Часть 1. Глава 1. Переезд. (2/2)
Запихнув в уши музыку погромче да побольнее, сложным взглядом он провожал знакомые места, сводил судорожно то губы, то брови, то зубы, а глаза были трубкой, соединяющей внутренний чёрный ящичек, хранивший мысли, воспоминания и эмоции, с настоящим миром за стеклом. Мимо пробегали невысокие дома, безопасные площадки с резвящимися детьми, идущие из магазина с большими пакетами люди, спешащие в тёплую квартирку к любимым занятиям, собаки, верно плетущиеся рядом со своими хозяевами, и грязные дороги с мрачно-зелёной листвой. Только темнеющее небо не хотело бежать, но вместе с остальным видом потихонечку отдалялось и пряталась за серыми облаками.
Вот оно — его прошлое. Второй переезд. Начало третьей жизни и продолжение первых двух. Слава хмыкнул и прикрыл глаза, не желая больше видеть этот омерзительный вид. Настроение было ни к чёрту, а чёрненькие мыслишки натравливали на необдуманные грубые поступки. Слушать этот злобный внутренний голос не хотелось, но своё действие, постепенно разрущающее, он имел.
Скрипнули колёса. Слава интуитивно открыл глаза, почувствовал остановку. В грудине давило, воздух проходил в лёгкие неохотно. Скорее открыв дверь, Слава вывалился на вечернюю улицу и вдохнул пыльный городской воздух. Стало полегче. Он захлопнул дверь, попрощавшись с водителем, и сел возле подъезда на ярко-синий заборчик, очень глупо смотревшийся в местном недружелюбном антураже. Не хватало только садового гномика с ромашкой. Оглянувшись на полисадничек, Слава хмыкнул, обнаружив разбитую фигурку предположительно оленя.
— А здесь мило, — сказал он серым голосом и полез в карман-кенгуру толстовки. Извлёк сигареты, чиркнул зажигалкой и затянулся.
Мимо прошла пожилая бабка, недовольно скосив старческое лицо и зырнув в сторону подростка презрительным взглядом. Слава скривил в ответ своё лицо. Знал, что по-ребячески, но не мог в себе это побороть. Очень хотелось кривляться и огрызаться, защищая своё достоинство.
— Матронушка! Ты видела, старая, эти паршивцы опять гараж Васильича разрисовали! — прокудахтал слева голос.
Скривившаяся бабка моментально побежала к своей подруженции и начала причитать вместе с ней на ужасных подростков. И будто бы ей в назидание группа молодых людей вальяжно прошла мимо них, громко смеясь, обсуждая какой-то весёлый бред и журча пивными банками. Их было пятеро, кучка голубей, курлыкающая и раздражающая уличным шумом домочадцев.
Сигарета дотлела почти до фильтра. От матери пришло сообщение о пробке с обещанием приехать в течение пятнадцати минут. Слава не возражал — он закурил вторую.
— А спорим те тележки про новый рисунок Оксича говорили?
Компания приближалась. В ней были: единственная девушка, лёгкая, как ночная моль; высокий парень с крашеными волосами; парень полностью в чёрном с маской на лице; задавший последний вопрос худой среднего роста; и ещё один совсем щуплый, но отчего грузно выглядящий паренёк.
— У них пенсия закончится их закрашивать, — гоготнул грузно-щуплый.
— Ибо это стрит-арт, а стрит-арт бесценен, — важно ответил худой и выставил вверх указательный палец.
— Бля, у меня сиги кончились, — застонал красноволосый, похлопав по карман. Он закинул голову, рассерженно смотря на небо и ещё раз тягуче простонал.
— Здесь магаз рядом, Вань, — прощебетала девушка, приобняв его за плечи. — Пять минуточек и готово.
— А я сейчас-то хочу! — веско ответил ей тот.
Силуэт в чёрном хмыкнул, покачав головой, и плотнее запихнул руки в кожаных перчатках в карманы. Остальные похлопали по своим одёжкам и развели руками, не найдя, чем помочь другу.
— Парень! — воскликнула обрадованным голосом девушка и подскочила к Славе, словно стрекозка быстро и ловко. Она встала перед ним, склонила к плечу голову, стрекозьи лапки шкодливо спрятала за спинкой и обольстительной улыбкой посмотрела ровно в Славину душу, вымаливая сигаретку. Не успела она высказать свою просьбу вслух, Слава пожал плечом и лениво вытянул полупустую пачку вперёд — разговор-то он слышал. Обрадованная девушка взяла три штучки, поблагодарила горячо-горячо, обещала отдать потом, когда свидятся, и ускакала к своей компании.
