Три месяца (2/2)

— Чертовы дети, никогда не убирают за собой перья! — ворчит когтевранец, быстро подходя к друзьям. И, Уён честно не верит своим глазам, старший приходит без очередной книги. С пустыми руками! Где это видано? Завтра точно выпадет снег. — Мелкий, если б ты знал, как этот барсучок о тебе беспокоится, ты бы в столовку каждый день не ходил, а бегал.

— Сам ты барсучок, — закатывает глаза Сонхва, а после кладет на стол разную выпечку с ужина, завернутую в чистейший белый платок. — Только попробуй не съесть это.

Уён от открытой угрозы дергается, а потому без вопросов принимает еду, поблагодарив старшего. Хонджун снова хмыкает, и делает он это настолько часто, что это можно было бы приравнять к закадровому смеху в каком-нибудь юмористическом телевизионном шоу.

Гриффиндорец поспешно складывает все книги в неподъемную стопку, скидывает свитки пергамента сверху и, сунув кусочек яблочного штруделя в рот, поворачивается к старшим, как бы показывая, что он готов. Хонджун тяжело вздыхает, перехватив у него часть книг, а Сонхва берет со стола платок с остальной выпечкой. В тишине пустой библиотеки раздаются лишь их тихие шаги и шелест мантий.

— Завтра у вас первая тренировка, — внезапно говорит Ким, повернувшись к младшему через плечо. Уён удивленно глядит и начинает быстро жевать, чтобы поскорее ответить, за что Сонхва дает ему легкий подзатыльник и просит жевать медленнее.

— Откуда ты знаешь? Впервые об этом слышу, — Чон подбегает к старшему, поравнявшись с ним.

— У нас сегодня была, я слышал, как капитаны переговаривались. Если не ошибаюсь, у вас она в семь.

— О нет, я точно умру, — гриффиндорец замирает, пока перед глазами красной строкой бегут термины и заклинания. Еще немного и он взвоет. С начала учебного года прошло чуть меньше двух недель, и Уён все это время не вспоминал о том, что квиддич вообще существует и он в команде своего факультета.

— Чистая правда, я все еще удивлен, как вы до сих пор живы, — тихо произносит Сонхва за их спинами, идя с прикрытыми глазами. Оба парня на него оборачиваются, хором цокнув и одновременно закатив глаза.

— О, Сонхва, не начинай… — Хонджун отворачивается и продолжает путь вперед, перехватив учебники удобнее. Были б его руки свободны, он бы показательно закрыл уши ладонями и напевал, чтобы показать, что ничего он слышать не хочет.

— Это слишком травмоопасный вид спорта! Тебе чуть не свернули шею в том году! Я чуть не умер от испуга! — несмотря на встревоженный голос в лице пуффендуец не меняется, но его пальцы заметно напрягаются, наверняка смяв какую-нибудь булочку в платке. Но замечает это только Уён.

— Но я же жив… И что ты опять со своими беспокойствами лезешь! Не смотрел бы на игру, раз так пугаешься! — мгновенно вспылил Хонджун, резко поворачиваясь к пуффендуйцу и останавливаясь напротив него.

Уён не знает, чего ему хочется больше: пробить лицо ладонью или просто убежать как можно скорее.

— Будешь много болтать и твое первое высказывание окажется ложным.

— Это угроза?

— Просто предупреждение.

Чон просто проходит мимо, словно эти разборки его вообще никак не касаются, но делает это как можно заметнее, чтобы привлечь внимание двух разозлившихся друзей. Первым в лице меняется Сонхва, сразу же чувствуя вину перед гриффиндорцем, а потому резко отходит от Хонджуна, словно от огня и, кинув на него неопределенный взгляд, быстро спешит за Уёном, шепотом принося извинения.

За себя и за Хонджуна.

***</p>

Под ногами у Уёна зеленая и немного влажная трава, с блестящими на ней каплями дождя. Небо над головой антрацитовое, а вдали виднеются черные тучи, стремительно приближающиеся к ним.

Команда Гриффиндора по квиддичу стояла на поле неподвижно, изо всех сил прижимаясь к метлам, пожалуй, единственной опоре, что сейчас держала их на ногах. Капитан тоже выглядел так, словно вот-вот рухнет, но продолжал что-то им говорить, размахивая руками вокруг. Чон предполагает, что он вновь повторял технику безопасности, но сил слушать не было никаких. Дождливая погода влияла на всех них как снотворное, а вечернее время заставляло мозг думать лишь о приближающемся сне. Уроков никто не отменял, а потому они все были еще и вдвойне уставшими. Форма ощущалась чужеродной, все-таки за лето успеваешь позабыть, каково это — быть скинутым с метлы летящим в тебя бладжером.

