Часть 1. Глава 1. Переезд. (1/2)

Был очередной скучный день, полный бесполезных уроков и криков учителей на выходки безалаберных школьников. Такой день грозился завершиться стандартно: скромный ужин под бубнящий старый телевизор, неловкие материнские вопросы о прошедшем дне, несколько выборочных номеров домашней работы и долго неприходящий сон под спокойную ритмичную музыку.

Но, к Славиному удивлению, день закончился разгромной новостью, которая буквально поменяла всю его дальнейшую жизнь уже с самого того момента, как мать аккуратно щёлкнула лапкой электрочайника и с поджатыми губами села напротив него, явно намереваясь завести какой-то волнующий её разговор.

— Только не говори, что ты выходишь замуж за Пашу, — отшутился неловко Слава, устав терпеть её изучающий взгляд голубых глаз, подготавливающий к дальнейшим новостям.

— Мы, правда, хотим расписаться, — вздохнула, облизав губы, мать и устало прикрыла глаза. — Я знаю, что ты очень плохо пережил смерть отца… Я тоже по нему в определённой степени скучаю, но нужно жить дальше. И мне, и тебе.

Слава злобно мотнул головой.

— Я нормально пережил смерть отца. Он истязал тебя своим… поведением и…

— Славик, я знаю, прекрасно знаю, как ты относишься к отцу. Он сделал в своей жизни много хорошего и плохого. Я ведь знаю, что и приятных воспоминаний у тебя о нём осталось достаточно, как и у меня. Мы с ним всё же были двадцать лет вместе. Просто пойми, Слав, по жизни ты будешь встречать разных людей. Зачастую, тебе они будут не нравиться, потому что не соответствуют каким-то твоим внутренним требованиям. И это абсолютно нормально. Люди разные, в этом они и интересны. Найти приятного человека, который вызывает в тебе много ярких эмоций — это дорогого стоит.

— И ты нашла Пашу? — скептично поинтересовался Слава.

Мать вздохнула и медленно качнула головой.

— И я встретила твоего отца. У нас была весёлая бурная молодость. Я не жалею, что мы с ним встречались, что решили завести тебя, но наступил момент, когда он перегорел, а я не смогла его вытащить, потому что устала. Такое тоже бывает. Но я помню и всё хорошее из наших с ним отношений и с радостью бы их повторила. А Паша — нет, он не такой. Он простой и ненапряжный. С ним спокойно. Я свой котёл с эмоциями уже осушила, сейчас мне нужен такой, как он. Не расстраивайся, Славик. Мы с ним говорили по этому поводу. Тебе уже семнадцать лет, скоро закончишь школу, поступишь куда-нибудь, потом работа, семья. Он не будет навязываться к тебе, строить из себя папашу. Я просто хочу быть с ним. Понимаешь, обычное желание близости, которое может дать тебе только любимый человек.

— Не понимаю, — негромко отозвался Слава, сложив на груди руки. Он выглядел подавленным и ушедшим в себя, каким был два с половиной года назад, когда сбежал к друзьям из дома на неделю, не взял трубку отца, а, вернувшись, узнал, что тот умер. Все те эмоции, но уже не столь сильные, вновь накрыли его, затуманив разум. Он обещал себе тогда больше не загоняться и пока что выдерживал это обещание, но этот разговор вновь наводил его на не самые приятные мысли. Что он проигнорировал любимого человека, не поговорил с ним в последний раз из-за глупой обиды и теперь больше никогда не сможет посмотреть в его глаза и переброситься парой фраз с ним. От этого было больно. Невыносимо больно. Слава сглотнул вязкую слюну и уверенно коротко мотнул головой. — Никого ещё не любил, так что не понимаю, о чём ты, но допускаю нечто подобное.

— Ты у меня вырос хорошим мальчиком. Я уверена, твоя любовь будет светлой и чистой, — улыбнулась мать и взъерошила ему волосы. — Но я вообще не об этом хотела поговорить. Да, мы с Пашей, действительно, планируем расписаться, а заодно и съехаться. Ты знаешь, он в разъездах постоянно, вечно в машине, в дороге. Его квартира пустует, а я снимаю и трачу ежемесячно тридцать пять тысяч. Очень сложно вывозить одной такие деньги. Подустала, если честно, я, Славик. Прости меня, что ставлю тебя, по сути, перед фактом. Я работу скоро сменю. Уже написала заявление на увольнение. Отрабатываю две недели и на новое место сразу устраиваюсь. Там зарплата немного пониже, но спокойнее намного и коллектив, как я слышала, хороший. А… тебе придётся поменять школу. Не будешь ведь ты ездить через весь город. Ты знаешь, Паша далеко живёт, на северной части… Скажи, ты очень расстроен? Я понимаю, что у тебя здесь друзья…

— Да нет. Нормально, — отрывисто сказал Слава, пресекая её дальнейшие слова, и потерянно уставился на неё. — Это неожиданно. Уже ведь сентябрь начался… Сейчас вообще переводят?

— Главное, чтобы место было. Я на днях буду обзванивать ближайшие школы, уточню наличие свободных мест. Прости, что так вышло…

— Не нужно извиняться. Ты… если тебе так будет лучше, я только за. Честно.

