Глава 15. (1/2)

Пять лет спустя.

Умыв лицо холодной водой, Брюс по-собачьи встряхнулся, игнорируя бумажные полотенца, посмотрел на себя в зеркало и разочарованно покачал головой. Он торчал в туалете уже десять минут, пытаясь решиться, и чем больше тянул, тем труднее было выйти. Собственное лицо казалось бледным и изможденным, больше напоминало гипсовую маску. Казалось, если присмотреться, как следует, то на коже явно проступит сетка мелких трещин.

Взглянув на себя напоследок — будто это могло добавить уверенности — и по привычке поправив идеально выглаженное поло, Брюс вышел из туалета и решительно направился к одному из угловых столиков, где сидел Вэнс в окружении своей компании. Они закончили играть в боулинг минут двадцать назад и сейчас наслаждались напитками в высоких стаканах. После того, как боулинг-клуб закрывался, эта компания обычно перемещалась в те места, где продавались напитки покрепче. Иногда слухи об их дальнейших приключениях разлетались по всей округе.

Брюс не знал никого из новых друзей Вэнса, хотя иногда заглядывал в его школу, чтобы навестить своего приятеля и соперника Финни Блэйка, потому был знаком с несколькими его одноклассниками. Брюс и Вэнса сейчас совсем не знал, потому что они не общались последние пять лет и очень плохо закончили дружбу. Вэнс велел ему держаться подальше под страхом взбучки и, похоже, не шутил — в том году он отправил троих ребят в больницу с сотрясениями и переломами. Брюс чувствовал, так Вэнс вымещает зло, потому что не может добраться до него.

Это были публичные случаи, когда Вэнсу не удавалось выйти сухим из воды. Многие, вроде Финни, ни за что в жизни не рассказали бы взрослым о том, что Вэнс Пинбольщик походя запер кого-нибудь в шкафчике, сдернул с подоконника на пол или пинком загнал в туалет, чтобы окунуть головой в унитаз.

– Привет, – громко произнес Брюс, взмахнув рукой, чтобы привлечь внимание гогочущей компании.

Разговор моментально прекратился, словно Брюс щелкнул переключателем. Вэнс, обнимающий двух девчонок сразу, окинул его взглядом с ног до головы, изучающе-пронизывающим, и на секунду задержал внимание на полустертой плетеной веревочке, дважды обернутой вокруг запястья Брюса. Определить, какого цвета она была раньше, как и покрытая царапинками бусинка на ней, невозможно.

Брюс оценил компанию Вэнса в ответ. Два приятеля Хоппера выглядели агрессивно и неопрятно, и хотя Брюс зарекся судить по внешнему виду, ему не хотелось близко знакомиться с этими людьми. Неудивительно, что девчонки — более избирательные от природы — прижимались к Вэнсу с двух сторон. Они были немного старше, может, даже выпускницы. Или второгодницы, мимолетно промелькнуло в голове.

– О, – спокойно-насмешливо произнес Вэнс, отклонился назад и по-хозяйски закинул одну из рук на спинку кожаного диванчика. – Да это же мой старый приятель! Брюс-машина-для-убийств, – с каким-то особым удовольствием проговорил Хоппер. – Давно не виделись! Не хочешь посбивать с нами кегли?

Не виделись, действительно, давно. Больше полутора тысяч дней, каждый из которых длился вечность. От одного утра до другого Ямада проживал целую жизнь, и всякий раз она ничего не стоила. В ней не происходило ничего хорошего. Не происходило и ничего по-настоящему плохого, но Брюсу хватало тех ужасов, что подбрасывал его беспокойный мозг.

Правда, Брюс был готов поклясться, что всё-таки видел Вэнса на своей прошлой и позапрошлой игре, и, возможно, ещё на паре тренировок несколько недель назад. Что не должно быть настолько удивительным — начался бейсбольный сезон, и команда Брюса довольно быстро двигалась в турнирной сетке. У них даже появился спонсор, благодаря которому команда получила новую спортивную форму.

