Глава 6. Хорошие дети плачут молча (3) (2/2)

— Ну, или, хотя бы, с нами не должно быть слишком много возни. Штурм — медчасть — ящик. Отличный конвейр, — нервно смеется Открывашка, и, глядя, как бледнеет Микки, будто уже сидит на тех самых ящиках, Стиву кажется, его слова не значат вообще ничего.

Они уходили из мирной жизни цепочкой. Военные сказали бы — в плотный стык. Один за одним, в одном призыве, из одного и того же полусонного пригорода Ричфорда: первым — Открывашка, потому что поверил агит роликам и повелся на обещанный дармовой паек и жалование. Потом — Стив. Нужны были деньги и ощущение отданного долга. Подтверждение, что отпрыск адмирала Райена способен сделать карьеру на военном поприще и не посрамит деда.

«Внезапная» война уже отгремела. Последние очаги сопротивления гасились легко — и рассказывали об этом так же легко, между делом, в перерывах между выпусками погоды и новостями о спортивных кубках.

Стив шел не на войну. Он уходил из. Прыгал в последний вагон уходящего поезда, вырваться из тихого пригорода с милыми соседями, где стоит начать восхищаться садом местного дантиста, влюбиться в девчонку, и считай, ты пропал. А о войне вспоминали все реже. Никто даже не считал, что она продолжалась — так, операции местного значения по зачистке. Контракт на год с продлением казался хорошей возможностью. Стив не знал, куда его пошлют, но в то время был согласен на все.

Тогда же, в приемной коммиссии Военного Управления, он встретил Френсиса Фишборна, которого в армию «сдал» отец — воспитать характер, как пояснил Фишборн. И тут же заверил Стива, что ни в одну из горячих точек их не пошлют, да и вообще к зиме все должно быть кончено. Даже с Каар-Азисом, засевшем занозой на границе территории Альянса.

А Микки появился последним. В Университете генной инженерии он оканчивал магистратуру по специальности биоконструктора, разбирался в хирургии и оказался приписан к полевой медчасти.

Сам Микки о себе трепаться не любил, а ставшее известным о его прошлом рассказал Фишборн, который с Микки оканчивал один факультет и был знаком, вроде бы, по научным проектам.

Команда подбиралась хорошая. Случай свел их вместе и расставил пешки на удивление удачно. Стив так считал до последнего…

«Принцесса» Френки Фишборн получает рану первым, отхватив пулю в икроножную мыжцу, когда в один из дней конвой с армейским барахлом попадает под обстрел.

До лазарета Фишборна взвод тащит всей оравой. Настоящий боевой огнестрел для всех пока еще в новинку. У наспех сколоченных деревянных бараков, часть отсеивается, внутрь вваливаются только Стив и Открывашка.

Хирург заставляет Фрэнки положить раненную ногу на подставку. Открывашка ржет, говорит, тот похож на кобеля, приготовившегося отлить.

На счастье Фишборна, пуля проходит насквозь, не задев кость.

— Два кубика детрозола и валиум на ночь, — говорит хирург Микки, когда заканчивает бинтовать. Тот кивает.

Фрэнки лежит бледный, с испариной на лбу, но пытается шутить. Открывашка в качестве утешительного подарка оставляет ему пачку сигарет. Стив кладет на прикроватную тумбочку свежий журнал. На военной базе с досугом сложно. Самому Стиву больше не хватает пива, и скучает он, в основном, по хот-догам. Но Фрэнки жадно глотает все журналы и книги, до которых может дотянуться.

Микки отходит в дальний угол палаты, роется в шкафу. И пока Открывашка восхищается тем, как легко Френки умудрился отделаться — молчит.

А ночью, сменившись с поста, Стив идет в казармы длинной дорогой и видит — в мусорных баках у сетки забора, уголок журнала, торчащего из-под обьедков.

В голову сразу невольно закрадываются мысли о выброшенных вещах покойника. Представить, что Фрэнки умудрился затесаться в покойники из-за простреленой ноги — невозможно. Но на войне бывает всякое. Стив решает проверить.

