Глава 42.1 (1/1)
В предверии первого похода в Хогсмид, спустя две недели после начала учебы, София написала письмо Люциусу. Ей почему то казалось, что любящий интриги Люциус, согласится с ней поговорить, наведя на какие-нибудь интересные размышления касательно случившегося на кладбище. И, по словам Драко, Люциус этим летом часто и без объяснения причин куда-то отлучался, и это стало очевидным фактом поговорить с ним.
Потому что он явно что-то знал.
Эту заразу, любопытство, она, по-видимому, подхватила у гриффиндорцев этим летом. Узнать причину почему Темный лорд её не тронул, почему Теодор говорит о чести его возрождения, и почему Люциус в тот день так активно её защищал? Ответы ей были нужны хотя бы для того, что бы просто построить перед своими глазами картинку игры в войну, в которой она сыграла.
И вот, в субботу, у входа в деревушку Хогсмид, ровно в два часа дня десять минут, трансгрессироваший Люциус Малфой, озабоченно оглядывает станцию. Он здесь не был очень и очень долго, с тех пор, как Регулус Блэк выпустился со школы, а Эйвери прекратил таскать всех братьев по оружию в Кабанью голову. В голове пылает несвойственное ему чувство ностальгии и приятные воспоминания, например о том, как он ловко накладывал чары на себя и очаровательную пуффендуйку на год-два младше него самого, чтобы никто не увидел их силуэты удаляющиеся к заброшенному дому. Это для нынешних школьников он — лишь визжащая хижина, в которой водятся призраки. Во времена учебы Люциуса в этом заброшенном доме творилась история.
Он закусывает губу и глубоко вдыхает — окунаться в прошлое оказывается куда приятнее, чем он думал. Для этого нужны лишь определенные места. Его белые волосы разлетались на осеннем ветру, подхватывая его порывы, а чёрная кашемировая мантия, сшитая ровно по фигуре, не пропускала холод и из-за этого ощущения у Люциуса были наиприятнейшие.
Спустя минут десять, со стороны замка послышался неугомонный гомон — толпа школьников, радостно смеющихся, выбравшихся из учебной рутины, вышагнули в свободный мир, забыть об учебе на пару часов. Люциус им завидовал, где то глубоко в своей душе и не признавался сам себе в том, что его школьные годы были наполнены яркими моментами, забыть о которых он никогда не хотел, и лишь вздыхал, когда мимо него промчалась парочка школьников с Когтеврана, завидуя, что они свою жизнь быть может и не испортят, как он сам.
— Люциус! — знакомый выкрик, и через секунду, пробравшись через толпу, к нему вылетает на встречу София. Тугой конский хвост, нарумяненные щеки и коричневое пальто из овечьей шерсти, на перевес с высоким воротников бежевого свитера — Люциус лишь морщится, глазами обводя её внешний вид — магловская мода это не то, чем должна кичиться приемная дочь пожирателя смерти. — И я рада вас видеть, — улыбка до ушей, нахальная до смешка внутри Люциуса и цепкий, слишком холодный для такой, как София взгляд. Она не была идеальной, и никогда такой не станет — слишком громкая, эмоциональная, открытая и смехотворно меланхолична, хотя и с похвальным усердием всегда старалась в себе эти качества скрыть. София выглядела нелепо, с этим вырвеглазным рыжим нечто на голове она всегда была слишком яркой и эксцентричной: Люциус находил поразительное сходство между ней и сестрой Нарциссы Андромедой, выжженной с гобелена семьи Блэк. Пылающие сердцем, абсолютно не похожие на каждого в своей семье, они были словно порочными пятнами, кичившееся своей непохожестью.
Они простояли так около минуты, молча разглядывая друг друга. Мимо все сновали школьники, не забывая оглянуться на Софию и Люциуса, и тут же начинали шептаться. София прекрасно понимала, что это пошатнёт и без того её хрупкую репутацию, все больше и больше подтверждая слухи о её связи с Пожирателями смерти, но иначе было нельзя. Драко, когда узнал что конкретно сделала София, пришёл в ярость и не говорил с ней ровно сутки, пока ему не потребовалась помощь с трансфигурацией: он был огорчён и озадачен тем, что его отец согласился говорить с Софией, но ничего не сказал ему, Драко, персоне, хотя тот его сын. Малфой находил до жути обидным тот факт, что Софию, столь чистую и невинную, просвещают в дела пожирателей смерти, а он так и остаётся в неведение, считая это неправильным: не посветить будущего соратника в планы. Это звучало довольно пугающе: Драко Малфой в рядах пожирателей смерти. Сóфи слушать об этом желанием не горела, каждый раз так и представлялась жуткая картина как Драко пытает Грейнджер где нибудь в Лондонском переулке. Малфой искренне не понимал — пыхтел о том, что она не может убегать от предстоящего будущего.