– Сегодня я не в настроении для боулинга, но спасибо за предложение. Мы можем поговорить? – спросил Брюс.

Он смотрел исключительно на Вэнса, но ощущал на себе пристальные взгляды его друзей, тяжелые, изучающие и немного насмешливые. В представлении этих ребят и девчонок у Брюса и Вэнса не могло быть ничего общего даже в теории. Они могли и не знать слово «теория». Мысль была ехидной, но очень приятной.

– Это важно, – добавил он.

У него не было никакого права вот так появляться в жизни Вэнса, отвлекать его от боулинга, настоящих друзей, девушек, и всё-таки Брюс появился. Может, хотел воочию убедиться, что Вэнс двинулся дальше и ни о чем не сожалеет. Может, хотел доказать себе, что поступил тогда правильно, пусть и заплатил за это высокую цену. Может,

скучал так, что уже терпеть не мог.

– Ну, уши у меня пока свободны, выкладывай, что хотел, – снисходительно позволил Вэнс, чуть запрокинув голову.

– Я думаю, будет лучше поговорить наедине, – ответил Брюс, жалея, что у него нет карманов или лямок от рюкзака — хотелось деть куда-то руки, потеребить что-нибудь, чтобы отвлечься от мысли, что выглядит он глупо и просьба у него странная. – Если ты не против, конечно. Не хочу тебя отвлекать.

Вэнс снова окинул его взглядом с ног до головы, уже не таким внимательным, даже немного рассеянным, и его брови вдруг знакомо нахмурились. В груди защемило. Брюс не видел этого выражения лица несколько лет. Оно затерялось в глубинах его памяти, но всегда было с ним, где-то у него в голове. От того сейчас стало так больно.

– Ну, пойдем, – к большому разочарованию девчонок сказал Вэнс и поднялся.

– Вэнс, мы же... – начал было его приятель, но замолчал, стоило Хопперу обернуться. – Ну, мы тогда ещё поиграем, да? – заискивающе уточнил он.

Ответить Хоппер не посчитал нужным.

Целый ворох воспоминаний возник из ниоткуда. Брюс хорошо помнил то время, когда ему было весело и радостно идти рядом с Вэнсом по улице. Молчали они или разговаривали, Брюс не чувствовал себя неловко — ничего более естественного, чем они вместе, Ямада не мог себе представить. И вот, сейчас, Брюс ощущал, что каждый шаг дается ему с трудом, словно они карабкались в гору, а человек рядом казался настолько далеким, будто и не был тем Вэнсом, в которого он верил сильнее, чем в бога.

Он вытянулся, раздался в плечах, его лицо стало немного грубее, взгляд — подозрительней, а светлые локоны будто и не отрасли с прежних времен. Наверное, они были такими же мягкими на ощупь.

Мог ли Брюс заговорить о какой-нибудь ерунде, словно ничего не случилось, только потому что Вэнс не свернул стол и не обрушил на его голову шар для боулинга? Чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что у него не было никакого плана. Если бы Вэнс поколотил его, как и обещал, Ямада счел бы это справедливым и даже выдохнул бы с облегчением. Очередная глупая затея провалилась — ничего нового.

Но Вэнс не трогал его — молча курил, стряхивая пепел под ноги, и продолжал идти. Его дом вырос внезапно, Брюс пропустил бы его, не остановись Вэнс вдруг перед ветхой, проржавевшей калиткой. Взгляда на участок хватило, чтобы понять — живущих в этом доме уже ничего не заботит. В высокой траве доживал последние дни старый, покрытый коррозией велосипед, краска на клумбах потрескалась и стала совсем серой, словно пыльный асфальт, переплетались друг с другом сорняки, в кучу были свалены обломки старого шкафа. Из-за дождей и влажности воздуха собранные в груду куски дерева покрылись голубоватым лишайником.

Вэнс открыл дверь с облупившейся краской и, красноречиво махнув головой, пропустил Брюса внутрь. Изнутри дом тоже почти не изменился: в гостиной и кухне было слишком темно — словно кто-то выгрыз две черные дыры в пространстве — чтобы что-то рассмотреть, но Ямада по старой привычке скользнул взглядом по щербатой стене, небольшой плоской тумбе, пожелтевшему от времени телефону.

