Глава 42.2 (1/2)
***</p>
Драко сощурился от тусклого света лампы в «Трёх мётлах». Ему тут не нравилось от слова совсем и он согласился провести тут время только потому, что Панси обожала пить сливочное пиво с паточными помадками, слушать нелепые разговоры других учеников и с особой возбужденностью рассказывать Драко о своих будничных нелепых делах. Паркинсон сидела напротив, вся из себя кричащая о превосходстве над другими, вычурно дорогая и очаровательна пуста. От неё пахло дорогими духами: что-то, буквально веющее осенью: тыквенный мусс, зацветающие листья деревьев и жжённая древесина. Пахло по домашнему уютно, но вовсе не то, что могло бы хоть как-то заставить Драко встрепенуться и вслушаться в каждую нотку аромата.
Панси была до одурения пустой внутри: старалась рассуждать о писаниях Аристотеля и рассматривать картину мира с более философской точки зрения, что бы хоть на долю секунды в глазах Драко промелькнула искра интереса. Но Малфой был пуст снаружи: лучше бы Паркинсон и дальше продолжала щебетать о новой коллекции одежды, не создавая никакой ассоциативной связи между ней и Софией. Паркинсон скрывала это как могла, но для того, чтобы заинтересовать Драко, она была готова стать кем угодно: и Софией в том числе. И из этого становится ясным и то, почему её так задевает назначение старостой Снейп, и излишние желание быть ближе, и замудренные книжки в ручной сумочке, и даже чертов берет на хрупкой маленькой головке. Он не слушал ее уже минут десять, но все, что она говорила улавливал, на тот случай, если она на него разозлиться и придётся искать оправдания. Голова юного Малфоя была забита совершенно другим, хрустально серые, почти прозрачные пустые глаза, глядели в пустоту коридора бара. Иногда, выражая удивление сказанному Панси, он вздергивал брови и со всем не по обычному холодно улыбался.
София была в ресторане с отцом.
Глупо, бессмысленно, абсолютно по детски было ревновать её к собственному отцу, её крестному, но от этого чувства, буквально тянувшего Малфоя вниз, было достаточно сложно избавиться.
Он видел их, когда они прошли мимо, и София в его сторону даже не взглянула, лишь опасливо озираясь по сторонам, всматриваясь в спину каждому перешептывающемуся. Она выглядела чудно, и до боли по-родному, что выть хотелось и оказаться рядом с ней в этот момент, а не терпеть красноречие Паркинсон.
Но его по большей части волновало лишь то, что София впутывается в те дела, в которые впутываться не должна, подвергая себя опасности и разрушения всеобщего мнения. Именно так и читался её поступок: она буквально хотела, что бы её растоптали в грязь, а затем она вновь взлетела вверх, плюясь в лицо каждому, кто отвернулся. Драко этого искренне не понимал, с недавних пор списывая это лишь на дурную кровь в его маленькой подружке. Подобная черта и раньше проскальзывала в ней: излишнее любопытство, снисхождение ко всем бедным и опущенным, но находил это лишь забавной её чертой, которая ярко выделяла на фоне остальных на факультете.
— Ты вообще меня слушаешь? — возмутилась Панси и прервала мучительные раздумья Драко: Паркинсон глядела злобно и нахмуренно, сощурив глаза. Все в ней было не то, и от осознания этого на душе становилось ещё хуже. Безусловно, Драко прельщала столь собачья верность Панси, коей София нисколько не отличалась, но в такой же мере она раздражала его и приводила в ступор. Он никогда явно не отказывался от общества Паркинсон, но никогда на него и не соглашался, ему просто бывало скучно и он находил компаньонку на вечер. Вот и все. В то время как Паркинсон явно не понимала этого, и вновь твердила своим подругам с Пуффендуя и младших курсах Слизерина о том, как у них все прекрасно и что после Хогвартса они сыграют самую пышную свадьбу из всех с их выпуска. От таких вестей, которые ему лепетала Асти Гринграсс становилось тошно, а Блейз с Софией все подтрунивали, да выбирали имена для их будущих детей.
Драко молча кивнул, но это вовсе не удовлетворило Паркинсон. Она обидчиво надула пухлые губки, болотно-зелёными глазами глядя на него и давясь своей обидой, наступая на горло своим принципам и гордости: будь на его месте не Малфой, а любой другой, она бы уже давно ушла. Но она все ещё здесь, сидит и ждёт, пока на неё обрятят внимание. Проходят секунды и Драко поднимает на неё взгляд пепельно-серых глаз.
— И что же сделала твоя мама, когда узнала, что твой братец держит у себя в комнате питона с леса? — Панси болтала о чуше, о семье, о младшем брате Марсе, о новых пальто, выпущеных мадам Дурилье, но в этих разговорах было что-то пряно сладкое, что-то, за то ей глотку хотелось вырвать, чтобы никогда она больше не говорила с ним. Но, стоило задать ему вопрос по теме разговора, она вновь оживилась, глупо улыбаясь проказам брата в стол, продолжила рассказ. А Малфой продолжил глупо пялиться куда-то в пустоту, высматривая в толпу через окно. Мимо пробежала стайка девчонок с Пуффендуя. Драко ухмыльнулся: точь в точь как пчелки, с этими желто-красными полосками, а Панси, приняла это за свой счёт и подумала, будто бы сказала нечто забавное, и продолжила лепетать с ещё большей силой. В какой-то момент она резко замолчала. Драко хотел бы с издёвкой над ней пошутить, но стоило ему и самому поднять глаза, он сам слегка опешил. Склонившись над столом, почти касаясь его рыжими волосами, стояла София.
