Глава 3. Двести (1/2)
Вечером субботы на главную и единственную площадь Троста, озарённую закатным солнцем, выкатили две пустые бочки. Фарлан и Изабель споро толкали их, и бочки гулко гремели боками по потрескавшимся камням, привлекая всеобщее внимание. В провинциальном городке редко происходило что-то необычное, поэтому любое мало-мальское событие казалось значительным. Вот и теперь народ подтянулся поглазеть, что за шум происходит.
Фарлан и Изабель выкатили бочки в центр площади, взобрались на них и выпрямились на фоне вечернего безмятежного неба. Приосанились, видя всеобщее внимание, и принялись выкрикивать лозунги.
— Не хотим чужака в мэры! — кричала Изабель, бойко топая ножкой. — Не отдадим наш город залётному иммигранту! Дадим отпор! Голосуйте за нашего кандидата!
— Леви Аккерман каждому знаком! — продолжал Фарлан воодушевлённо. — Это пацан твёрдой воли и сильных убеждений! Уже десять лет он делает наш город чище! Голосуйте за Аккермана! Аккерман очистит Трост от коррупции, обмана и произвола!
— Завтра в полдень! — звонко восклицала Изабель. — Выступление нашего кандидата Аккермана с предвыборной речью! Приходите, ставьте подписи! Не будьте равнодушны к судьбе своего города!
Люди слушали крикунов, жали плечами и шли дальше. Некоторые даже не слушали. Но определённое внимание Фарлан и Изабель привлекали, и это их устраивало. Как и Моблита, наблюдавшего со стороны и ощущавшего гордость за проведённую сегодня работу. Леви же ушёл домывать подъезды, обязавшись вечером дооформить список своих предвыборных обещаний.
Главным сейчас было сообщить народу, что у них есть альтернатива, заинтересовать вариантами. В уездном городке было до того скучно, что люди хватались за любые местные новости, как за лучшие развлечения. И узнав, что столичному политику собирается противостоять уборщик, подметающий их плевки — не могли не раззадориться. Моблит надеялся, что они завлекутся хотя бы на зрелище, если уж не на обещания. По правде, он не особенно рассчитывал, что Леви сможет победить или даже набрать две сотни подписей. Но азарт предвыборной гонки уже вспыхнул в скромной душе тихого библиотекаря и разжёг надежду на то, что у их команды есть призрачный шанс на успех. Маленький, но есть.
* * *
А кандидат в мэры Леви Аккерман драил подъезды. Сперва себе в удовольствие, потом уже с раздражением, потому что возникли непредвиденные форс-мажоры. Во-первых, сегодня такса Бертольда не только обоссала лестничную площадку, но и уронила на ступеньки нечто более неприглядное, а какой-то мелкий кретин разнёс это добро по всем этажам. Мелкого кретина Леви вычислил довольно скоро: вернулся с очередным ведром чистой воды и увидел несущегося ему навстречу по лестнице Эрена. Оставляющего подозрительно знакомые отпечатки — точно такие же Леви отмывал уже по трём этажам.
— А ну стоять! — рявкнул он, грохнув ведром об пол. — Куда по мытому?!
Мальчонка что-то проорал на орочьем, вскочил на перила, скатился мимо и ускакал прочь с воплем «Оставь свой след в мире!» Кажется, это было каким-то слоганом из рекламы кроссовок.
Вечер прошёл в отмывании со ступенек размазанных и присохших собачьих экскрементов. Не считая дел в других, не менее замечательных подъездах.
В соседнем доме, например, под почтовыми ящиками появилась несмываемая надпись «Ж + М = ❤️»
— Какое восхваление традиционной семьи, — восхитилась миссис Рал, проходя мимо Леви, пытающегося оттереть буквы ацетоном. — «Женщина плюс Мужчина». Не отмывайте. Глазу приятно. Не то что эти киношные гомики. Одна показуха.
— Да что ты, — всплеснула руками миссис Кирштайн, идущая за ней следом. — Нет-нет. Не «Женщина плюс Мужчина», а «Жанчик плюс Микасочка». Ах, какие маленькие, а уже влюблены!
Леви цыкнул и продолжил своё дело. Он не был уверен, что речь шла о женщинах, мужчинах или вечно серьёзной девочке Микасе, которая, к слову, была довольно разрушительна и уже несколько раз ломала турник на детской площадке. Для девяти лет Микаса подтягивалась на перекладине получше многих олимпийских спортсменов. А на Жана даже не смотрела — всё её внимание привлекал сынок бывшего мэра.