Лестница стала более скрипучей — теперь подводила каждая ступенька, но Вэнс всё равно умудрялся издавать меньше шума, чем Брюс. Ожидая наткнуться взглядом на старые игрушки на полу — солдатики Джо, духовое ружье, дротики — Ямада увидел в комнате Вэнса только ворох одежды и журналов. Стало немного чище, на стене появились новые постеры. Пока Брюс озирался, пытаясь найти хоть что-то знакомое, ручку двери знакомо подпер старый деревянный стул. Сразу после этого руки Вэнса сгребли его в охапку, и Брюс задохнулся поцелуем.

Голова закружилась, и стоило Вэнсу прикусить его губы, так знакомо и незнакомо одновременно, мысли Брюса схлопнулись. Терзавшая его боль отступила, оставляя место для желания, медленно вскипающего на коже. Брюс сам не понял, как это случилось, но почувствовал под собой деревянную поверхность стола и тетради, ноги раздвинулись сами, чтобы дать Вэнсу возможность быть ещё ближе. Жар его тела плавил через одежду, приятно волнуя. Горячие импульсы бежали по кровотоку.

Брюс забыл, что может быть настолько тепло. Но воспоминания сами проявлялись, стоило Вэнсу скользнуть рукой по его спине, зарыться пальцами в волосы, а вместе с ними по венам струилось настоящее ни с чем несравнимое счастье. Вэнс прихватывал его губы жадно, словно безуспешно пытался ими напиться, но Брюс отвечал ему тем же. Не мог напиться, надышаться Вэнсом. И горечь табака, незнакомая до этого момента, вдруг стала самым родным вкусом на свете.

– Ну? – спросил Вэнс, скользя руками по ногам Брюса уже не так, как прежде — увереннее и настойчивее, оставляя незримые отпечатки себя. – За этим ты пришел? За этим же? – уточнил он, бегло облизывая губы Брюса. Сердце сладко замерло, тонкая кожа на губах пульсировала. – А с чего ты взял, что я тебе это дам?

– Я не надеялся, – пробормотал Брюс, касаясь его щеки и твердого подбородка. Ему хотелось накрыть Вэнса собой, как второй кожей, но он мог лишь бегло дотрагиваться, наслаждаясь его ускользающим теплом. – Просто очень... по тебе скучал.

– Неужели? – фыркнул Вэнс, отстраняясь.

С ним исчезло и тепло — прохлада обожгла разгоряченное тело, словно Брюс вышел из теплого дома навстречу январскому холоду. Хотелось притянуть Вэнса обратно, забыться в его поцелуе и жарком объятии, но Брюс не мог пошевелиться, наблюдая за тем, как Хоппер тяжело падает на постель. Знакомо и незнакомо одновременно.

– По-моему ты и думать обо мне забыл, – протянул Вэнс, закидывая руку за голову — не рисуясь, но Брюс тяжело выдохнул, рассматривая его тело, и несколько шаловливых импульсов сбежали вниз живота. – Вычеркнул меня из своей жизни, как и хотел.

Горечь и презрение удивительным образом сочетались между собой в его раздраженном голосе.

– Я не хотел... вычеркивать тебя из своей жизни, просто хотел, чтобы исчезли кошмары. Хотел... спокойно спать по ночам, – сказал Брюс, зачем-то сжимая свои руки между коленями.

Тело тряслось от напряжения — сколько раз он пытался представить, как объяснится перед Вэнсом, и каждый раз его мысленная речь была скомканная и невнятная. Чем больше он думал, тем яснее понимал, что всё пошло прахом. Одно неверное решение подарило ему годы мучений, тоски, боли и переживаний. Одно неверное решение стоило ему больше, чем подвал, потому что подвал отнял у него лишь свободу и чувство безопасности.

А его собственное решение отняло у него Вэнса.