Стоило толпе пройти, как Люциус оживился, и предложил дойти до ресторана «Акасмит», где он удосужился забронировать стол. Туда из школьников, разумеется, никто не ходил, и поэтому у самого дальнего здания в Хогсмиде вечно было пусто: разве что там любили побывать министерские чиновники с семьями, которых и удавалось иногда увидеть. Они медленно шли вдоль деревянных домов и магазинчиков Хогсмида, где от одного к другому не уставали бегать школьники. Третьекурсники, что впервые в жизни выбрались за пределы школы, горели желанием излазить все магазины в первый же день, а уставшие семикурсники вяло прогуливались, обсуждая предстоящий выпускной, уже надумывая, кто, сколько и с кем будет танцевать. София озиралась по сторонам: совсем неприятно, видеть тыкающих пальцем однокашников, да их взгляды, не предвещающие ничего хорошего. Там таилась лишь скрытая злоба да желание втоптать её вовнутрь почвы, чтобы черви сожрали; венец величия для них пал — они больше не стерпят ни черта, и не спасёт её ни связь с Малфоями, ни родство с Поттерами, ни защита Снейпа. Она предоставлена сама себе — против учеников, чьи суждения ограничены школьными сплетнями. И Сóфи клянётся: будь на её месте святой Поттер, хвалённый гриффиндорец с чистейшей репутацией, все бы жалели его. Такого невинного, беззащитного, и без того со сложной жизненной историей. В этом была драма их общества: все жалели бедных, маглорожденных и сирот войны, но как только дело касалось более привилегированных слоев население, их вечный благодетель закрывался: у тебя нет проблем, если ты не меньшинство.
Люциус открывает дверь в ресторан и пропускает её вперёд. Внутри витает аромат старого дерева и итальянских сигарет; вдоль стены на специальном стеллаже хранятся многовековые закупоренные винные бутылки, с соответствующим слоем пыли. Софии думается, что она совершенно не подходит под местный интерьер: здесь все какое-то «излишнее» не смотря на строгость и простоту интерьера, тут все буквально кричит о том, что это место не для простых смертных: вот официант: вовсе не домовик, а человек. В начищенных чёрных туфлях, маленьким каблуком отбивающий шаги под ритм Моцарта; картины, дороговизна которых исчисляется тысячами галлеонов в обычных деревянных рамах; бледно-зелёные обои с движущейся листвой; деревянные стулья столь старые и потрепанные, что на первый взгляд не вызываю ничего, кроме отторжения: слезшая темно-коричневая краска, протертые спинки и покошенная ножка на одном из них. Все это больше напоминало бар в Лютном, а не элитарный ресторан.
Люциус пропускает её вперёд, помогая повесить пальто и на пути подзывает официанта. Юный паренек, провожающий их до столика, пару раз невольно оглянулся и взглянул в глаза Софии, растерянно хлопая ресницами и неловко поджимая губы. София знала, о чем он думал, ведь невозможно было предположить, что остался хоть один, не читающий дурацкие статьи Скитер, и лишь картинно закатила глаза, кривя губы в лёгком презрении. Официант отодвигает ей стул, кладёт меню и обещает подойти через десять минут. Люциус очень правдоподобно делает вид, будто бы в этой посиделке нет ничего необычно, словно бы они проводят так каждые выходные и они самые родные люди на земле. Софии кажется это забавным, но не решается принять правила его игры: сделать вид, что все нормально. Все было настолько ненормально, что притворяться уже не было сил.
— Почему, Люциус? — тихо говорит она и мистер Малфой поднимает на неё взгляд пустых серых глаз: такой холодный и без эмоциональный, что невольно ей думается сбежать от сюда и что это идея была очень глупой: с чего она вообще взяла, что Малфой что-то станет ей рассказывать?