Нет, по подозрениям Аккермана «М» в данном сокращении означало «Марко». Впрочем, этот вариант миссис Рал совсем бы не понравился. Марко был одноклассником Жана и являлся одним из самых приличных и порядочных детей Троста — не кричал, не хамил, не дрался, не разбрасывал фантики. Такого пацана Леви бы даже усыновил. И мало того, что мальчик вёл себя безупречно — он ещё и сдерживал разрушительные наклонности своего лучшего друга. Например, когда Эрен дразнился электросамокатом и Жан хотел двинуть ему в нос, Марко звал Жана покататься на велосипедах. А велосипеды, к слову, были быстрее и куда маневреннее самоката. В общем, мальчонки везде ходили вместе — после школы садились под ивой у реки и совместно решали домашнее задание, покупали одно мороженое на двоих, в сумерках ловили майских жуков и каждый день ходили друг к другу с ночёвкой — садились у Кирштайнов на диванчик или устраивались у Боттов перед маленьким очагом и читали позаимствованные у приятеля Конни комиксы про супергероев. Мамаши с обеих сторон умилялись, говоря, что мальчики растут как братья, называли их маленькими ангелочками и всё такое. Но Леви, как человек крайне внимательный, видел вчера, как Марко купил толстенный чёрный маркер. И подозревал, что отмывает сейчас со стены след именно этого маркера. Выходило, что даже ангелочки могут заниматься вандализмом, если кого-то обожают.
Как бы то ни было, к ужину Леви ощущал себя непривычно вымотавшимся и тихонько зевал, напоследок подметая улицу перед сном.
Фарлан и Изабель же, нашедшие начальника в таком состоянии, были бодры и полны энтузиазма. Впрочем, они и спали сегодня гораздо дольше.
— Братишка! — воскликнула Изабель, налетая на него сзади и запрыгивая на спину. — Йи-хааа! Город узнал о тебе! Задай им завтра жару!
Леви покачнулся от резкого наскока, но удержался на ногах и вскинул метлу в воздух, чтобы ненароком не поломать прутья.
— Думаете, придут? — спросил он, обернувшись. — У вас получилось их заинтересовать?
— Ну как сказать… — Фарлан почесал в затылке. — Интересоваться-то люди интересовались. И кто-то завтра наверняка придёт поротозейничать. Но тут какое дело: рассказываем мы, какой ты хороший, и что много добра и пользы принесёшь. Подходят бабульки, берут у нас листовки, охают, что ты молодец. А потом отворачиваются — и давай шушукаться, какой, мол, красивый мэр из центра приехал, и как при таком красавчике заживётся, и что надо бы им подолы постирать и ногти почистить, чтобы столичного гостя уважить.
— Тц! — Леви от разочарования едва не переломил метлу о колено. — Ебать они.
— Да ладно, — Фарлан пожал плечами, — вряд ли Смит польстится на местных старух, даже если они пойдут голосовать за него.
— Да я не из-за этого! — мрачно буркнул Леви. — Они, значит, платья для градского упыря постирают? А без него ходят засратые куриным помётом и считают, что это нормально. Нет бы постираться для себя! Я теряю веру в людей. Трагедия!
— Ты и так в них не верил, — напомнил Фарлан.
Леви фыркнул. Вздохнул.
— Ты справишься, — нежно сказала Изабель, успокаивающе поглаживая его плечи. Леви снисходительно вытерпел это, невзирая на свою нетактильность — под детским натиском непосредственной подруги он всегда сдавался и уступал.
— Конечно, справлюсь, — твёрдо произнёс он. — Не уступать же этому засранцу. Вот стану мэром — буду штрафовать любого, кто появится на улице в грязной одежде!
— И меня? — полюбопытствовала Изабель.
— И тебя.
Изабель хихикнула и бойко ущипнула его за бока.
— Диктатор! — поддразнила она. — Иди спать. Давай я домету.
В обычный день Леви не стал бы перекладывать на других свою работу, тем более, такую приятную, мирную и успокаивающую, как подметание улицы. Но сегодня он действительно чувствовал себя уставшим — возможно, из-за нервного напряжения, скопившегося где-то в груди и сжимающего там свою стальную пружину. К тому же, ему предстояло ещё сочинить завтрашнюю речь. Поэтому он согласился, передал метлу, раздал указания и направился домой, чтобы немного успокоиться перед важным днём. Мысли о первом и самом важном выступлении перед электоратом вызывали в душе смятение и стресс, вплоть до дрожи в пальцах, и Леви долго метался по квартире, не зная, за что взяться и с чего начать: с протирания пыли, готовки ужина или стирки. Всё валилось из рук, а в мыслях чем дальше, тем больше воцарялась паника. Отчего-то начало казаться, что он не наберёт и десятка подписей, что все и так уже уверены — присланный из столицы мэр будет мэром, а Аккерман — шут гороховый, выставивший сам себя на посмешище, решив тягаться в политике, в которой не смыслит. Конечно, куда уж ему, едва окончившему школу, против выпускника самого элитного университета? Даже если диплом Смита и впрямь был купленным — уж наверняка он разбирался в своём деле получше, чем какой-то там дворник. Постепенно накатывала паника, и показалось, что выйти завтра к людям — значит опозориться до конца своих дней. Ему всё равно не победить, но люди будут до скончания времён напоминать, как он облажался. И что за дурацкая идея — стать мэром? Работал бы себе и работал, делал бы то, что любит и умеет. Нет, какие-то амбиции взыграли…
Заваривая успокаивающий чай, Леви включил телевизор. Надеялся, что там покажут Смита, на которого можно будет поворчать для самоуспокоения, но сегодня в новостях показывали суд над Гришей Йегером.