– Я очень хотел, чтобы пропали страхи, но... они не пропали. Первые несколько месяцев я был, словно в аду: почти не мог спать, а когда засыпал, просыпался от собственного крика. Всё стало до такой степени плохо, что меня отправили к психиатру. Он выписал мне снотворное и успокоительное, – Ямада тяжело выдохнул.

Воспоминания о тех временах горечью вязли на языке. До определенного момента он верил, что лекарства могут помочь, но чем больше времени проходило, тем больше крепла его уверенность, что ему становится от них только хуже.

– Я впал в апатичное состояние и бросил тренировки. Только кошмары мои никуда не исчезли — я просто перестал на них реагировать и мечтал о том, когда смогу снова тебя увидеть, – тихо проговорил Брюс.

Грудную клетку болезненно жгло — он отчетливо помнил, как надеялся, что уже скоро их встречи вновь станут возможными, и эти робкие мечты разрывали его на части. В какой-то момент Брюс, несмотря на апатичное состояние, заметил, что родители даже рады видеть его таким. Он не спорил, не возражал, делал то, что скажут — стал тем сыном, каким они хотели его видеть. Если Брюс спрашивал: «Могу ли я навестить своего друга?», они качали головой и с удовлетворением наблюдали, как он, безвольно пожав плечами, отвечал: «Ладно», и уходил в свою комнату, чтобы сесть за уроки.

Пожалуй, таким он не нравился только Эми — сестра-то привыкла слышать его смех и играть с ним на полу в гостиной. Но её никто не спрашивал.

– К началу лета мне снизили дозу успокоительного и забрали у меня снотворное. Я снова не мог спать. Чтобы успокоиться, всё время... жамкал свой член. Целыми днями, – кончики ушей невольно вспыхнули, но Ямада продолжил. – Однажды мама застукала меня. Она пришла в ужас, сперва долго меня отчитывала, потом снова повела к доктору, и мне снова выписали успокоительное, в большей дозировке, – Брюс устало растер переносицу — воспоминания об этом дне были выжжены у него на подкорке — причудливая смесь стыда и безразличия одновременно. – Родители стали следить за мной, чтобы застукать, но на успокоительных мне не хотелось трогать себя.

– Они бы ещё руки тебе отрубили, – заметил Вэнс. – Чтоб ты точно не дрочил.

Брюс поднял на него растерянный взгляд.

– Что? – недоверчиво спросил Ямада. – Твой отец разве не так же поступил бы?

– Он сам руку из штанов не вытаскивает, – умудрился пожать плечами Вэнс и многозначительно фыркнул. – Ещё бы мне запрещал, – добавил он, наблюдая за тем, как Брюс спрыгивает со стола и медленно обходит комнату. На обоях выгорело пятно в форме старой мишени для дартса — Ямада остановился, вспоминая, как они кидали в неё дротики. – Не мельтеши, сядь уже. У меня и так кегли перед глазами прыгают. Весь день шар катал.

– Извини, – ответил Брюс, устраиваясь на краю кровати. Он хорошо помнил, как лежал на ней, будто постель Вэнса принадлежала ему. Тогда ему казалось, будто всё в комнате, включая самого Хоппера, принадлежит ему.

Было так странно снова разговаривать с ним, словно у Брюса было право и на это. Но сейчас Ямада говорил то, что не смог бы сказать никому, не сгорая от стыда. Он забыл, каково это — говорить обо всём, не взвешивая каждое слово, не боясь быть осмеянным и униженным. Ему пришлось приложить так много усилий, чтобы окружающие перестали считать его сумасшедшим и беспокойно поглядывать в его сторону, когда кто-то произносил «подвал».

Ему стоило больших усилий быть заинтересованным в диалоге с другими людьми, потому что мысленно он мечтал быть в этой комнате, разговаривать с человеком, который выражался прямо, не сглаживая углы, и при этом ни разу не задел его и не обидел.

