Глава 6. Хорошие дети плачут молча (3) (1/2)

***</p>

— Кто-нибудь! Ноги!

Стив беспомощно оглядывается. Открывашка оказывается расторопнее, кидается вперед, ныряет за ширму. В мелькнувшем просвете Стив видит Микки с руками в крови и поднятым скальпелем. Солдат перед ним на столе бьется в агонии. Худая медсестра с алебастровым лицом и впалыми щеками не может удержать корчащееся в предсмертных муках тело.

Ширма возвращается на место, отделяя жалкий закуток палатки, названный «операционной» от «стационара». Разное название, а содержимое — один в один.

Повсюду, куда ни глянь, обугленная кожа, головы, замотанные бинтами, кости, торчащие из окровавленных обрубков рук и ног. Металлические тазы с красной от крови водой, рваная, измазанная грязью и кровью форма, снятая ловкими пальцами алебастроволицей и брошенная в углу палатки в кучу. За стонами, хрипами, глухими подвываниями не слышно звуков с улицы. И кажется, другого мира не существует.

У самого Стива — жалкий порез. Наверное, дело в точке зрения. Дрон слежения взрывается у Стива над головой, отлетевший винт до кости пропарывает руку. И в тот момент Стиву кажется — это серьезно.

Микки не гонит, но смотрит мельком, кивает: сядь, жди. И уносится прочь, на звук булькающих хрипов. С таким звуком сворачивается кровь в горле, когда из нутра рвутся с кашлем темные кровяные сгустки. Стив знает — разное доводилось слышать и видеть.

Открывашка мнется: ему не по себе, он жалеет, что притащился за компанию. Раненная рука по-прежнему перетянута жгутом и замотана тряпками. Микки не успевает ничего сделать, ничем помочь. Но сейчас, глядя на куцые обрубки человеческих тел, раскиданные по койкам, его собственная рана, Стиву больше не кажется серьезной.

— Ноги!

Открывашка, чертыхнувшись, подрывается с места.

В итоге, Стива зашивает другой врач. Стягивает разъехавшиеся края раны и просит поберечь руку.

Открывашка возвращается с белым лицом, забрызганный чужой кровью, бормочет:

— Ну его нахер.

— Брось, — говорит Микки из-за спины. Волосы у него мокрые, как будто он опрокинул на голову стакан воды, — не в первый раз же. Отлично справился. Стив?

— Отлично? Ты его как свинью на столе разделал. Одно дело в бою, а другое — вот так…

Открывашка бормочет под нос, но без претензий, больше для себя.

Стив встает и чувствует неловкость, что своей ерундовой раной отнимает у людей время.

— Пустяки…

— Пошли-пошли, — Микки протирает очки, — посмотрю, или знаешь… — санитары у него за спиной из «операционной» выносят окровавленные тряпки, — лучше тут жди. Крови много было?

— Ерунда. Перетянул быстро.

Открывашка не уходит, хотя долг вроде выполнил — проводил раненного товарища до санчасти. Вздрагивает, когда Микки мимоходом хлопает его по плечу, хрипит:

— Не, не, ты ко мне, сука, вот этими руками даже не прикасайся…

— Там бедняге взрывной волной половину униформы вместе с ремнем, змейкой и пуговицами в живот вдавило и с кишками перемешало, — устало поясняет Микки Стиву. Из холодильной камеры выуживает пластиковый мешок с физраствором, сует Открывашке, требует:

— Держи, — колдует с иглой и пластиковой трубкой, сооружая капельницу, — южные кварталы так и не взяли?

— Не взяли.

— Мест нет, транспорт только к вечеру ждем. Не знаю куда новых класть… На землю разве что.

— А дальше проще, — ядовито сообщает Открывашка, — открою тебе секрет — дальше высота. Жилой район, и в каждом доме, на каждом этаже по снайперскому гнезду. На подступах — пока шли растяжки, «прыгунки» был какой-то шанс. А дальше нам уже бить будут сразу в голову навылет. Возиться не придется.

— Не придется…

Белый капли бусинами скатываются по трубке.

Стив смотрит, как серая игла прячется в голубой венозной жилке на его руке и впервые за много дней чувствует усталую дрожь в груди, словно трепещет и надрывно сбоит сердце. Микки берется за запястье, считает пульс.

— Ложись. Располагайся. Придется остаться. У тебя болевой шок.

— Дрянное дело. Открою вам секрет, лучше сдохнуть, чем в этом могильнике валятся, — тянет Открывашка, ерошит жесткие как проволока припорошенные пылью волосы и вдруг решает, — тогда тоже останусь, присмотрю, — словно его кто-то спрашивает.

Вечером молчаливые санитары один за одним выносят раненных. Урчат моторы, транспорт, набитый искорёженными телами, уползает по занесенной песком дороге куда-то вдаль, на большую землю.

В палатке становится тише. Остаются только «неудачники» — как их сразу окрестил Открывашка. Отделавшиеся легкими ранами, не заслужившие, чтоб отделаться от пустыни так легко и уехать домой живыми, получать заслуженную грамоту за отвагу и пособие по инвалидности.

Сам Открывашка спит, привалившись к опорному столбу палатки. Микки садится на соседнюю койку. Под запавшими глазами у него, даже сквозь загар, проступают черные круги.

— Я думал, ты меня тоже отправишь, — признается Стив.

— Нас полковник повесит, если будем отправлять в тыл с таким. Хотя, может, и пускай бы. Этих залатаем, тебя залатаем… Снова штурм, снова по-новой. Кому-то поможем, кому-то не успеем. И так каждый день. Насмотрелся по горло.

Микки проверяет повязку. Он раздражен и зол. Вроде не ранен, но Стив отчетливо видит, хоть и не врач, что у Микки тоже шок.

— Сколько мы здесь? Год? Два? Сколько здесь уже умерло? Я их помню, Стив. Многих помню. А кажется, только вчера прибыли…

На самом деле, как бы медленно не тянулось время, прошло только девять месяцев. Стив подсчитывает в уме, но вслух не говорит. Потому что правда Микки сейчас не нужна. А может, напротив, нужно верить, что прошли годы, и ужаснуться еще сильней существованию вещей, к которым невозможно привыкнуть.

— Слишком долго. Не помню.

— Да, — Микки понижает голос, — иногда я представляю, каким будет день, когда мы сможем вернуться домой. И хотя тут все дни как один, я все равно, веришь, не могу себе представить…

— Открою тайну, не только ты, — сонно ворчит Открывашка. Один глаз у него — узкая щелочка, второй все еще спит, — я тебя понимаю. В этом могильнике минуты будешь считать. Я тут сам — хер бы остался. А ты еще переживаешь. О таком, парни, лучше не думать.

— Джонни прав. Ты не можешь всех спасти, — говорит Стив. И Микки съеживается, будто у него из груди выпустили воздух. Открывашка важно кивает, выпятив нижнюю губу, — зря себя пытаешь. Только если правда сумеешь запихнуть мозг в новое тело. А иначе никак. Ты не Бог. Брось думать об этом. Мы — солдаты. Это мы должны спасать. А не нас.