— Я не хотел воровать! — оправдывался Гриша. — Но мне словно кто-то на ухо нашёптывал!
— Ну, ну, — усмехался Закклай. — Эдак тебе в другой раз кто-то нашепчет зверски детей поубивать. Иди с миром в тюрьму.
— Тц, — только и сказал Леви и выключил телевизор. Выхлебал три большие чашки чая, принял горячий душ… и нечаянно заснул, даже забыв завести будильник.
Ему снились выборы, где побеждает Смит — и, победив, идёт в толпу, чтобы пожать всем руки. А проигравшего дворника заставили идти следом шаг в шаг и подметать пепел от мэровской сигареты, который почему-то сыпался, как из ведра. Сон был долгий, то заканчивался, то продолжался, и Смит всё шёл и шёл, а Леви всё подметал и подметал, и так они дошли до марлийской границы, где обоих почему-то задержали и заперли на чердаке, заваленном опилками, и Смит хотел от стресса закурить, а Леви потребовал убрать сигарету, чтобы дом не загорелся.
«Загорится — и мы сбежим!» — радостно ответил Смит, чиркая зажигалкой.
Дом действительно загорелся, и они каким-то чудом сбежали по крышам. Пропаркурили три квартала, пока зарево пожара не осталось далеко позади, а потом Смит остановился и заявил, что курить полезно. Сказал, что с помощью курения захватит весь мир, и потребовал от Леви продолжать подметать за ним пепел.
Леви возмутился, но, к сожалению, не смог узнать, чем закончился сон, потому что его разбудил громкий и настойчивый стук в дверь.
— Мистер Аккерман! Мистер Аккерман! — доносилось с лестничной клетки.
Леви вскинул взъерошенную голову и с удивлением осознал, что солнце уже высоко, а птицы вовсю щебечут за окном. Циферблат на противоположной стене услужливо подсказал, что время близится к полудню, и что обеспокоенный организм старшего дворника провёл во сне больше половины суток. Впервые в жизни. Да ещё и потратил всё это время на подметание сора за ненавистным Смитом.
— Ну я его порву! — прошипел Леви, садясь на диване и потирая затёкшую шею.
— Мистер Аккерман! — снова позвали с лестничной площадки под усиленный стук. На сей раз Леви сумел узнать голос Моблита. Фыркнув, он подошёл к двери, отодвинул щеколду и распахнул скрипучую створу.
— Чё? — недовольно буркнул он, хотя и так очевидно было, «чё». До выступления перед горожанами оставалось минут пятнадцать, а Леви был ещё неумыт, непричёсан, голоден и обряжен в пижаму с пингвинчиками.
Моблит всплеснул руками, безмолвно высказывая свои возмущение и недоумение.
— Фарлан и Изабель с утра снова агитировали народ выслушать ваше выступление, — обеспокоенно сказал он. — Я ждал в библиотеке, чтобы просмотреть окончательную редакцию вашей речи. Уже полдень на носу, а вас всё нет и нет… Вы заболели?
— Не дождется, — буркнул Леви и пошлёпал босиком в ванную. — Хрена с два я отступлю и отдам ему свой город. Посиди на банкетке пять минут, ща соберусь.
— Эм... да, хорошо, — Моблит осторожно скользнул в прихожую, осматривая незнакомое помещение. — А можно я пока пробегусь по речи?
— Нет речи, — донеслось уже из ванной сквозь плеск воды.
— К..ак? — Моблит с озадаченным лицом приземлился на табуреточку, отчаянно пытаясь понять, как теперь быть: опоздание кандидата на собственное выступление, отсутствие у него заготовки для монолога… Учитывая, насколько Аккерман был немногословен и хамоват, это могло стать большой проблемой.
Леви не удостоил его ответом — почистив зубы и умывшись, метнулся в комнату, на ходу распахивая пижамную рубашку. Моблит почувствовал, что они близки к провалу — отчего-то судорожная целеустремленность Леви совсем не придавала веры в него. Даже напротив, Моблита искренне напрягало желание Леви захватить власть, лишь бы она не досталась столичному кандидату. Возможно, если они сегодня не наберут эти дурацкие подписи и будут высмеяны — оно и к лучшему. Не придётся позориться дальше.