– К началу нового учебного года я немного... успокоился, – собравшись с мыслями, продолжил Брюс. – Стал ходить на тренировки, восстановил форму и мне чуть-чуть полегчало. Моя жизнь будто вошла в нормальное русло. По крайней мере, кошмары не мучили меня так часто и мои... кризы практически не возвращались. Но я думал о тебе, – проговорил Брюс болезненно, и снова ощутил, как в груди начинает щемить, словно кто-то загнал багор между его ребер и начал раздвигать их. – И каждый раз, как ты возникал в моей голове, такой надежный и заботливый, я напоминал себе, что могу сорваться, и тот прогресс, которого я достиг с таким трудом, мог исчезнуть. Но меня мучила эта мысль, – сокрушенно произнес Брюс, встречаясь взглядом с Вэнсом. – Мысль, что я не могу поговорить с тобой, коснуться тебя. Мысль, что я больше не часть твоей жизни, что я тебе больше не нужен. Не думал, что может быть пытка мучительней, чем находиться в подвале, но она есть — я представлял тебя счастливым без меня, не скучающим по мне, как я скучаю по тебе, и просто варился в этой боли. Эти мысли убивали меня, но я радовался, что они есть, потому что это было всё, что от тебя осталось, – Брюс скользнул взглядом по веревочке на своей руке, словно хотел удостовериться, что она на месте. – Полгода назад я начал встречаться с одноклассницей. Мы ходили с ней на свидания, и она считала меня джентльменом, потому что я к ней не приставал. А я не приставал к ней, потому что ничего не чувствовал. Мой член не вставал. Вообще, – Ямада горько усмехнулся, но в его насмешливом вздохе так же слышалось облегчение. – Он встает иногда, но на девушек — никогда. Я подумал, что не стоит себя обманывать. Тогда я стал встречаться с одним парнем...

– Ты пришел, чтобы рассказывать про парня, с которым трахаешься? – злобно рыкнул Вэнс, рывком садясь.

Его взгляд был свирепым, грудь тяжело поднималась — вместе с ней двигались и плечи. Он смотрел на Брюса, не мигая, словно по-звериному готовился прыгнуть и разорвать на части зубами. Какая-то часть Брюса искренне жаждала оказаться в этих хищных клыках.

– Нет-нет, – растерянно проговорил Брюс, помотав головой, и подвинулся к Вэнсу, чтобы коснуться его, но ладонь беспомощно схватила воздух рядом плечом Хоппера. Пальцы ощутили призрачное тепло. – Я хочу сказать, что с ним тоже ничего не получилось. Каждый раз, когда мы занимались сексом, я чувствовал на себе взгляд Альберта, и тогда все те пугающие моменты воскресали с ужасающей яркостью. Мне было страшно, тревожно, неприятно, иной раз даже противно, и я не мог... – Ямада невольно запнулся, услышав, что Вэнс скрипит зубами. Он казался взбешенным. – Я не мог кончить. Да и не нравился он мне, – добавил Брюс, чувствуя знакомое дозволение быть искренним. – Иногда, когда я трогаю себя, тревога стихает, но потом... мне снова кажется, что Альберт со мной в одной комнате. Что кто-то смотрит на меня, и я не в безопасности, а наоборот — уязвим. Но я никогда так себя не чувствую, когда думаю о тебе. Когда я думаю о тебе, мне всегда хорошо, – произнес Брюс честно — от неловкости хотелось комкать покрывало. – Если получается сосредоточиться.

Взгляд Вэнса по-прежнему был недоверчиво-злым. Знакомая морщинка между бровями стала четче, — Брюс хотел приложиться к ней губами — ноздри напряженно расширились.

– Зачем ты пришел ко мне? – повторил Вэнс, приближаясь, и на сей раз Брюс всем телом ощутил исходящую от него сладко-опасную угрозу. – Я же был тебе нахрен не нужен всё это время — ты вышвырнул меня из своей жизни, словно я мусор.

– Ты всегда был мне нужен, Вэнс, – заверил Брюс. Говорить было трудно из-за боли, сдавливающей грудь — он всё потерял пять лет назад и теперь видел лишь руины того, что не удалось построить. – Я просто запутался. И хотел, чтобы стало лучше. Я доверился психологу, – с горечью разочарования признался Ямада. – Мне хотелось верить, что есть взрослый человек, который может с этим разобраться...

