Часть 14 (1/2)
С момента того, как госпожа упала в обморок в общем дворике прошло несколько дней. Сюмбюль-ага и Фахрие-калфа затыкали наложницам рты, дабы те не смели ничего лишнего говорить о султанше. Михримах практически не отходила от матери, боясь оставить её одну. Ей совершенно не нравилась, буквально, традиция того, что стоит только повелителю надолго уехать из дворца — так у Хюррем-султан начинались проблемы.
За эти дни Фахрие-калфа вошла в особый почет у хасеки-султан, потому она сделала её своей личной калфой. Однако Афифе-хатун верить и доверять ей не спешила, тщательно следя за девушкой.
Эсмахан почти не выходила из покоев, лишь иногда вечером навещала Михримах. Она очень переживала за состояние Хюррем-султан, поскольку ей было очевидно, что тут без вмешательства Хатидже-султан не обошлось. В гареме также поползли слухи, что госпожу по ночам мучают кошмары. Сюмбюль говорил, что эти слухи неправда, но как никак, это гарем, от него ничего не утаишь.
Эсмахан не знала каких действий предпринимать, потому пока оставалась в стороне. Но девушка понимала, что долго отмалчиваться и молча за всем наблюдать не удастся. Рано или поздно придётся предпринять какие-то действия, учитывая то, что госпоже с каждым днём становится всё хуже и хуже. Потому Эсмахан решила съездить к Хатидже-султан и напрямую поговорить с ней. Девушка выбрала день, когда Шах-султан будет в городе раздавать еду нуждающимся, дабы спокойно поговорить с тётей наедине. По-крайней мере, она надеялась, что разговор будет спокойным.
Дочь Шах-султан не стала предупреждать Хатидже-султан о приезде, потому женщина очень удивилась, когда увидела племянницу,
— Эсмахан? Добро пожаловать, я не знала, что ты приедешь. Твоей мамы сейчас нет здесь, она уехала в город.
— Я знаю, — девушка подошла поближе к женщине. — Я пришла к вам.
Хатидже нахмурилась,
— Что-то случилось?
— Госпожа, вам же прекрасно известно, что происходит? — султанша продолжала делать непонимающий вид, потому Эсмахан решила не ходить вокруг да около и сразу пояснила: — Хюррем-султан ведь страдает сейчас по вашей воле?
Хатидже-султан мгновенно закатила глаза, недовольно поморщившись,
— Мне хватает нравоучений и от твоей матери по поводу этой змеи. Будь добра, хоть ты не лезь в это.
— Я имею право пристыдить вас за это, — Эсмахан нахмурилась. — Хюррем-султан мать Мехмеда, если вы, конечно, не забыли о существовании других наследников кроме Мустафы.
Женщина удивлённо вскинула брови, а после, усмехнувшись, встала и подошла вплотную к Эсмахан. Так как Хатидже-султан была немного выше, девушке пришлось слегка поднять голову.
— Ты так рьяно защищаешь Хюррем. Почему? Неужели так хочется выслужиться перед ней и этим завоевать её доверие и любовь мужа?
Госпожа била по больному. Прям в самую точку. Скорее всего, женщина так мстила за обвинения со стороны племянницы. Эсмахан немного поморщилась, но после гордо подняла голову. Действительно, Хатидже удалось уколоть девушку, но она не собиралась подавать виду.
— А вы правда не понимаете? — Эсмахан с вызовом посмотрела в глаза тёте. — Я, по-вашему, молча должна смотреть на то, как вы изводите мать моего мужа? Если не она, вы хотя бы понимаете, что будет с её детьми? Особенно учитывая то, как вы рьяно поддерживаете Мустафу. Даже моя собственная мать, выдавшая меня за Мехмеда, не выделяет его, а держит некий нейтралитет. Но при этом помогает вам, чем идёт против меня, в первую очередь! Вы этого не понимаете?
Девушка в конце своей пламенной речи не сдержалась и перешла на повышенный тон. Удивительно, но Хатидже-султан не стала бросаться в ответ криками, а лишь вздохнула и спокойно ответила,
— Я поняла, что ты беспокоишься за своего горячо любимого мужа, ведь мать его для него опора, это так. Но неужели ты не понимаешь, почему я это делаю? Сулейман лишил меня смысла моего существования. Я не успокоюсь, пока не отомщу за Ибрагима!
До Эсмахан внезапно дошло осознание. Всё это время девушка думала, что у Хатидже с Хюррем-султан идёт вражда из-за каких-то личных счётов. Конечно, и из-за этого тоже, но девушка вдруг поняла, что после смерти мужа Хатидже-султан стала мстить, в первую очередь, своему брату, султану Сулейману. Он лишил её любимого человека, и она, в отместку, хочет лишить его любви всей жизни. Потому она так рьяно желает избавиться от Хюррем, совершенно забыв про всё остальное. И Эсмахан, почему-то, подумала, что нелюбовь Хатидже, пусть и совсем немного, но передалась и на детей рыжеволосой хасеки тоже. Особенно на наследников, ведь если кто-то из них взойдёт на трон — это будет означать, что власть окажется в руках Хюррем-султан. А это значит, что Ибрагим-паша не будет отомщенным.