Леви меж тем молчаливо метался по дому — натянул вчерашнюю футболку-поло, кинулся на кухню, включил шумный чайник, оттуда снова юркнул в комнату, запрыгнул в узкие джинсы, пальцами пригладил перед зеркалом взъерошенную со сна шевелюру, снова шмыгнул на кухню, заглотил в два укуса творожный сырок с варёной сгущёнкой, заварил чай из закипевшего чайника, выхлебал большую кружку, вымыл чашку, попутно протёр пыль с рейлинга над плитой — и предстал перед Моблитом.
— Я готов, — важно объявил он. — Идём.
— Я… э… свой школьный костюм принёс, — предложил Моблит, кивнув на рюкзак за плечами. — Может, его наденете?
— Вот ещё, детские шмотки донашивать, — фыркнул Леви, хотя Моблит был уверен, что пиджак девятиклассника ему будет великоват. — Я лицемерить не собираюсь, притворяться — тоже. Пусть Смит прячется под костюмом, который стоит дороже этой квартиры. А я выйду к людям таким, какой есть.
Моблит лишь вздохнул, следя, как он натягивает на узкие стопы белоснежные носочки и не менее белоснежные кеды. Представительности этому человеку определённо не хватало, но азарт бил через край.
* * *
Леви и сам удивлялся своему азарту. Казалось бы, только вчера вечером его затопила паника от осознания собственной беспомощности — и вот он снова бодр и готов сражаться за Трост и чистоту его улочек. Может, потому что проспал больше, чем когда-либо, отдохнул и набрался сил, а может, потому что во сне чёртов Смит снова разжёг к себе нехилое раздражение. Столичный хмырь снился ему вторую ночь — ну разве можно было отступить и позволить ему закрысить власть? Они встречались всего раз в жизни, но Леви уже считал его заклятым врагом. И по-прежнему думал, что где-то видел эту лосную физиономию.
К центральной площади он шёл бодро и целеустремлённо; Моблит семенил рядом, пытаясь подстроиться под короткий, но решительный шаг.
— И как же вы без плана? — вопрошал он с явной тревогой, почти в панике. — Что же будете говорить?
— Что сказать — найду, — отмахнулся Леви. — Это столичные тупари только с бумажки могут читать. А я — сам разберусь.
И больше не слушал беспокойное бормотание Моблита, что всё это крайне рискованно и может грозить их предприятию катастрофой. Катастрофа возникла бы, если бы до власти дорвался чужак.
Ещё с противоположной стороны моста они увидели, что на центральной площади собралась небольшая толпа. Фарлан и Изабель, стоя на вчерашних бочках, бойко зазывали всех под свои знамёна. Из наплечной сумки Иззи торчал планшет с бланками для подписей — главное оружие Леви в предстоящей битве. Вид публики, как ни странно, взбодрил его. Да, тут не было двух сотен человек — от силы два десятка — но тем не менее, это были люди хоть немного заинтересованные. Было, с кого начинать окучивание электората. К тому же, перед большой толпой Леви бы явно оробел — он хоть и привык общаться с жителями, ругая и их, и их детей за неопрятность, но всё же, был довольно нелюдимым. Не относился к парням, которые вечером идут выпить и потанцевать в местный клуб или подцепить какую-то девчонку. Фарлан разок убедил его сходить, но клуб был старый, сельский, вонючий и неопрятный, выпивку Леви не любил, а девчонки вообще были отдельным разговором. В общем, не ходил Леви по клубам, дружил только с Фарланом и Изабель, а вечера предпочитал проводить дома за своими личными делами, о которых особо не распространялся. Чёрча и Магнолию его немногословность устраивала, а на остальных ему было откровенно наплевать. Но теперь предстояло говорить много и убедительно, поэтому куда проще было начать с небольшой толпы.
Подойдя к бочонкам и словив свист от какого-то идиота, Леви снова ощутил нарастающую тревогу. Но, уже наученный, как с ней справляться, закрыл на мгновение глаза и представил перед внутренним взором мразотную харю курящего Смита. Беспокойство утихло, не успев заняться, а в груди снова заклокотала ярость, придавая смелости. Леви кивнул друзьям, спустившимся с бочек, и легко взобрался наверх сам. Толпа смотрела на него недоверчиво, выжидающе, кто-то — неодобрительно, кто-то — заинтересованно. Кашлянув, Леви оправил воротник и принял настолько важную позу, насколько смог. Говорить не хотелось, но говорить было нужно.
— Утра, — поприветствовал он, решив, что следует быть вежливым. Вспомнил, что уже день, и мысленно отругал себя за дурацкое начало. — Вы все в курсе, что наш город лишился мэра, и столичные чинуши прислали нам нового. Замену. Но насколько это справедливо?