Глава 8. (1/2)

Дорога до дома прошла без приключений. Брюс невнимательно слушал радио, комкал салфетку в кармане, пока не сообразил, что может таким образом её испортить. Машина казалась безопасной бронированной крепостью, в которую не мог проникнуть посторонний, и Брюс почти пожалел, когда мама тихонько позвала его и сообщила, что пора выходить. Окинув взглядом родной дом, Брюс ощутил, как странно сжимается желудок — казалось, он не был здесь целую вечность, и теперь вдруг стал чужаком.

Никто не спрашивал его про подвал, даже любопытная Эми. На самом деле у Брюса сложилось впечатление, что его родители усиленно стараются сделать вид, будто всё нормально и ничего не случилось, и, похоже, хорошенько надавили на девочку, чтобы она и не думала поднимать эту тему. Брюс решил им подыграть: весь вечер возился с сестрой как ответственный старший брат, даже проверил её домашнее задание, а потом засел в кресле читать учебник по биологии, пока мама не тронула его за плечо, чтобы сообщить, что пора спать.

В его комнате приятно пахло свежим бельем, постиранные с кондиционером занавески колыхал легкий ветерок. Тщательное проветривание — залог отличного сна. Брюс потянул знакомый запах носом, медленно прошелся по комнате, словно пытаясь понять, все ли его вещи на своих местах. Эми провела несколько дней в его комнате, но точно положила всё на место. Однако Брюс ощущал себя чужим и в своей спальне. Хорошо, что он сумел упросить маму оставить мягкие игрушки в больнице — находиться с ними в одной комнате было бы невыносимо.

Отогнав тяжелые мысли, Брюс стащил с себя одежду, щелкнул выключателем прикроватной лампы и опустился на прохладные простыни. Намного лучше, чем в больнице и уж точно лучше, чем...

Сердце болезненно сжалось. Нет, не нужно это вспоминать.

Темнота двигалась. Брюс рассматривал отблески уличного освещения на стене и не мог закрыть глаза. Казалось, что за ним наблюдают со всех углов, слева, справа, сверху и снизу. Хотелось спрятаться — в шкаф или под кровать, поджать под себя ноги, чтобы занимать как можно меньше места. Прижаться к чему-то теплому, потому что от одеяла было мало проку — оно казалось неприятно-тонким.

Не желая больше мучиться, Брюс встал, чтобы закрыть окно, но стоило ему это сделать, он ощутил резкую нехватку воздуха и чуть не сполз вниз по стеклу. Грудь пронзила страшная боль. Сердечный приступ! Да-да, это точно остановка сердца — Брюс отчетливо ощутил, как жизнь покидает его тело. Как страшно! Как жутко! Неужели это и есть конец, после всего, что он пережил, после того, как он выбрался из самого ужасного места в Денвере?

В голове стучало — это был его пульс, бьющийся в висках. Руки дрожали. Судорожно хватая ртом воздух, Брюс понял, что зря перекрыл себе доступ к свежему воздуху. Внезапно ослабшее тело плохо подчинялось, Брюс дернул ставни из последних сил, и окно вновь открылось. Он высунулся наружу почти на половину, тяжело дыша. Сердце по-прежнему колотилось, ладони стали мокрыми. Какой же это кошмар!

Возвращаться в постель не хотелось. Брюс прижался спиной к стене, опустился на пол и уставился в сторону двери. Точно так же они с Вэнсом сидели в подвале, в бесконечном ожидании Альберта.

Нет. Он точно не войдет.

До утра Брюс так и не сомкнул глаза и к завтраку спустился совсем разбитым. Он не решился пожаловаться родителям на случившееся ночью — мама приготовила его любимые гренки, отец купил два билета на бейсбольный матч, и они выглядели такими счастливыми, потому что очень боялись, что их сын уже не вернется домой. Поэтому Брюс, усиленно имитируя аппетит, жевал гренки и старался кивать головой, когда его звали по имени. У него было недельное освобождение от школы, но если бы у мальчика так сильно не болела голова от недосыпа, он бы с радостью вернулся на занятия.