Уён каждый год забывает. А потому чувство, что бита — продолжение твоей руки, возвращается не сразу. За тренировку он падает с метлы трижды и только чудом оказывается не так высоко над землей в эти моменты. Колени нещадно жжет, а накрапывающий дождь разводит внизу грязь, которая оказывается везде и практически на всех участниках команды. Руки соскальзывают с метлы, и Уён снова оказывается на земле, падая, кажется, одновременно с капитаном.

— Все! Хватит! Дождь начинается, закончим раньше! — кричит Марк, поднимаясь с земли. Он, как и Чон, весь в грязи, а на скуле расцветает синяк, полученный ударом чьей-то метлы. Ли протягивает младшему руку, помогая встать, и похлопывает уставшего загонщика по плечу.

Отовсюду раздаются облегченные стоны и громкие благодарности. Гриффиндорцы устало приземляются, некрепко стоя на ногах, прижимая намокшие метлы к своей такой же намокшей форме, и собрав все оставшиеся силы, плетутся к раздевалкам, мечтая упасть на кровать и проснуться примерно никогда. Только Чхве Чонхо, второй загонщик, идет более-менее ровно, но во всем его теле все-равно ощущается усталость, а где-то под тканью на бедре наверняка расцветает синяк от прилетевшего в него бладжера.

— Я видел Донхека и Сонхва, прячущимися где-то на трибунах, — шепчет Марк застывшему Уёну. — Будь готов ко всему.

Капитан подмигивает, но по нему видно, что он сам боится встречи со своим другом. Чон думает, что это, похоже, какая-то особая черта всех пуффендуйцев — беспокоиться и заботиться.

Или она свойственна только этим двум.

Сзади раздается высокий медовый голос. Ли Донхек уже издалека начинает отчитывать Марка, выходя на поле прямо под дождь. Марк вздрагивает, в его глазах отражается ужас. Уён хочет посмеяться, но стоит ему увидеть, как прямо за Донхеком идет такой же сердитый Сонхва, смех как-то сам собой превращается в отчаянный стон.

По крайней мере он, кажется, наконец-то сможет подружиться с капитаном. У них есть что-то общее. Или у тех, с кем они дружат.

— Чон Уён! — начинает тираду старший, но гриффиндорец спешит его перебить и сменить тему.

— Ты дружишь с Донхеком? — Уён поднимает свою метлу и, схватив старшего, спешит в раздевалку, чтобы скрыться от дождя. В первую очередь скрыть от дождя Сонхва. — Никогда вас вместе не видел.

— А ты на Сана своего смотришь чаще, чем на меня во время обедов, — попадется на уловку Пак, отвечая на вопрос. — Мы с прошлого года хорошо общаемся. Он замечательный парень. Правда про Марка я знаю больше, чем про него самого. Он никогда не перестает говорить о нем.

— Не говори Хонджуну, что у тебя есть друг, — шутит Уён, стягивая с себя грязную и сырую форму.

— Я ему вообще больше ничего и никогда не скажу.

Младший замирает, слыша обиду в голосе друга. Опять поругались.

— На рождественских каникулах свожу вас к семейному психотерапевту, — достаточно серьезно говорит Чон, пытаясь оттереть грязь с лица. Сонхва достает палочку и шепчет «тергео», направив палочку на лицо младшего.

— Вряд ли психотерапия поможет ему перестать быть таким придурком, — Пак убирает палочку, снимая очки с лица и протирая их обычным платком. Чон никогда не понимал, почему пуффендуец предпочитает делать многие вещи без использования магии. Но в этом, пожалуй, был весь Сонхва.

— Да, ты прав, — соглашается Уён.

Раздевалка быстро пустеет, оставляя лишь их двоих. Младший торопливо собирает все свои вещи, хватает старшего и, попрощавшись со стоящими у входа Марком и Донхеком, о чем-то громко спорящими, бежит в школу, перескакивая лужи и грязь. Сонхва никак не комментирует их маленькое и опасное путешествие. Просто перепрыгивает лужи вслед за младшим и надеется, что они не упадут где-нибудь у самых ворот, как это обычно происходит. Это клише, клише любят все.

