Глава 14. (1/2)
За два месяца посещений Брюс уже привык к этому кабинету. Он казался ему уютнее, чем собственная комната, впрочем, сейчас мальчик везде чувствовал себя лучше, чем дома, где приходилось усердно притворяться, что ничего плохого не случилось. В последнее время Ямада всё больше чувствовал, что окружающие не слишком хотят, чтобы он был в порядке — исключением являлся, пожалуй, лишь Вэнс — им было достаточно, чтобы Брюс поддерживал видимость и не вызывал проблем. И Брюс поддерживал.
Доктор Грей ему нравилась. Она интересовалась его состоянием и давала ему неплохие советы — её упражнения по дыханию помогали Брюсу, когда у него начинался эмоционально-вегетативный криз<span class="footnote" id="fn_33235660_0"></span>. Он уже знал, что не умрет, когда у него прихватывало сердце, и его кризы были не настолько частыми, как в первые пару недель после похищения. Доктор Грей считала, что это хороший знак.
Она разрешала Брюсу говорить о вещах, которые его тревожат, даже если это была всякая ерунда вроде общения с одноклассниками или визита к директору. Пару раз, когда Ямада невольно заговаривал о Вэнсе, доктор Грей тоже звала его по имени, и это было намного приятнее, чем без конца слышать «этот мальчик» или «Пинбольщик».
Тем не менее, дела шли не так хорошо, как хотелось бы. С тех пор, как Брюс вернулся на занятия, он почти не спал. Его ночи превратились в бесконечную череду кошмаров, утро и день он проводил в школе, после чего шел на тренировку, забирал сестру с продленки и возвращался домой — делать уроки. Поспать по-настоящему Брюс мог лишь у Вэнса, когда наставали выходные, а до этого момента Ямада лишь слонялся привидением, чувствуя себя всё хуже и хуже и невольно огрызаясь на попадающихся под горячую руку людей. Иногда это были родители, которые думали, что характер Брюса испортился из-за общения с «плохой компанией». Брюс прекрасно понимал, кого они имеют в виду, но молчал, лишь бы не услышать ещё нареканий.
– Расскажи, как у тебя дела, – попросила доктор Грей.
– Всё хорошо, – на автомате ответил Брюс. Хотелось спать, но он старался не зевать — это было бы неуважительно по отношению к психологу. – То есть... есть некоторые проблемы, но я с ними справляюсь.
Взгляд доктора Грей, как и всегда, стал сочувствующе-заинтересованным.
– Что за проблемы? – уточнила она. – Расскажи подробнее.
Всё вокруг казалось Брюсу медленным, но он знал, в чем причина — это было его заторможенное сознание. Он постучал пальцами по подлокотнику, чувствуя, как это движение отзывается в каждой части тела. Сперва Брюс не хотел рассказывать ей про свои «проблемы с сердцем», но она, не втягивая в ситуацию родителей, помогла ему. Возможно, она так же могла бы помочь ему со сном.
– Ну... я не могу уснуть, – ответил Брюс, собравшись с мыслями, и поморщился, чтобы не зевнуть. – Дома я почти не сплю.
– Почти не спишь?
– Я сплю. Но только у Вэнса, – сказал Брюс, уже привыкший к тому, что доктору Грей нужно знать все детали, чтобы помочь. – Он разрешает мне приходить и спать в его комнате, но теперь, когда я хожу на учебу, я уже не могу приходить к нему каждый день. Я могу прийти к нему только на выходных и иногда на неделе, когда не занят на тренировке, но этого мало. Я пытался спать в других местах — дремать в медицинском пункте, в раздевалке, в комнате Эми, когда её нет, даже у родителей в спальне, но всё это бесполезно. Когда я остаюсь один в комнате, мне кажется... будто похититель всё ещё смотрит на меня, – нехотя признался он. – Я знаю, что его не может быть в комнате, но чувствую себя по-другому. Я помню, что в подвале Вэнс наблюдал за дверью, когда я спал, и всегда первый реагировал, если дверь открывалась. Поэтому, когда я с ним, я чувствую, что я в безопасности, – помолчав, добавил Ямада. – Что он разбудит меня. И не даст Альберту подойти.
Доктор склонила голову. Вид у нее был напряженный, встревоженный — сильнее, чем когда она сказала, что у него криз. Сейчас психолог не делала пометки в блокноте, лишь медленно постукивала концом ручки по странице, будто обдумывая ситуацию.
– Брюс, я не думаю, что это хорошая мысль — спать у твоего друга, – с мягким нажимом проговорила доктор Грей. – Так ты никогда не справишься с этими состояниями. Вместо того, чтобы встретиться со своими страхами лицом к лицу и перебороть их, ты убегаешь от них. Перекладываешь ответственность за свое спасение на своего приятеля. Механизм, который используешь, чтобы справиться со своим страхом, нездоровый, – заметила доктор Грей, растирая переносицу. – Возможно, он ещё более травмирующий, чем Ваш контакт с похитителем, потому что Вы выстраиваете созависимую связь. Я не думаю, что ты понимаешь, что я имею в виду сейчас, и, наверное, мне лучше поговорить об этом с твоей мамой.
– Нет! – испуганно воскликнул Брюс, и сонливость слетела с него в ту же секунду.
От страха сердце Брюса начало колотиться быстро и сильно — очередной криз, потому что эта боль казалась невыносимой, и пришлось медленно втянуть воздух носом, чтобы выдохнуть через рот. Ямада не мог себе представить, что скажут его родители, когда узнают о его проблемах со сном, о том, как он с ними боролся, и о том, к чему это всё привело.