Слава провожал её лопатки, торчащие под синей ветровкой, ласковым взглядом. Ребята удалились прочь, всё так же весело щебеча, а тем временем к дому пытался подъехать громоздкий грузовик. Пачка сигарет поскорее спряталась обратно в худи. Ни к чему было матери знать о его пристрастии к саморазрушению. Освежающая дыхание жвачка полетела в рот, на губах натянулось подобие улыбки.
— Наконец доехали! Не слишком скучал, Славик? — лепетала мать, вылезая из машины и не понимая, куда себя деть. Она хотела с грузчиками пойти и начать вынимать вещи, а ещё сына обнять и наверх подняться, открыть двери, чайник поставить, оказаться наконец-то в их новом доме. Несобранная была вся и до невозможности милая, не на свои года совсем выглядела. Слава ей улыбнулся, поднявшись, и подошёл поближе, успокаивающе мазнув ладонью по руке.
— Всё хорошо, не так уж долго я здесь сижу, — ответил он ей спокойно. Убедительный тон подействовал. Мать расслабилась и чуть подсобралась. Но в глаза бросалось, насколько она всё ещё волнуется из-за их переезда. — Иди пока двери открой. Четырнадцатая квартира, второй этаж, так ведь?
Мать согласно кивала головой и наконец ушла. Рядом с подъездом лежал увесистый камень, сверху украшенный бордовыми каплями краски. Явно ставили, когда окрашивали весной железные двери, чтобы вонючий запах краски поскорее выветрился. А Славе он отчего-то нравился. Камушек, кстати, отлично стал держать дверь, пока они перетаскивали вещи из машины в квартиру.
Разгружались отчего-то дольше. Когда Слава попрощался с мужиками и вернулся в квартиру с последней коробкой с небрежной надписью «Школьная дичь», бросил её без всякой деликатности на пол и устало осел на тесной рыжей кухне.
— Ну как? Тебе здесь нравится? — набросилась, как коршун на грызуна, мать и поставила ароматный зелёный чай с мелиссей перед ним. Слава оглядел незнакомую белую кружку с силуэтом ромашки золотистыми нитками, хмыкнул и бессильно ответил:
— Я же только вошёл и даже не осмотрелся ещё.
По правде говоря, пока коробки таскал туда-сюда, насмотрелся уже. И не нравилось ему здесь. Небольшая грязноватого оттенка кухня, одна спальная комната с большой кроватью для матери и Паши, голубая разбитая ванная и просторная проходная гостиная, где теперь придётся разместиться самому Славе. Спать на диванах ему, конечно, не привыкать, но жить в проходной комнате было, по его скромному мнению, ужасно.
Так что нет, ему здесь не понравилось с первого взгляда на скупую обстановку. Холодильник увешанный магнитами, как цыганка яркими вещичками, неприятно жужжал прямо в ухо. Слава скосил на него взгляд, поджав губы, и отпил обжигающий чай.
— Надеюсь, тебе здесь понравится, — с надеждой отозвалась мать и села рядом на табуретку. — Паша не часто дома бывает, так что квартира в нашем распоряжении. Школа… Я тебя провожу завтра до школы, мне как раз документы нужно будет донести недостающие. Ох, вот бы с одноклассниками у тебя всё сложилось. И с учителями. Ты не забрасывай учёбку, Славик. Понимаю, эмоций сейчас у тебя…
— Мам, всё в порядке, — раздражённо ответил тот, перебив, потому что устал уже слушать её поддержку извиняющимся голосом. — Давай вещи разбирать. Мне кажется, я после этого сразу отрублюсь.
— Давай тогда сразу тебе диван разберём, — идейно сказала женщина и встала, блестя глазами. Скоро она, не слушав ответ, пошла разбирать диван и стелить на него бельё.
Что с ней было делать? Волнующаяся мать — это отдельный вид боли, от которого никак не отделаться и который не приносит никакого облегчения. Слава хотел выпить пива или скурить ещё сигарету, но не при ней. Не сейчас. Поэтому только вздохнул, допил пустой чай и отправился разбирать вещи.