Они забегают в замок, насквозь мокрые, с грязными штанинами и полами мантий. Под ними в ту же секунду образуется лужа и только по счастливой случайности рядом не оказываются Макгонагалл или Филч.

Зато рядом оказывается Чхве Сан собственной персоной. Спасибо, что один.

— Чудесно выглядишь, Уён, — присвистывает он, подойдя ближе. — Наконец-то голову помыл? Только на будущее запомни, что ее после еще и высушить нужно.

Гриффиндорец не знает, что лучше: достать палочку или ударить его прямо своей метлой. Но видя перед собой эту хитрую мордашку, выбритую по всем последним пискам моды приподнятую бровь и гадкую ухмылку, он выбирает второй вариант.

Но вопреки своим желаниям разукрасить лицо напротив он лишь с силой сдвигает слизеринца с их пути метлой, чтобы не касаться истинного зла руками, и вновь схватив Сонхва за руку, проходит мимо. Он слишком устал, чтобы спорить, перекидываться оскорблениями и тем более драться. Он устал сразу, как переступил порог Хогвартса. Усталость свалилась на голову в тот самый момент, когда его взгляд встретился с черными глазами Сана на церемонии распределения. И усталость эта словно все четыре года копилась, чтобы именно сейчас, на пятом, черт бы его, курсе огромным камнем повиснуть на его плечах.

Ох, Мерлин, он точно не вернется в Хогвартс после рождественских каникул. Нет, ни за что.

Они в тишине доходят до гостиной Пуффендуя, сжимают друг друга в сырых объятьях, вздрагивая от холода, прощаются лишь взглядами, в абсолютной тишине, и расходятся. Уён почти скрывается за поворотом, как одежда на нем становится в разы легче и больше не липнет к телу. Он улыбается, когда до слуха доносится тихое «экскуро» откуда-то сзади, и думает, что Сонхва, наверно, его ангел-хранитель.

Перед сном, пробежавшись по конспектам по анатомии и заклинаниям, Уён ловит себя на мысли, что со стороны выглядит как Хонджун, вечно что-то зубрящий и хмурый. Становится не по себе, ведь каким бы классным на самом деле не был его старший, когтевранец был последним человеком, на которого Чон хотел бы быть похож. И именно с этими мыслями он тихо желает приятных снов соседям по комнате и, едва его голова касается подушки, проваливается в сон, абсолютно не слыша громких голосов вокруг.

Ему снится дом. Их двухэтажный небольшой домик с укрытым снегом некогда цветущим садом и низким белым забором. Мама в любимом коричневом фартуке. Наряженная ёлка за окном, прямо на клумбе, где летом цветут гладиолусы и гиацинты. Их луковицы прямо сейчас лежат в ящике где-то в кладовке, дожидаясь, когда наступит тепло и их посадят.

Прямо во сне Чон чувствует этот типичный рождественский запах корицы, имбиря и ванили. Пряничные человечки с пуговками из шоколада, стаканы с молоком, красные салфетки на столе. Почему-то пять штук.

Мама просит помочь расставить тарелки и Уён не удивляется, когда получает, опять же, пять белых блюдец. И совершенно не удивляется, когда в кухню входят Сонхва и Хонджун, с огромными пакетами в каждой руке и в смешных зелёных колпаках, будто они помощники Санты. Он не удивляется, а стоило бы.

Но все еще ему не ясно, почему тарелок и стаканов пять. Он готов был увидеть кого угодно: отца, вернувшегося в семью, тётушку Ким, живущую через три дома от них, одинокую женщину и лучшую подругу его мамы, да даже будь здесь Снейп или Макгонагалл, он бы не удивился. Но когда в дом вбегает запыхавшийся, красный от мороза и покрытый слоем снега Чхве Сан, в таком же зелёном колпаке и с пакетами, Уён замирает, чувствуя, как желудок скручивает.

И в этот момент просыпается. За окном все ещё темно, часы на стене показывают половину пятого, но после такого он едва ли сможет уснуть вновь. А потому он тихо поднимается, одевается и, схватив нужные учебники, покидает комнату, а затем и гостиную. Без происшествий добирается до библиотеки, оставаясь незамеченным, и приступает к учебе, снова думая о том, что превращается в Хонджуна.

Может, ему суждено было попасть на Когтевран, носить очки и синюю форму? Умничать и ворчать, поправлять всех вокруг и везде таскать с собой учебники? Может, Шляпа ошиблась тогда, на церемонии распределения? Может ошибка не в том, что он маглорожденный, а в том, что он попал не на тот факультет?