– По вине взрослых это дерьмо и случилось! – крикнул Вэнс, скинув на пол подушку — ничего больше под руку не попалось. Брюс застыл, искренне жалея, что Хоппер сорвал зло не на нем. – Это блядский взрослый похитил нас и запер в подвале! Чертовы взрослые нихрена не следили за нами и позволили этому случиться. Хреновы взрослые так и не нашли нас, и не вытащили из этого проклятого подвала! Мы вышли оттуда! – крик Хоппера напоминал лай и рев одновременно, лицо покраснело от гнева. – Ты и я! Мы справились сами.

По щекам Брюса текли горячие слезы, которые он не пытался стереть. Вэнс был прав. Вэнс всегда был прав, во всём — Брюс уже думал об этом. Лежа в темноте, в полном одиночестве, Брюс капля по капле усваивал, что единственный, кому он мог доверять, это Вэнс. Потому что все остальные бросали его одного, заставляя барахтаться в пучине, и никто из них не допускал даже мысли, что Брюс не умеет плавать.

– Я знаю, – глотая слезы, проговорил Брюс — они были горькие и соленые одновременно. – Я хорошо это понимаю... сейчас. Но в тот момент надеялся, что есть хоть один взрослый человек на земле, которому можно верить. Но теперь я знаю, что могу верить только тебе.

– А я тебе нихрена не могу верить, – огрызнулся Вэнс, тяжело дыша, и отбросил упавшие на лицо волосы резким движением. – Я никогда никому не был нужен — люди видят во мне только проблему. Отец был бы рад, убей меня Альберт тогда. Он считает дни, когда можно будет вышвырнуть меня из дома. Все остальные: учителя, полиция, прочий сброд — все считают меня отбросом. Когда Альберт схватил меня и потащил к фургону, я понял, что сдохну, – с болезненным удовлетворением сказал Хоппер, рассматривая стену, где раньше висела мишень для дартса. – Я понял, что он пришьет меня точно так же, как других сосунков, на которых всем было плевать. И я считал, в случае со мной, это правильно — на меня тоже всем плевать. Никто обо мне не поплачет, все выдохнут с облегчением. А потом вдруг появился ты.

Вэнс на миг прикрыл глаза и замолчал, словно до сих пор не мог поверить, что это случилось. На его лице застыло странное выражение, будто это воспоминание ранило его сильнее всего.

– Ты решил спасти меня, даже ценой своей жизни. Ты оказался в том подвале по моей вине и как будто не жалел, что твоя жизнь закончится из-за такого ублюдка, как я. Ты так и не сказал мне, что это я виноват. Ни разу. Мне казалось, тебе не всё равно, – проговорил Вэнс, и в его голосе явно читалось горькое отчаяние. – Потому что тебя волновало, что со мной происходит. Ты смотрел на меня так, будто я чего-то стою. Будто я тебе нравлюсь. А потом ты просто вышвырнул меня из своей жизни.

Вэнс измученно зажмурился, хватая ртом воздух. Даже сейчас он не казался беззащитным, но был до такой глубины уязвленным, что не позволял себе открыть глаза — могло хлынуть. Брюс и сам ощутил, что ему не хватает воздуха.

– Прости меня, – шепнул Брюс на ухо Вэнса и нежно поцеловал горячую кожу. Вэнс не шелохнулся. Не оттолкнул и не отстранился, но и не повернулся к нему лицом, продолжая дышать тяжело, будто каждый вдох давался ему через боль. – Прости. Прости меня, Вэнс. Прости, – Ямада прижался лбом к его виску, горячие слезы падали на плечо Хоппера камнями, но он не шевелился. – Если ты мне дашь шанс, всего один, единственный шанс, я больше никогда тебя не предам. Ни за что на свете, – добавил он, целуя щеку, ухо, скулу — всё, до чего мог дотянуться губами.