1.21. (2/2)

Некоторое время он обдумывал, что может сказать, а что нет, осторожно пробираясь между острыми камнями старых тайн.

- Там действительно книги, три бамбуковых свитка, завёрнутых в шелк. Судя по виду, все это очень древнее. Но ни господин Се, ни Фо Е, ни уж тем более я этих свитков не раскрывали и не читали, так что про содержание…

- Но ты в курсе, как открыть сам ларец? - Слепой оглянулся с выражением «блин, я всем вам говорил».

Чжан Жишань рассеянно качнул головой, и, не заметив, вновь принялся вращать серебряный браслет на руке.

Конец мая тридцать восьмого года выдается жарким даже для Чанша. Гудит и плавится воздух в небе, посветлевшем до цвета старой бирюзы. Гудит и плавится мир, и мир вокруг Чанша тоже, и даже тот маленький мирок, что с таким трудом возвел и спрятал за замками Девяти Врат господин Чжан Большой Будда, он тоже гудит и плавится.

Но все это Жишань поймет потом, а сейчас он потеет в форме и спешит через бесконечные ажурные галереи поместья. У него еще очень много дел, и главная задача - убедить Госпожу перестать маяться дурью и уехать в Куньмин.

Первый, на кого он натыкается перед выходом во дворик с Буддой оказывается Восьмой господин Ци Тецзуй. Сегодня он явно собирался в спешке, волосы растрепанны и даже круглые очки сидят косо.

- Что-то случилось? - интересуется Жишань у приятеля.

- Мне бы поговорить с Фо Е, но у него гость, я не хочу заходить.

- Почему? - Фо Е любит Восьмого господина и мало кто из гостей, если только они не военные чины, может стать препятствием для радости от встречи.

- Он… он мне не нравится, - предсказатель мнется. - С ним рядом мне не хорошо. Он пахнет тайнами и чудесами, а ты знаешь, что я этого всего очень не люблю.

Жишань хмурится и осторожно выходит на террасу, останавливается у стола, за которым почти год назад они пили чай той дурной летней ночью. Сейчас стол пуст, стулья задвинуты, а чаепитий не было очень давно.

Напротив, у статуи Будды стоят двое - его родственник и командир, а также неизвестный в одежде из синей дабы и в шерстяном пальто-балахоне. Снаружи жара, но балахон запахнут, и капюшон надет, словно человек мерзнет или не хочет, чтобы его узнали.

Фо Е что-то говорит, гость поворачивается к нему, простое движение, но внезапное узнавание пронзает Чжана не хуже молнии. Он видел это движение всего лишь раз, год назад, но забыть не получится до конца дней.

Пальцы сжимаются на спинке венского стула, который адъютант сейчас опустит на чью-то тощую спину…

- Я знаю кто может его открыть, - Чжан Жишань медленно вернулся обратно, в этот раз с неохотой, понимая, что однажды такое воспоминание безнадежно оставит его в прошлом. Нет, сейчас не тридцать восьмой. Стула нет, поместья в Чанша тоже, а на дворе не май, а ноябрь, полтора месяца до Зимнего Солнцестояния. - Вопрос только в одном…

Он внимательно рассматривал людей перед ним. Цветочка и Слепца, плечом к плечу, дуэт, который кажется сам не понимает, насколько сплоченным вышел. Прищурившегося У Се, в голове у которого сейчас роятся и рассыпаются планы один другого грандиознее. Замершую встревоженную девушку с розовыми волосами.

- Вопрос только в одном. Если ларец украден, значит о том, что внутри и о том, кто может его открыть, знают и воры. Это очень плохая новость.

А еще это значит, что они в курсе не только того, как отрыть ларец, но и когда его открывают. До сегодняшнего дня на земле был лишь один живой человек, который это знал - сам председатель Чжан.

По-крайней мере он так думал. Но объяснить все это не мог, потому что дал слово, поклялся, так давно и такой страшной клятвой, что тайна умрет вместе с ним. Как и еще одна, другая тайна, его личная.

- Адъютант Чжан, - мундир на Фо Е сидит безупречно, но он осунулся и похудел, а в глазах тревога мешается с бесконечной усталостью. - У меня для тебя будет важное задание, но прежде я хочу тебя кое с кем познакомить. И заодно уладить разногласия.

Человек, стоящий спиной, разворачивается, соскальзывает капюшон, открывая жаркому солнцу безупречные черты лица.

Которое явно просит и стула, и кирпича.

- Знакомься, - тон, которым говорит Первый господин, не допускает возражений. - Это - Скиталец.

Парень делает несколько шагов по направлению к застывшему от такой новости Жишаню, протягивая руку:

- Вообще-то, Илун, - маску фарфоровой куклы вдруг раскалывает широкая улыбка, искренняя и живая.

Прошлое вновь вернулось, но в этот раз он не делал даже попытки воспротивиться памяти.

Восемьдесят лет…

Чжан Жишань ждал этого момента целых восемьдесят лет и ожидание, наконец, завершилось.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Выкладка второй начнется после нового года, не переключайтесь</p>