Глава 4. Как не сойти с ума (1) (2/2)

— Пошел вон!

— Нельзя! — говорит санитар за стеной так громко, что привставший было Дьюк снова оседает на месте, будто скомандовали ему. Наступает тишина. Потом голос дежурного врача говорит: «Да, конечно». Сканер под потолком пищит, переборка уезжает в стену, и в палату заходит Йен Хайдигер.

Сначала я думаю, уж не Дьюк ли его позвал. Смотрю на Дьюка и по его лицу сразу вижу, визит Йена для него тоже полная неожиданность. Но скорее приятная. Он не замечает, что Йен зол, идет широкими шагами и зубы у него сцеплены. Он не хотел приходить, но его явно пригнала сюда неведомая необходимость.

— Пошел вон.

Дьюк быстро встает, освобождая место. Взгляд у него обеспокоено бегает: не такой тон ждешь от «спасителя».

— Вон!

Доктор Гарнер испуганно выскакивает из-за плеча Йена. В спешке он промахивается пуговицей, застегивая халат, и теперь выглядит законченным психом со встрепанными патлами и очками, съехавшими на кончик носа. Гарнер хватает Дьюка за руку и оттаскивает в сторону.

Раньше Йен редко опускался до крика. Мы не разговаривали год. Раньше, все время, пока он терся поблизости, я не мог избавиться от мыслей о нем, что будет дальше, и что могло бы быть, сложись все иначе. Каждый день готовился услышать об его свадьбе. Арена требует сосредоточенности. А я, выходя на бой, думал, какого черта Йен снова пропал, и какие дела его не пускают приехать, вместо плана расстановки сил. Это должно было закончиться: ночные вылазки в город, риск словить пулю из-за собственной рассеянности и страх. Что со дня на день все будет кончено. Нельзя жить в страхе. В итоге, Йен уходит. Пулю я все-таки ловлю. А мысли, что было бы, если б все сложилось иначе, и Йен, даже после истории с чертежами, послал бы все к черту — взял да и остался — никуда не деваются. И теперь я лежу перед ним, ставшим чужим, с гноящимися кишками. Забавный поворот.

— Где ребенок?

Очень забавный.

Врач и Дьюк отходят подальше. Йен угрожающе наклоняется, но чувствует неприятный запах от бинтов и брезгливо отстраняется — не стоит оно того.

— Какой ребенок?

— Мой.

Я не знаю. Адрес, который больше года назад дал мне Полковник… Какая-то там авеню или стрит. Кажется, пятьдесят шесть. Или это адрес ночного клуба из рекламной листовки, полученной от прокуреной девицы в стрипбаре во время последнего «выгула»?

— Откуда я знаю. Спроси свою жену.

— Спрашиваю еще раз. Где мой ребенок?

Йен начинает цедить слова сквозь зубы, явный признак, что вот-вот взорвется. Если только за год не абсолютно все встало с ног на голову.

— Не знаю.

Я уже забыл, что там мешают в ампулах обезбола для боевых выходов. Крепкую убойную хрень, способную вырубить нервные окончания, если оторвет руку или удар «титана» разом сломает все ребра. Голова начинает отключаться. Все из-за Дьюка и его дурацкой «помощи».

— Как — не знаешь? — Йен выглядит почти испугано, — Что значит: «не знаешь»?

Не ясно, с чего он вообще говорит таким уверенным тоном.

— Какой ребенок, мистер Хайдигер?

Если смотреть не на перекошенное лицо Йена, а на плакат о пользе профилактических проверок позади него, на обшарпанной стене, то даже можно представить, что все происходящее — просто галлюцинация.

— Наш ребенок. Где ты его бросил? Отвечай!

Йен лезет в свой черный портфель. Охренеть. Неужели за год кое у кого выросли яйца? Момент, жаль, неудачный. Под детрозол-оксид-хер-знает-какой кислотой мне на все плевать, даже если он паяльник достанет.

— У двух мужчин детей не бывает, мистер Хайдигер. Вам бы в больничку. Мозги подлечить.

— Рот закрой, сука, — вместо паяльника мне тычут под нос какой-то бумажкой, — знаешь, что это значит?

Бланк с голубым вензелем — право собственности. Памела Рейгер в пользу Йена Хайдигера бла-бла-бла… Глаза болят, строчки расплываются. Мне трудно сосредоточится на сухом деловом тексте, тем более смысл ясен.

— Моя жопа снова твоя?

Йен кашляет, багровеет, оглядывается через плечо.

— Я — твой новый хозяин. Говори по-хорошему или…

— Или.

Уж кого я давно разучился бояться, так это брызжущих мне в лицо слюной «пиджаков».

— Ну хорошо, — Йен берет себя в руки, прячет бумагу, поправляет галстук, — мистер Гарнер, можно вас попросить…

Док подбегает рысцой, предано заглядывая в глаза. Да его сейчас можно попросить станцевать.

— Вы сможете к субботе поставить его на ноги?

— Так ведь… — такого поворота Гарнер не ждал. Видок у него несчастный, как у застигнутого импотенцией в самый ответственный момент, — операцию можно провести хоть завтра, а на заживление недели три уйдет, потом курс реабилитации, при условии усиленной терапии, если запросить биореконструкт из Центрального госпиталя… И то не меньше месяца…

— Нет.

Умеет Йен сказать «нет». Как кулаком по роже зарядил.

— Я не прошу вас полностью вернуть его в строй. Мне нужно, чтобы он смог подняться, взять обвес и продержаться на ногах примерно час. Дошел сам до подъёмников — потрепыхался на арене. А дальше — уже не ваша забота.

Значит, вот как.

— Так нельзя. Без подписанного врачебного разрешения гладиатор не участвует в боях, — вмешивается Дьюк. Я даже не заметил, когда его туша возникает за спиной Йена. — КОКОН не одобрит. Это убийство. Вы не можете.

Теперь-то он опомнился. Вот тебе и «сходили» к Хайдигеру. Если я за что и благодарен судьбе, так это за яростное отрицание в глазах Дьюка. Получил наивный жалостливый дурак по лбу от души.

— Я не могу, — Йен само спокойствие и уверенность, — он может, — короткий кивок летит в сторону Гарнера, отчего тот начинает тоже кивать усилено, как божок-бошкотряс на приборной панели таксиста, — и, доктор, — вежливый голос чеканит каждое слово, будто режет по кусочкам. Йен неторопливо, смакуя каждое движение, достает портмоне, не спуская с меня глаз, вытаскивает кредитку, протягивает ее врачу. Тот на автомате берет и нелепо застывает с вытянутой рукой, не понимая, к чему этот жест, — не забудьте подписать врачебное разрешение.

— Вы не можете, — растеряно повторяет Дьюк, — он же на ногах не стоит.

— Разумное использование ресурсов при возросших ставках, — говорю я.

Идея не нова, и весь год, перебирая по словам последнюю беседу, я старался вбить себе в голову, что это нормально. Йен поджимает губы, одаривает меня диким взглядом, и на мгновение мне кажется, он тоже помнит.