Глава 22 (2/2)

Самое страшное – первые несколько мертвяков, Салливан помнил это по прошлому разу. Вот только тогда, в городе, при зачистке вокруг было много живых. Были дома, были другие машины, где-то призывал к бою тяжёлый рок, где-то отжигало латино, где-то голосила оперная певица. Сейчас вокруг виднелись только леса, источающие опасность, словно кроме их машины в мире не осталось никого живого. Под ложечкой откровенно сосало, а бодрая попса из динамиков казалась неестественной и зловещей.

После десятого сбитого мертвяка, лысоватого мужика, который при жизни вряд ли вообще ходил, настолько он был толстый, Салливан почти привык. Жирная туша расплескалась по всему бамперу, напарнику шофёра даже пришлось свеситься из окна и палкой столкнуть на дорогу зацепившиеся потроха, но это уже не особо впечатляло. Не первое подобное зрелище. Трупы инфов и машин смешались на обочинах в неравных пропорциях.

Стрелять приходилось изредка: ”отставшие” мертвяки не отличались проворством. В основном снимать требовалось тех, что торчали на обочине, застряв среди обломков всего подряд: битых машин, упавших столбов, рухнувших зданий… Перед такими целями водитель притормаживал, давая прицелиться. Если башня промахивалась, бывшему мусоровозу приходилось давать задний ход. Если цель оказывалась сложновата для недавних гражданских, высовывался напарник водителя.

Стрелять только в голову. Либо повреждаешь мозг, либо отрываешь голову, всё остальное мертвяки могли проигнорировать. До конца света Салливан не знал, что мелкая охотничья пуля способна вынести человеку половину черепа.

Единственное, что хоть как-то утешало Салливана с Нидермайером в этой принудительной вылазке: Бейл ехал в последней, третьей машине, чьей основной задачей являлась уборка оставшихся на асфальте трупов. Если два монстра, созданные из дорожной уборочной техники, не сметут фрагменты тел сами, Бейл окажется одним из тех, кому придётся на ходу выскакивать из кузова и оттаскивать трупы вручную.

Следующая остановка выдалась незадолго до заката. Двумя командами по три человека облегчились прямо на обочине – в таких условиях переться в лес или прятаться за куст могли только смертники.

Наскоро перекусили батончиками мюсли. Пять минут на походить, размять ноги. Заодно заправили бак. Стоун и Брайант, переругиваясь, проверили навешанные по периметру мусоровоза фонари.

Приближалась ночь, которую предстояло провести в дороге.

В гнезде снова засели Мартинсон и Гловерби. Салливан с Нидермайером, спустившись в кузов, уставились на расстеленные, явно успевшие отработать по назначению спальные мешки. Как можно спать в трясущейся машине посреди конца света, они не понимали.

Но моральное истощение, что накопленное за последние месяцы, что набранное сегодня, свалило с ног. Вскоре Салливан, свернувшись на спальнике (такая дурость, как забираться внутрь, даже в голову не пришла), отрубился.

И проснулся от того, что машина резко затормозила.

Ожила рация.

– Гнездо – кабине, вы тоже это видите?.. Приём.

– Вижу, гнездо. Откуда они, мать твою, повылазили?! Кабина – грузу, ответьте, приём.

– Кабина, слышим тебя, – сглотнув, хрипло отозвался Салливан. – Приём.

– Закрепитесь там, сейчас станет весело. Гнездо, вас это тоже касается. Всем десять секунд. Отбой.

Салливан переглянулся с Нидермайером. Весело?

Едва они успели натянуть снятые на время сна шлемы и забиться по углам, вцепившись во что попало, как машина тронулась с места, набирая разгон, а затем их крепко тряхануло.

Звук, который ни с чем нельзя спутать, звук столкновения металла с плотью, пробрал до костей. Звук столкновения монстра, выкидыша психов слесарно-автосервисного образования, с целой толпой мяса. Салливан слышал подобное только в самом начале уборки Бейкон Хиллз.

Откуда на дороге, почищенной головной машиной, взялась толпа?!

Мусоровоз, вновь резко затормозив, дал задний ход. Что-то, понятно что, снова простучало по трём бортам, колёса проехались по неровному. Листы, прикрывавшие заднюю часть кузова, где раньше обреталась загрузочная секция, содрогнулись от удара снаружи. Снова по тормозам, снова машина рванула вперёд, на этот раз заметно вильнув по дороге.

Только теперь над головой послышались выстрелы.

Салливан уставился на вентиляционную решётку, в которую медленно (как он потом понял – сослепу не сразу сумев зацепиться), как в кошмаре, просовывались узловатые белые пальцы в велосипедных перчатках. Следом сначала заглянуло бельмо, бликом отразившее искусственный свет, а затем потянулся синюшно-серый язык, словно мертвяк, осознав, что голова не пролезет, пытался хоть так достать до живого мяса.