Тишина библиотеки не давила, но мысли, не прикрываемые никакими звуками или зубрежкой, начинали наполнять его голову, противным шепотом отражаясь в его черепе. И чтобы не слышать их, приглушить, заставить заткнуться, он утыкается в учебники, нервно подергивая ногой под столом.

Едва проснувшийся мозг и пустой желудок совершенно не смущали гриффиндорца. Он доделал домашнее задание по заклинаниям, закончил конспект по витаминам и даже прочитал три главы какого-то романа, который он ухватил с полки прямо перед уходом из дома. Он брал каждое полугодие по книге, чтобы вот так, в свободное время читать по парочке страниц. Не то чтобы он любил читать и мог действительно погружаться в сюжеты и миры. Скорее он находил забавным то, как человеческий мозг способен генерировать картинки основываясь лишь на буквах. И он всегда хихикал с того, как резко отличались его представления о персонажах от тех, что были на обложке или иллюстрациях (если такие имелись). Иногда он давал прочесть свои книги Хонджуну и Сонхва, а после у них разгорался спор о том, насколько длинная была борода у какого-нибудь рыцаря, который появился в середине книги, чтобы пожертвовать собой ради главной героини. Ну знаете, те самые, в которых успеваешь влюбиться за те три страницы, на которых они появляются, а потом ходишь и ворчишь, что единственного адекватного персонажа слили едва показав.

За окном медленно рассветало, за стенами библиотеки начали слышаться голоса и топот. Теперь нужно было выбраться из помещения незаметно и сделать вид, что ты недавно проснулся, специально слишком медленно плетясь на завтрак. Но едва выскользнув за дверь, когда основной шум стих и казалось, что никто его заметить не должен, он врезается в чью-то грудь.

Попадос.

— Минус сорок очков Гриффиндору, Чон Уён.

— Только не ты… — Уён отчаянно стонет, вжимаясь лицом в учебники и книги, что нес в руках.

Это мог быть кто угодно. Его отец, Снейп или Макгонагалл. Почему это должен был быть обязательно Чхве Сан? Мерлин, просто ответь, за что?

Уён почему-то ощущает дежавю.

— Ты серьезно учишься в такую рань? Ты сумасшедший? — спрашивает слизеринец, с интересом разглядывая обложки.

Чон замечает, что тот выглядит не таким злобным и наглым прямо сейчас. Не ухмыляется, не щурится, а просто… говорит с ним? И эти его взъерошенные волосы вместо прилизанной укладки. Выглядело мило.

Но Чхве Сан все еще Чхве Сан, а это значит, что нужно быть внимательнее.

— Молю тебя, давай сначала позавтракаем, — страдальчески выдает гриффиндорец, потирая переносицу. Ох не так он мечтал начать сегодняшний день. — А потом уже будем ругаться, поливать друг друга дерьмом и направлять палочки, словно действительно пустим в ход магию. Хорошо?

Сан долго смотрит на него, приподняв в удивлении брови. И, опять же, выглядит совершенно безобидно. Даже как-то растерянно. Словно не знает, что ответить или не понимает, о чем вообще говорит гриффиндорец. Но вскоре просто хмыкает и пожимает плечами.

— Я и не планировал ругаться, — спокойно говорит он. — Доброе утро, кстати, — кидает он через плечо и уходит, завидев вдалеке мелькнувшую светлую макушку Хёнджина.

Уён замирает, не веря своим ушам, глазам, мозгу, и вообще всему, что происходит вокруг. Что только что произошло вообще? Он все еще спит и эта странная сцена лишь продолжение его не менее странного сна?

Может, он действительно сошел с ума?

***</p>

— Черт, мелкий, ты выглядишь так, словно Почти Безголовый Ник показал тебе свою почти срубленную голову, — Хонджун даже не здоровается. Он просто подходит к столу Гриффиндора в конце завтрака и сообщает о своем появлении Уёну простым хлопком по плечу. — Что-то случилось?

— Скажи мне, хен, — Уён не поворачивается к нему, и тоже игнорирует приветствия. Он жестом подзывает старшего наклониться к нему. — Это Сан мне сейчас улыбается, или я окончательно потерял рассудок и мне пора возвращаться домой? Мне мерещится, да? Умоляю, скажи, что это так.

Хонджун незамедлительно поднимает взгляд и находит объект обсуждения сидящим прямо напротив Уёна. И чертов слизеринец действительно улыбается, смотря прямо на них и, кажется, легко машет им ладонью.