— Вы ведёте себя неразумно, госпожа. Лучше вам поскорее отказаться от всех этих затей, иначе конец может оказаться очень печальным.
Не сказав больше ни слова, Эсмахан покинула залу. Как только дверь за её спиной захлопнулась, девушка тяжело вздохнула. Она практически никогда не позволяла себе ни с кем так разговаривать. Её всю жизнь приучали тому, что на выше стоящих по иерархии голоса повышать нельзя. Живя в Конье она, безусловно следовала этому правилу, и искренне верила, что будет следовать всегда. Однако, все эти гаремные интриги и разборки делают своё дело. И, конечно, Эсмахан это тоже не обошло стороной. Она чувствовала, что как никак, но её характер становится жёстче. Это, безусловно пугало, но султанша понимала, что без этого никак. Тем более если она, выйдя замуж за шехзаде, вступила на путь борьбы за трон. Эсмахан только сейчас начала понимать, насколько это всё было серьезно и она даже представить боялась, что может поджидать впереди. Но девушка четко осознавала — отступать она точно не намерена и султанша сделает всё, для будущего своего мужа и ребёнка, что вскоре появится на свет.
Ещё раз глубоко вздохнув, Эсмахан направилась к выходу из дворца, дабы скорее добраться до Топкапы. Она знала, что ей не удалось убедить Хатидже-султан уступить, потому девушка собиралась разгадать и понять как госпожа влияет на состояние Хюррем-султан. Размышляя об этом, Эсмахан у выхода столкнулась с какой-то девушкой. Её внешность показалась для султанши знакомой и сначала она не могла понять, где же видела её. Но вдруг она резко вспомнила, что заметила её в Топкапы в тот день, когда Хюррем-султан стало плохо в общем дворике. Она стояла рядом с Хатидже-султан, то есть в близости и с хасеки. Почему-то Эсмахан решила, что эта девушка может быть как-то причастна к состоянию Хюррем-султан. Интуиция, чутье, шестое чувство — девушка не знала что именно, но что-то ей это подсказывало.
— Хатун, — Эсмахан окликнула девушку, и решила сразу попытаться разузнать хоть что-нибудь. — Откуда идёшь?
— Моя госпожа просила меня съездить на рынок. Я сейчас иду оттуда.
Девушка перевела взгляд на руки хатун и отметила, что в них ничего нет. Она не стала спрашивать об этом у служанки, лишь сделала в голове мысленную пометку. Эсмахан кивнула и пошла к карете, чтобы поскорее оказаться в Топкапы.
***</p>
В гареме Эсмахан ждала Мирай-хатун, что осталась на время отсутствия своей госпожи во дворце, дабы быть в курсе.
— Госпожа, вы что-то выяснили? Хатидже-султан вам что-нибудь рассказала? — Мирай-хатун и Эсмахан неспеша шли в сторону покоев султанши.
— Я и не стала ничего у неё спрашивать, да и очевидно, что она мне ничего не рассказала бы, — Эсмахан вздохнула. — Но я её предупредила, что ни к чему хорошему это не приведет. Слушать меня она, конечно, не станет. А в гареме что? Всё тихо, надеюсь.
Из-за поворота взору девушек показалась Фахрие-калфа, что в руках несла какой-то небольшой мешочек. Она не заметила госпожу, потому спокойно направилась в сторону покоев Хюррем-султан. Эсмахан остановилась, подозрительно глядя вслед калфы.
— Госпожа, что с вами? — Мирай переводила взгляд с султанши на удаляющуюся спину Фахрие и обратно.
— Мирай, пока я уезжала, Фахрие-калфа всё это время была здесь? — Эсмахан нахмурилась.
— Нет, она отлучалась на рынок, я слышала, как она отпрашивалась у Афифе-хатун. А что такое?
Эсмахан горько усмехнулась, кивнув своим мыслям,
— Кажется, в окружении Хюррем-султан завелись предатели.
Девушка подхватила подол своего платья и быстром шагом направилась за калфой хасеки. Ничего непонимающая Мирай шла следом за своей госпожой.
— Фахрие-калфа, — Эсмахан окликнула девушку, почти догнав её. Услышав своё имя, хатун остановилась. Она обернулась и, мельком кинув взгляд на султаншу, поклонилась. — Я хотела поинтересоваться, как там госпожа?
На секунду калфа замялась, но сразу взяла себя в руки,
— Я иду к ней, сейчас она чувствует себя немного лучше.
— Это хорошо, — Эсмахан улыбнулась. — А это ты ей несёшь?
Фахрие снова растерялась и султанша это сразу заметила,
— По запаху похоже на благовония.
