрос», не отступалась Елена. Английский у неё был хорошим, действительно её второй язык. Остальные ФСБшники молчали с хмурыми лицами, один несколько раз морщился. Проследив за его реакцией некоторое время, Мирон сделал вывод, что тот просто не совсем понимает некоторые слова и в душе материт акцент полицейских.

Решив добить в свою пользу ситуацию, Мирон сказал, что переживает за сохранность себя и своих близких. В итоге все поехали в участок.

Дальнейшие события тянулись слишком долго и быстро одновременно. Сперва муторные разговоры и составление протокола, потом так же мучили ФСБшников, Елена упорно отказывалась называть предмет их разговора. Мирон в свою очередь тоже, делая вид, что совсем не понимает о чём идёт речь.

Хотя понимал прекрасно, даже лучше, чем сама Елена. Но ему нужна была огласка, и вскоре он её получил с помощью знакомого адвоката. Оливия Дженнет, племяница подруги матери, сделала всё ровно так, как он и хотел. Дело случайно просачивалось в прессу, получая самые громкие и кислотные заголовки.

Оливия тоже спросила у Мирона, знает ли он причину, по которой по его душу приехали из самой России. Тот лишь загадочно ответил, что ему нужна защита, которую может гарантировать только огласка. Хотя он и боялся, что эта самая огласка потом может плохо закончиться. Но если бы всё разворачивалось в полной тишине, было б в разы хуже и опаснее.

Понадобилось почти семь месяцев и пару санкций и прямых вопросов королевы президенту России, чтобы дело наконец сдвинулось с мёртвой точки. Да! Дело дошло до самой королевы, чему Мирон был безмерно рад. Правда, чтобы это всё же случилось, ему приходилось очень осторожно открывать карты, так что в итоге он проговорился про «один эксперимент, в котором участвовал». Хотя и это не было не то, что всей правдой, а даже её частью. Но делу это дало хороший толчок. Англия начала запрашивать у России сведения по поводу этого эксперимента.

И она не то, чтобы их сразу же получила. Сначала Мирон получил защиту, полную, и неприкосновенность, а потом уже на встрече с представителем Российской власти попросил встречу «с ним», добавив, что и говорить он будет только «с ним», с остальными будет говорить его адвокат. Многие сразу же принялись гадать с кем именно «с ним». Самые частые и абсолютно неправильные предложения касались президента России. Кто-то говорил про начальника эксперимента, и опять бил мимо. Мирон был уверен, что все те люди уже давным давно мертвы.

Россия продолжала играть в игру «мы не понимаем о чём вы говорите», однако некий «эксперимент» всё же признала, но очень туманно, словно не до конца понимая, о чём именно идёт речь.

За несколько лет изучения разной информации, связанной с Россией, Мирон пришёл к развилке выводов. Либо власти и правда не знали о том, что было, то есть — эксперимент делался тайно от тогдашнего правительства, либо они знали большинство из того, что было, но просто отменно всё замалчивают, отыгрывая дурачков.

Через ещё месяц Мирон согласился уехать в Россиию с требованием, чтобы он мог связываться с адвокатом каждый день утром и вечером. Его родители не понимали этого. «Зачем тебе туда ехать?», негодовала Анна. Из-за стресса её беременность проходила туго, а она была уже на последнем месяце, и с дня на день грозилась родить.

Ответить на это Мирону было ровным счётом нечего. Одно лишь «надо».