— Где Нотт? — резко спросила она и гриффиндорцы, сидящие за столом напротив, с интересом на них поглядели.
— София, если ты не видишь, мы с Драко слегка… — встрепенулась Паркинсон, ни давая и слова вставить Малфою. София, ожидаемо пропустила слова Панси мимо ушей, лишь невольно отмахнулась от неё рукой.
— Ты ведь знаешь где он, Драко, мне срочно нужно увидеть Теодора! — она была зла и между тем, Драко вовсе не хотелось говорить ей, где просиживает штаны Нотт, хотя, несомненно, Малфой знал.
— Идти туда одной плохая идея…
— Не беспокойся за мой счёт, этот вопрос, пожалуй, лучше решать без твоих оскорблений и вспыльчивости Блейза. Говори, Драко!
— В кабаньей голове, — сдался Малфой и тут же, оставляя за собой шлейф из приподнятой с пола пыли, София выбежала из « Трёх метел». И вновь Драко бездумно уставился в цель удаляющейся рыжеватой точки. Слушать лепет Панси, негодующий о Снейп, становилось невозможно.
***</p>
Кабанья голова встретила её дурманящим запахом табака и дешевых эльфийских вин, которые горой простаивали в кладовой мистера Эвана Розье. Пыльная барная стойка, усатый средних лет бармен, подозрительно оглядывающий её с ног до головы и поразительно отвратительное звучание, доносящиеся прямиком из магловского радио, с более длинной антенной, явно переделанной под магический лад, дабы лучше ловить звук с магловских радаров в космосе. Бармен с шумом поставил стакан на стол.
— Ты, дорогая, должно быть, заблудилась. Кафе «Мадам Паддифут» в другой стороне, — усмехнулся он и взял в руки газету, но, заметив, что София не сдвинулась с места, нахмурился, резко выпрямляясь за стойкой бара. — Ты меня не поняла? У нас не сдаются комнаты для сахарный фей! — прикрикнул мужчина, и София невольно поёжилась.
— Мне нужен Теодор Нотт! — резко протараторила она, косясь на мужчину. Тут же она увидела и бейдж: Дон Тринч. Он, недовольно нахмурился, вышел в проход, и, сложив руки на боки, с интересом на неё уставился.
— Хм… Да я же тебя знаю! Ха! Сестрица мальчишки-который-выжил! — он низко засмеялся, краснея, да держась за живот. Плотное морщинистое лицо, и без того напоминающее мандрагору, краснело от смеха, а маленькие круглые голубые глаза стали казаться ещё меньше. —Ты, мозги то мне, дорогуша, не дури. Я ж этого мальчишку отлично знаю: с такими как ты он водиться не станет. Ха-ха. Да в тебе ж грязной крови больше, чем в дуралее Хагриде.
— Зато во мне больше влияния и связей! Мистер Яксли давно хочет прикрыть ваше, так называемое, заведение, вот только поводов не находилось. А так найдётся уйма. Вот, к примеру: радио! Модифицированная магловская вещица, за такое в лучшем случае штраф выпишут в размере двух тысяч галлеонов, — блефовать и давить на больные точки она училась у того же Яксли, подслушивая из каморки для швабр деловые совещания в кабинете Люциуса в Министерстве магии. Тринч резко успокоился, прокашлялся и выпрямил спину.
— Ни черта в вас, золотой молодёжи и нету, кроме чтимых богатеньких родителей, коими вы и кичитесь. — он смачно плюнул на пол, ненавистно глядя Софии в глаза. Рука его чуть дрогнула и почти сжалась в кулак. Но он позвонил в колокол, звонкое звучание которого разлилось по первому пустующему этажу бара. С лестницы, ведущей на цокольный этаж, поднялся посыльный (по другому его назвать София и не могла). Лопоухий молодой парень, в протертом старом костюме, боязливо покосившийся на Софию, уставился на Тринча, ожидая указаний.
— Лик, проводи мадам к Нотту. Фея захотела околдовать чудовище, — прыснул Тринч со смеху и опять скрючился, упиваясь в собственном громком смехе. В ушах звенело. Лик, чем то напоминающий смесь гоблина и человека, постоянно на неё озираясь, ввёл по лестнице вниз.
На цокольном этаже было тихо и тусклый свет от факела, горящий и освещающий коридор из чёрного лесного камня, не навеивал сказочных мыслей. Лик, резко остановившийся напротив одной из дверей, поднял трясущуюся руку и постучал. Послышалась возня, мелкая ругань и дверь открылась. На пороге, недовольный беспокойством, стоял Нотт. Растрепавшиеся кудри, спадающие на глаза, вальяжно свисающая с плеча белоснежная мятая рубашка и ворсистые брюки, падающие на край осенних ботинок.
— Чего случилось, Лик? — поинтересовался он, откашливая хриплость в голосе. Откинув волосы с лица, Софии пристал его лик. И вновь она глядела на не изменившиеся черты лица: все тот же правильный подбородок, прямой нос с горбинкой и болотно-зелёного цвета глаза, прикрываемые веком.