Будто что-то осознав, калфа спрятала мешочек в карман,
— Да, это они, простите, госпожа, но меня ждёт Хюррем-султан.
Эсмахан кивнула и Фахрие тут же поспешила к покоям хасеки. Дождавшись, когда она скроется за поворотом, султанша обернулась к Мирай-хатун,
— Теперь я точно уверена…
— В чём, госпожа моя?
— Позже всё поймёшь, сейчас мне нужно как можно скорее дойти до госпожи.
***</p>
В покоях хасеки-султан витал некий пряный, еле уловимый, аромат. Очевидно, что отголоски остались после ночного зажигания благовоний, что ещё сильнее убедило Эсмахан в её догадках. Девушка прошла в центр покоев, присаживаясь в поклоне. На удивление, Михримах в комнате не было.
— Проходи, Эсмахан, — Хюррем-султан попыталась улыбнуться. — Присаживайся.
Девушка неловко приподняла уголки губ и, пройдя к госпоже, присела рядом с хасеки на тахту,
— Я давно вас не видела, решила проведать. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, просто ещё небольшая слабость присутствует, — женщина, конечно, лукавила, но Эсмахан сделала вид, что поверила, желая поскорее перейти к сути разговора.
— Я рада, — девушка кивнула, незамедлительно прикрыв глаза, поскольку сейчас ей понадобится всё её актерское мастерство. — Довольно приятный аромат стоит у вас. Для вас Фахрие-калфа благовония закупает? Я просто видела её, когда к вам шла, она сказала, что была на рынке.
— Наверное она, да, — рыжеволосая султанша растерянно кивнула. — Я этим вопросом как-то не интересовалась.
Эсмахан понимающе кивнула, а потом, будто что-то вспомнив,
— А знаете, я похожий аромат почувствовала от калфы Хатидже-султан. Должно быть они одни и те же благовония покупают.
Хюррем-султан настороженно посмотрела на невестку,
— Калфа Хатидже-султан?
— Ну да, — Эсмахан, будто не замечая в этом никакого подтекста, кивнула. — Я ездила матушку проведать. Но её там не было, потому я решила вернуться обратно, на выходе с той калфой столкнулась. Я почувствовала от неё такой же аромат, что сейчас в ваших покоях витает.
Хасеки-султан нахмурилась. Должно быть, она о чем-то размышляет. Именно этого и добивалась Эсмахан. Она не хотела напрямую обвинять Фахрие-калфу. Девушке хотелось, чтобы Хюррем-султан сама, исходя из её слов, пришла к нужному выводу. И, похоже, так и произошло. На лице рыжеволосой женщины чётко изображалось осознание. В конце концов, не зря она является хасеки-султан. Без острого ума она этого титула не добилась бы.
— Эсмахан, я что-то нехорошо себя чувствую, будет лучше, если ты пойдешь к себе, — женщина неловко улыбнулась.
Девушка добродушно кивнула, встала с насиженного места, поклонилась и вышла из роскошных покоев, надеясь, что ей удалось исправить ситуацию.
***</p>
После того дня, когда Эсмахан косвенно обо всём рассказала султанше, прошло больше полугода. Хюррем-султан, конечно, догадалась, что всё это время её травила благовониями Фахрие-калфа. Дочь Шах-султан думала, что после этого калфу непременно вышлют, но она всё также продолжала служить женщине, и, похоже, очень даже искренне. Это значило лишь одно — Фахрие-калфа перешла на сторону Хюррем-султан.
На военном фронте тоже всё было хорошо. Османская армия выигрывала сражения одно за другим. Особенно отличился шехзаде Мехмед, которому султан Сулейман поручил возглавить несколько завоеваний. Сразу же первое из них наследник провёл просто блестяще, чем поразил не только величественного отца, но и пашей, что обычно поддерживали шехзаде Мустафу. Однако в одном из сражений наследник получил ранение, но, слава Всевышнему, незначительную. При этом, в том же сражении шехзаде спас жизнь Малкочоглу Бали-бею. Вскоре, проведя вполне удачный поход, султан Сулейман принял решение потихоньку возвращаться в столицу.
В гареме же, тем временем, происходили свои волнения. Из-за похода казна значительно опустела, что привело к тому, что наложницам нечем было заплатить жалование. Этим и воспользовалась Шах-султан, которую Эсмахан посчитала, наконец-то, успокоившейся и переставшей строить козни Хюррем-султан.
Из-за безвыходного положения хасеки-султан взяла в долг у еврейской ростовщицы, однако эти деньги по дороге украли. Дабы не пасть лицом в грязь и не унизиться перед Шах-султан, что хотела выплатить жалование девушкам из своего кармана, хасеки-султан приняла решение взять в долг у венецианской купчихи, что стало для неё роковой ошибкой. Сестра Сулеймана этим воспользовалась и самолично выплатив долг венецианке, заполучила бумагу, где стояла подпись Хюррем-султан. Падишах в это время находился в Эдирне, потому госпожа без промедлений направилась в провинцию.