Дежурный солдат в госпитале пропускает «по дружбе». В коридорах стоит тишина. И лишь ближе к палате Фрэнки слышны тихие глухие стоны, похожие на гул воды в трубе. Фишборн, несмотря на на поздний час, не спит, скорчившись, он с тихим завыванием грызет уголок подушки. И даже Стива замечает не сразу, а заметив, пытается отвернуться.

— Больно, — тихо жалуется он сквозь зубы, словно оправдываясь, — а ты что тут забыл?

— Тебя услышал, — Стив мнется, не зная, что делать, — херово? Позвать, может, кого?

— Не надо. Микки посмотрел, сказал — все нормально. Вот, даже оставил…

Свет дежурной лампочки из коридора не достреливает вглубь палаты, но за окном вышка — освещает территорию базы на манер маяка. Стив присматривается. На белой марле рядом с койкой жестокой издевкой аккуратно разложены шприц, жгут и две ампулы с надписью «Детрозол».

— Тебе же вроде должны были вкатить дозу на ночь? Я сам слышал.

— Микки сказал, не надо, — упрямо повторяет Френки, — он смотрел. Оставил на всякий случай.

— А надо, чтоб ты подушку сжевал? Или сам себе воткнул иглу, если судорога пойдет? Дрожащими руками, в темноте?

Фрэнки возражает, но Стив выходит, даже не пытаясь слушать. Находит дежурного санитара. Тот бредет в палату злой и зевающий. Ставит насупленному Фишборну укол и уходит досыпать.

Утром за завтраком Микки рассеян и удивлен.

— Правда? На тумбочке? Не может быть. Должно быть, забыл, — отвечает он на претензии Стива, — обязательно проверю.

И улыбается — виновато, но у Микки все улыбки выходят немного грустными и слегка виноватыми.

В своих круглых детских очках Микки вообще напоминает Стиву персонажа — симпатичного ботаника из какого-нибудь подросткового юмористического сериала, которые крутят в субботний утренний прайм. Слегка неловкий и тихий, достаточно красивый, чтобы не портить кадр, в меру смешной, и с твердой четверкой по всем параметрам, чтобы не затмевать главного героя.

— Ты нарочно оставил обезбол рядом с койкой. Не включай дурака. Зачем?

Микки пожимает плечами, печально улыбается в своей манере, и уходит, так и не сказав ничего, кроме дурацкого «забыл».

И если кто остается в итоге обиженным и обозленным, так это Фрэнки Фишборн.

— Никто тебя не просил вмешиваться, — шипит он, когда Стив на следующий день заходит навестить, — Микки лучше знать. Если сказано — не надо колоть, значит — не надо.

— А надо было — оставить тебя пялится на обезбол и дальше поливать подушку слюнями?

— Не твое собачье дело. Если Микки сказал…

Стив закатывает глаза.

— Да он нарочно. Ты ему в тарелку что ли плюнул? Очнись. Он нарочно тебе не сделал укол и оставил на ночь валятся в судорогах. А потом закосил под дурачка и сказал, забыл.

— Не твое дело, — упрямо повторяет Фишборн, — Микки — гений. Он не забыл. Он просто знает лучше всяких идиотов, как надо. Если он что-то сказал, надо делать так, как он сказал. А ты сука, лезешь. Теперь из-за тебя ему могут объявить дисциплинарное…

Стив не думает, что есть причина, почему раненного человека надо оставить без помощи, но Фрэнки Фишборн — кремень в своей слепой вере обожания. Достучаться до него невозможно. Стив машет рукой.

— Думай, как хочешь…

Когда Фишборн ходит за Микки хвостом с первого дня в «учебке», делится вещами, пайком — Стив думает, дело в обыкновенной дружбе бывших сокурсников, которых армия сплотила еще сильнее. Но сейчас видит, положение дрянь. Потому что в словах Фишборна бесконечное слепое обожание, едва ли не поклонение, поколебать которое не могут даже часы изматывающей боли, на которые Микки его обрек.

— Просто интересно. Он тебе жизнь спас? Или из пожара вытащил? Или что?

Но Фишборн отворачивается к стене, не желая продолжать разговор.