— Что именно, София? Почему я думаю заказать пасту, а не салат, или почему мы выбрали именно этот столик? — буднично говорил Люциус, отпивая из бокала вино.
— Бросьте, вы прекрасно знаете о чем я. Почему он меня не тронул, в тот день? Почему вдруг решил, что я стану его соратницей? — шепотом говорила она, чтобы не дай бог назойливый официант, будто бы только и желая услышать о чем они говорят, маячащий где-то возле, не услышал их разговор. Люциус, взмахом руки, попросил официанта удалиться из зала, и тот, быстро осознав, что позволил себе лишнего, ушёл на кухню.
— Это все довольно…сложно, я бы сказал. Начать нужно с первого прихода власти Лорда. Все началось очень мутно, и я не до конца знаю эту историю: её полную версию знают лишь три человека, и с двумя из них она ушла в могилу. Речь о Поттерах, разумеется, — сердце екнуло, и София невольно дернула рукой. Движение, столь резкое, не укрылось от Люциуса и он усмехнулся, — третий — Дамблдор, но и он скроет её до последнего. Я знаю лишь ту часть, в которую посвятил меня Лорд, и именно эту версию ты услышишь. Только ответь мне, София, не испугаешься ли ты правды?
— Нет, — твёрдо ответила она. Дверь, ведущая на кухню, скрипнула. Официант, извинившись за прерванный разговор, принёс им пасту, заказанную Люциусом и салат для Софии. София не боялась, лишь находилась в бешеном предвкушении, и, ожидание, пока Люциус насытиться карбнарой, тянулось довольно медленно. Она вяло ковыряла салат с креветками, давясь листами салатов, и раздраженно глядела на Малфоя-старшего. Он выглядел абсолютно непринуждённо и в этом его виде, который излучал долю легкого возбуждения было нечто несвойственное ему, и потому все это казалось ей до одури странным.
— Существуют пророчества. Ты и сама прекрасно знаешь об этом. И так уж вышло, что одно из них о Гарри Поттере. Мальчик, который соберёт в себе силы и одолеет Тёмного Лорда. Именно поэтому так важно, что бы мальчишка был мертв: для того, чтобы план по очищению нашего с тобой мира, был осуществлён, — глаза Софии округлились. Казалось то, что ей рассказывают — огромная тайна, которую никому не положено знать, но ей особенно будничным тоном рассказывает об этом Люциус, сидящий напротив в помещении, в котором любой все может подслушать. Странная буря эмоций смешалась в груди, и София не особо понимала, как стоит на это реагировать. Убить Поттера? Это смешно. Она не до конца понимала, как мальчишка способен противостоять тому ужасу, что застала София на кладбище в июне? И то, как об убийстве подростка рассказывал Люциус: ни одна мышца на лице Малфоя не дрогнула, сохраняя привычное для себя спокойствие. — А второе, моя Софи, про тебя. — Внутри что-то колется. Непонятная волна, искажающая толи страх (который, мыслями в голове, она пыталась сдерживать, твердя, что боятся в нынешнем положении — удел грязнокровок. Нервно сжимает руки в кулак под столом, красными ногтями впиваясь под кожу, оставляя небольшие шрамы, но на лице оставляя напускное спокойствием. Люциус ухмыляется, треся белоснежными волосами и оглядываясь назад — проверяя, все так же ли они одни в ресторане. У Софии в голове одна мысль: брехня! (но отчего-то она все равно беспокоилась). Пророчества — вещь противоречивая, поддающаяся только воле случая и по мнению Софии, если о ком-то вдруг и существует пророчество то ему не обязательно его знать — тогда она и не исполнится. Но было в этой ситуации что-то, подсказывающее на то, что процесс исполнения уже запущен: остаётся только ждать свой выход на сцену. Она нервно смеётся, всем видом показывая что это бред сивой кобылы и верить в это она не собирается. Лучше уж показывать напускное спокойствие, чем пасть в глазах Малфоя-старшего как испугавшаяся серая мышка. Он, тем временем, как ни в чем не бывало, продолжил, — Оно гласит, что грядёт тот, способный уничтожить главного врага своего, главного врага людей. И, это лишь отрывок из него который знаю я, и Лорд, ну и, теперь ты. Поэтому Тёмный Лорд не тронул тебя, Софи. Ты нужна ему и всему магическому сообществу чтобы уничтожить Гарри Поттера.