Пока Салливан пялился наверх, снова заскулил Нидермайер. Между полом и приваренным металлическим листом, оказывается, был зазор. Сработали плохо или что-то отошло от множества ударов, какая, к хренам, разница, но прямо сейчас в эту щель тоже пытались протиснуться пальцы. Тоненькие, явно детские, потому что для взрослых щель всё же оказалась слишком узкой. Эти маленькие пальчики с облупленным розовым маникюром вцепились в преграду и безуспешно рванули её на себя. При жизни ребёнку явно было лет пять, не больше, и пусть тут даже взрослому мертвяку ничего не светило, но едва разбуженные, нервные, получившие очередную мощную дозу адреналина люди не могли мыслить здраво.

Два выстрела наверху, один за другим. Мертвяк, вцепившийся в решётку, лишился головы, часть тухлой чёрной крови плеснула внутрь кузова. Детские пальчики внизу пропали.

Машина ещё пару раз вильнула по дороге и поехала дальше. Без столкновений. Без выстрелов.

Шипение и неестественно спокойный голос:

– Кабина – гнезду и грузу. Едем дальше.

Один из светильников медленно накренился и, ударившись об пол, разлетелся пластмассовыми обломками.

Судорожно всхлипнув, Нидермайер поднялся, держась за стенку. Огляделся. Неловко вытащил из своей разгрузки нож, подошёл к вентиляционной решётке. Потянулся, не вынимая клинок из кожаного чехла, и самым кончиком подпихнул пальцы, так и не отпустившие прутья. Ему потребовалось две минуты, чтобы кисть, оставшаяся без тела, отвалилась наружу.

Кто бы мог подумать, что размазня-Нидермайер… Чёрт… Спасибо, брат.

Нидермайер неуклюже сел на пол, достал упаковку спиртовых салфеток и принялся с нездоровой тщательностью оттирать чехол ножа. Расширенные зрачки делали его глаза беспросветно чёрными.

Вроде бы всё, но спустя каких-то полчаса по потолку простучало, раздался крик, почти сразу за ним грохнули заполошные выстрелы. Водитель снова резко дал по тормозам, отчего людей в кузове швырнуло на сетки с вещами.

– Кабина – гнезду, что у вас случилось, приём? Гнездо, ответьте кабине, приём. Гнездо, мать вашу, не молчите!

– Гнездо – кабине, – спустя бесконечно долгую минуту отозвался, кажется, Мартинсон. – Всё в порядке. С моста упал инф… прямо нам на головы, скотина. Всё уже в порядке, ранений нет, можно ехать. Отбой.

Салливан тихо плакал, сам того не замечая. Судя по часам, через сорок минут начиналась их смена.

Им повезло, на вторую вахту приключений не осталось. Фонари мощно освещали дорогу и обочину, бледные тела мертвяков почти всегда было видно издалека.

Когда небо стало светлеть, за деревьями справа появилось кукурузное поле. Рация ожила: первая группа сообщила о готовности отстойников, но их это не касалось, это сообщение было для головной машины.

Почти час бывший мусоровоз ехал вдоль поля, не встретив за это время ни одного инфа, пока в итоге, сделав круг, не вернулся к первому повороту. Там свернул на просёлочную дорогу и вскоре остановился в виду обветшавших фермерских построек.

Ещё через два часа первая группа и головная машина присоединились к машине Салливана. Все вместе обследовали строения (пустые, зачищенные разведкой почти неделю назад). Врач, ехавший с первой группой, провёл осмотр: удостоверился, что никто не получил заражения. Механик из той же команды проверил уборочную технику, остальные протянули шланги к скважине и с помощью ручного насоса принялись отмывать транспорт от начавшей разлагаться дряни.

К восьми часам догнали хвостовые машины, одна выплюнула бледного Бейла, потом все поочерёдно поели. Достав из кузова мусоровоза длинные тюки, принялись возводить открытые шатры.

В десять, когда солнце потихоньку начало жарить, приехала длинная колонна из грузовиков и автобусов. Порядка трёх сотен человек разного пола и возраста, тревожно вглядываясь в горизонт, разошлись по местам, повинуясь чётким командам назначенных старшин. Эти люди провели в пути всего несколько часов, на максимально возможной для подобной колонны скорости. Им не приходилось ползти со скоростью бегущего инфа, задерживаться ради отстрела или уборки трупов с дороги.

Взревели комбайны, следом за ними тронулись грузовики без крыш. Забрать с собой планировалось не только початки, листья и стебли тоже собирались использовать, но за ними приедут в следующий раз, когда большая часть народу вернётся в город. Вдоль автобусов медленно двигалась цистерна с бензином, восполняя сожжённое топливо.

Параллельно шатрам выстроились сборные мангалы, в бочках рядом с ними замачивались завёрнутые в листья початки кукурузы. Над костровыми ямами повисли чаны, где кукурузу готовились варить. Настроение людей, работавших вокруг дома, заметно повысилось: питание в Бейкон Хиллз уже давно не баловало разнообразием. Приготовленная тут же, ещё горячая кукуруза обещала стать редким пиршеством. Свежей сочной кукурузы жаждали даже те, кто раньше её не особо жаловал.

Ночевали в грузовиках и автобусах, а к следующему вечеру отправились в обратный путь.

Через две недели Салливан, умываясь после рабочей смены на стройке, увидел в зеркале седину.