Душой Слава, конечно же, кривил немного. Но привирал он искусно, набив необходимые навыки в школе. Ему нужно ведь было как-то оправдываться за прогулы, курение в туалете и всякие нелестные высказывания. Поэтому убедить мать в том, что новость не была воспринята в штыки, было задачей не особо сложной.

Сложнее было с этой новостью самому смириться.

Его интриговали переезд в другое место и новая обстановка, ведь привычные будни начали порядком приедаться и вызывать отторопь. Запал кем-то становиться, хорошо учиться, гулять и веселиться, спал. Возвращаясь домой, Слава не хотел ничего делать, в том числе и играть, одному или со школьными приятелями. Раньше, ещё в другом городе, таком далёком от Питера, с облезлыми домами и небезопасными детскими площадками, с видами на свалки и парки с пустырями, а не на набережные и старинные здания, он жил и проживал свою жизнь, а теперь только волочился за ней следом.

И через неделю, узнав точный срок переезда, Слава был одновременно грустен и весел. Последний день в этой школе он провёл расслабленно, горячо попрощался с любимыми учителями, а таких было двое — биолог и математичка, послушал нотаций от школьного психолога, сделав вид полной заинтересованности в разговоре, но как-то не особо убедительно, потому что женщина на десятом вопросе сдалась и отпустила его, даже не дослушав ответ, и простился с друзьями. Они просили его писать и предлагали собираться по дискорду играть в разные стимовские игрушки вместе, и Слава неискренне с ними согласился.

В последнее время от компьютера его воротило. Он мечтал вернуться в свой родной город, в котором родился и жил до одиннадцати лет. Играть с соседскими ребятами в футбол на открытом поле с воротами без сетки, по-тихому сбегать от родителей гулять по пустырям, заглядывая в небольшие заброшки, забитые разным добром, только не всегда дружелюбно настроенным (наркоманы с безумными глазами и колотящимися руками, в которых дрожали шприцы были настроены не особо радушно, когда встречали в своём убежище чужих), и бродить по огромному городу, чувствуя его в своих жилах.

Наверное, да, он хотел вернуться домой. В свой самый первый дом. Ему вдруг наскучила современная и относительно обеспеченная жизнь, а старая, потёртая и грязная — заиграла новыми очаровывающими красками.

Это была полезная смена обстановки — так решил Слава и стал себя в этом убеждать. В день, когда он собирал в коробки свои вещи, а затем помогал матери с остальными, у него горели ярким огнём глаза от предчувствия скорых вещественных перемен.

— Ты на меня точно не сердишься? — спросила осторожно мать, присев на свой синий чемодан. Она закончила закидывать вещи в коробки с кухни и теперь, перестав оглядываться на получившийся беспорядок, остановила побитый взгляд на Славиной сгорбленой фигуре. Он листал записи в паблике, выглядя не особо воодушевлённо, но, стоило прозвучать словам матери, как его голова взметнулась вверх и уверенно кивнула спустя несколько мгновений.

— Да, мам. Думаю, для меня это тоже будет лучше. Я запутался. Не понимаю, чего хочу. И устал от этой школы и этих людей.

— Надеюсь, новая школа тебе понравится, — с сомнением отозвалась она. У неё хмурился лоб и медленно перемещались каштановые брови, губы поджимались до тонкой светлой полоски. Не успел Слава спросить, из-за чего конкретно она выглядела так и успокоить её, как мать продолжила: — Она не совсем хорошая… Наверное, я попробую её потом поменять. Во-первых, от дома ехать нужно на трамвае пятнадцать минут, а, во-вторых, район не очень хороший там, успеваемость у учеников не блистает…

— Да и моя не на красный диплом, — хмыкнул Слава. — Ма, ты чего? Не растаю. Я, мне кажется, смогу за себя постоять, м?

Мать сначала оторопела, назад телом дёрнулась и посмотрела очень виновато, затем замахала головой и выдавила из себя мягкую улыбку.

— Да, сынок, конечно. Ты у меня очень сильный и независимый.

Слава улыбнулся уголком губ, стараясь отогнать ласково прильнувшее наводнение от прошлых своих срывов, когда он чувствовал себя слишком слабым, слишком разбитым и слишком зависимым от тошнотворного состояния собственного организма. Поначитавшись чужой боли, он чуть не стал себя резать, но вместо этого только утонул в играх с друзьями, которые были лишь предлогом выпить и покурить. Но и тогда он старался держать себя в руках, и мать не знала настоящих эмоций, которые он тогда переживал. Не потому что ей он не доверял, а потому что не хотел и так страдающего от собственных мыслей человека погружать ещё и в свои. Мать знала отца намного дольше него, видела его совсем другими глазами, которыми Слава никогда на него не посмотрит. Не потому что отец — мужчина, а не женщина, а потому что он родитель, опора и маска взрослого человека, намного более умного и опытного. Две маски могли найти общий язык, а маска с детским личиком, к сожалению, нет.

Так они постояли молча и стали продолжать собираться. Через пятнадцать минут приехал грузовик, трое накаченных мужиков под два метра перетаскивали особо габаритные вещи. Слава им помогал и носил набитые тяжёлые коробки, пока мать в основном таскала сумки и чемоданы. Погрузились за полчаса, и ехали два.