– Вы же сказали: то, о чем мы здесь говорим, это секрет, и Вы не имеете права нарушать врачебную тайну...
– Ты несовершеннолетний, а твоя мама несет за тебя ответственность, – прервала его доктор Грей. Когда она заговорила с ним, её голос уже не казался ему таким дружелюбным. – Брюс, мы два месяца пытаемся вылечить тебя, а ты всё это время усиленно обнуляешь наши старания! Мы тащим тебя наверх, а ты возвращаешься в этот подвал и запираешь за собой дверь. Тебе как будто нравится там находиться!
Слова психолога обожгли не хуже пощечины. Брюс закрыл глаза, чувствуя, как к лицу приливает краска стыда. Само предположение, что ему могло нравиться в подвале, казалось ему унизительным. Всё, что он делал — пытался спастись из подвала, и Вэнс был единственным, кто понимал его в этом стремлении, поэтому Брюс старался держаться к нему поближе.
Поэтому и ещё потому что Вэнс, действительно, ему нравился. Он научил его менять местами кассеты в видеопрокате, чтобы смотреть триллеры и боевики, вылавливать журналы из канала, а ещё — всегда держать салфетки у кровати. Вместе они слушали музыку, кидали дротики в фотографии учителей (это оказалось неожиданно весело), взрывали петардами старых солдатиков Джо...
Интуиция подсказывала: стоит помалкивать о том, что они целовались друг с другом и слегка перешли эту черту. Это доктору Грей точно не понравится, и уж об этом она обязательно сообщит его родителям и, возможно, отцу Вэнса, что обернется катастрофой.
– Мне совсем не нравится там находиться — это были худшие дни в моей жизни, – с обидой проговорил Брюс, не глядя на психолога. – Мы же не делаем ничего дурного — просто играем вместе и спим в одной комнате. Разве плохо, что мы присматриваем друг за другом, на случай, если случится что-то, пока мы спим? Вэнс не против того, что я прихожу.
– Вэнс, может, и не против, но этот не хорошо ни для тебя, ни для него. Прошло уже два месяца, – повторила психолог и тяжело вздохнула. – Вы до сих пор даже не начали отпускать эту ситуацию. Подозреваю, что Вэнс приглашает тебя к себе по той же причине — ему страшно спать одному. И вместо того, чтобы бороться, он, как и ты, идет путем наименьшего сопротивления — продолжает сидеть в подвале.
Это было уже совсем возмутительно.
– Вэнс бесстрашный, – возразил Брюс, взглянув в глаза доктора Грей с легким вызовом.
– Такое у тебя сложилось впечатление, и, бьюсь об заклад, Вэнс рад, что ты так думаешь, – сказала доктор Грей мягко. – Но твоему другу столько же лет, сколько и тебе, и он ещё более незрелый, чем ты. Брюс, я тебе не враг, у меня нет цели задеть твои чувства или обидеть твоего друга, – заметила доктор Грей, и Брюсу стало немного стыдно за то, как он на неё посмотрел. – Я задам тебе вопрос, а ты ответь на него честно, пожалуйста. Ты хочешь поправиться? Хочешь, чтобы эти состояния исчезли?
Это было несправедливо, даже в принципе допускать, что он хотел бы, чтобы всё осталось по-прежнему. Его жизнь превратилась в сущий кошмар, и ему казалось — это очевидно для каждого. Но доктор Грей хотела ему помочь, возможно, она была единственной из взрослых, на самом деле в этом заинтересованной, потому и спрашивала.
– Конечно, хочу, – честно сказал Брюс. – Я не могу спать, постоянно чувствую на себе чужой взгляд и мне очень страшно, когда я один. Особенно, когда я один.
– А ты хочешь, чтобы Вэнс поправился? – спросила доктор Грей.
– Конечно, хочу!
Сердце неприятно сжималось от мысли, что он навредил Вэнсу своим желанием чувствовать себя защищенным. Всё было в порядке, когда они виделись, болтали и целовались. И хотя Вэнс почти не жаловался, — только на одноклассников, учителей, соседей, отца, его пассию, но, Господи, речь-то шла совсем о другом — он никогда и не отрицал, что его не мучают мысли о подвале.
– Тогда Вам нужно перестать видеться, связываться друг с другом по телефону, контактировать, в целом, – сказала доктор Грей, откинувшись в кресле. – Не навсегда, никто не запрещает Вам дружить, но сейчас лучший выход из ситуации — не воскрешать Альберта постоянным присутствием в жизни друг друга. Попробуй снова начать видеться со старыми друзьями, ты сам говорил, что они рады твоему возвращению. Если тебе тяжело — заведи новых знакомых, – посоветовала женщина. – Исключи подвал из своей жизни. Помоги Вэнсу исключить подвал из своей жизни. Иначе Вы так и просидите в нем до конца своих дней.
Брюс неуверенно прикусил губу. От одной мысли о том, что им нужно прекратить общаться (прямо, как хотела его мама), становилось дурно. Возможно, виноват был недосып или то, что он почти не мог есть из-за проблем со сном, но на Брюса накатила тошнота. Сердце неприятно прихватывало — не так, как во время криза — словно под ребра загоняли нож и крутили то в одну сторону, то в другую.
Попытавшись представить реакцию Вэнса, Брюс ощутил, как земля уходит у него из под ног. В висках стучало неприятно и громко. Брюс нащупал в кармане чокер, обычно придающий ему уверенности, но почувствовал, как его сжимает в кольцо одиночество. Если у него не будет Вэнса, значит, не будет никого. Он останется совершенно один, и это, по словам доктора Грей, было то, что ему нужно, чтобы подвал, наконец, исчез из его жизни.