Что?

— Знаешь, — начинает напряженно Ким, сжимая плечо гриффиндорца, — мне кажется мы оба сошли с ума. Коллективный бред? Чары?

— Было бы славно, — отвечает Уён и резко поднимается с места, плечом проходясь по челюсти старшего. На весь зал раздается громкий «клац» резко соприкоснувшихся зубов.

В зале резко становится тихо. Все мгновенно замолкают, смотря на развернувшуюся картину.

— Черт, хен, прости! — Уён подлетает к старшему и осматривает его лицо, но старший лишь мычит и отмахивается. В уголках его глаз скапливаются слезинки от быстрой и резкой боли, которая не продлевается дольше секунды.

— Все нормально, немного щеку прикусил, — отвечает когтевранец и на пробу двигает челюстью, понимая, что ничего серьезного не случилось.

— Ничего не нормально!

Все в зале, вместе с Кимом и Чоном, резко поворачивают голову в сторону стола Пуффендуя, откуда быстро вышагивает Сонхва, тряся своими розовыми завитушками волос. Он быстро подходит к друзьям и приподнимает лицо Хонджуна за подбородок, аккуратно поворачивая его из стороны в сторону, осматривая. Он хмурится и сжимает губы с тонкую полоску.

А Хонджун от такой близости вмиг краснеет, пытается отвести взгляд и вырваться из рук пуффендуйца. Его заалевшие уши и щеки видят абсолютно все в зале, и со стороны слизеринского стола кто-то присвистывает, заставляя когтевранца еще сильнее вспыхнуть.

— Сонхва, все в порядке, — наконец выдает Ким охрипшим голосом и берется руками за чужие запястья, отодвинув их от своего лица. — Мне даже не больно.

Пак хмуро смотрит сначала на него, затем на стоящего рядом гриффиндорца и, не сдержав тяжелого вздоха, просто дает обоим подзатыльники, от чего все свидетели данной сцены хором ахают.

— Сходи в Больничное крыло, — говорит Пак и, не произнеся ни слова больше, просто разворачивается и покидает Большой зал.

Пару секунд вокруг продолжает стоять тишина, но после зал вновь наполняется разговорами, смехом и криками учеников.

— Я влип? — зачем-то спрашивает Хонджун, словно сам не знает ответ.

— Ты влип, — подтверждает Уён, положив ладонь на плечо друга. — И еще раз извини, я нечаянно.

Шестикурсник лишь кивает и в глубине души надеется, что все произошедшее лишь плод его больного воображения, ведь они с младшим пару минут назад успели убедиться, что оба сошли с ума.

— Я в Больничное крыло, — сообщает Ким и почти поворачивается к Уёну, чтобы попрощаться, когда его взгляд, все время направленный на выход и зала, в котором скрылся Сонхва, хватается за взволнованного высокого пуффендуйца, пытающегося поспеть за Паком. Чхве Субин. — Нет, зайду туда позже.

Он подрывается с места, но вцепившаяся в его плечо рука Чона не дает сдвинуться с места. Он хмурится и поворачивается к другу, намереваясь спросить, в чем дело. Но тот лишь качает головой, прекрасно поняв, почему Хонджун так взволнован. А потому удерживает его на месте, намертво вцепившись.

— Хотя бы сейчас не делай поспешных выводов и не порть все, умоляю, — Уён сильнее сжимает пальцы на чужой руке. — Пошли в Больничное крыло. Я провожу.

Когтевранец молчит, со злобой смотря на друга. Но быстро сдувается и покорно кивает, позволяя увести себя из Большого зала.

Сан провожает их заинтересованным взглядом. И частично чувствует себя виноватым за случившееся. Если бы он не пялился на гриффиндорца весь завтрак, как умалишенный, возможно, ничего бы не произошло. Но он не мог оторвать взгляда, особенно тогда, когда Уён тоже смотрел на него все это время, пусть и с недоверием и явно читающимся вопросом в глазах.

Гриффиндорец оставляет старшего в руках мадам Помфри и спешит на спаренный урок зельеварения, чувствуя сильную усталость.

Год едва начался, а Уён уже смертельно устал. И спасает его лишь мысленный отсчет до рождественских каникул, после которых он не вернется сюда и начнет по-настоящему жить. Нужно продержаться каких-то жалких три месяца. И именно это он тихо бурчит себе под нос, все время повторяя:

три месяца

три месяца

три месяца