Днем изрядно вымотанный Брюс дважды уснул в кресле, но всякий раз вскакивал, чувствуя чье-то присутствие рядом, и ещё полчаса бесцельно бродил по гостиной, пытаясь прийти в себя. Время от времени у него начинало заходиться сердце, но по сравнению с тем, что произошло ночью, это было лишь небольшое неудобство, с которым мальчик пытался справиться подсчетом плитки на полу. До прихода Эми он слонялся по двору, тренируясь бросать мяч. Брюс думал, что после тренировки ему, наконец, посчастливится уснуть, но стоило опуститься в постель, как сон сняло рукой.

Почему одеяло и простыни такие недружелюбные, Брюс понять не мог. Лежа в подвале, он мечтал вернуться в свою комнату, а сейчас не мог здесь находиться. Время от времени ему казалось, что на него наползают стены. В такие моменты он снова начинал задыхаться, и ему приходилось выглядывать в окно, глубоко дышать ночным воздухом, пока тело постепенно не отпускало.

На часах было три часа, а Брюс по-прежнему не мог сомкнуть глаза. От отчаяния хотелось плакать, и чтобы не разразиться рыданиями, мальчик кусал большой палец. Боль немного отрезвляла, но всё равно не помогала отвлечься до конца. Вэнс бы сказал ему: «хватит ныть», и, наверное, это подействовало бы. Когда рядом был Вэнс, его страх не резал так остро — он даже мог дышать.

Отчаяние заставило Брюса надеть штаны и тихонько спуститься на первый этаж, где стоял стационарный телефон. Салфетку с номером Ямада перекладывал из одного кармана в другой, но не расставался с ней целый день. Уже набрав цифры, Брюс сообразил, что ни один нормальный человек не звонит так поздно. А ведь мистер Хоппер ещё и работает в две смены... Не успел он бросить телефон на рычажки, как услышал неожиданно спокойный голос.

– Алло.

Брюс выдохнул от облегчения. Это точно был Вэнс, пусть его голос и оказался искажен телефонной связью, и он не казался сонным. Опустившись на небольшую тумбочку, Брюс подумал, насколько он вообще может судить о том, в каком сейчас настроении Вэнс Хоппер? Насколько проще было откровенничать, когда они оба думали, что скоро умрут. Может, не стоило звонить? Может, Вэнс хочет обо всём забыть?

– Тоже не можешь уснуть? – спросил Брюс, когда пауза стала казаться ему невыносимой.

– Я часто не могу уснуть, – ответил Вэнс.

Легко можно было представить, как он хмурится и пожимает плечами. Некоторые вещи, которые казались Брюсу важными, как будто не имели для Вэнса никакого значения. До недавнего времени Ямада не мог себе представить, что такое бессонница. Он не мог вообразить, что просто не спать может быть настолько мучительно. И естественно для кого-то. Послышался странный скребущий звук.

– Что ты делаешь?

– Вырезаю свое имя ножом на стене, – сосредоточенно проговорил Вэнс.

Брюс слабо ударился затылком о стену. Он не представлял, что подобное в принципе может быть занятием. Нет, конечно, Ямада не раз видел какие-то надписи, вырезанные на деревьях и скамейках, на партах, дверцах школьного туалета, и скорее всего их делали парни вроде Вэнса Пинбольщика, но не размышлял в какой атмосфере проходит подобное, и как человеку в принципе может прийти идея вырезать где-то свое имя.

– А твой отец не разозлится? – полюбопытствовал он.

– Разозлится, – сказал Вэнс, и звук стал немного громче.

Усмехнувшись, Брюс прикрыл глаза. Ему было тяжело говорить с Вэнсом, не видя его лицо перед собой. Как будто после выхода из подвала они вдруг стали чужими и далекими. До подвала их ничего не связывало, не должно было связывать и сейчас, но почему-то Брюс впервые за несколько дней почувствовал себя спокойно, услышав голос Вэнса.