глава десятая. (2/2)

— Ты понимаешь, он тебе не нужен, ведь есть я, — старается осторожно выглянуть из-за угла Саша, — Ты должна доверять мне, а если не сможешь без меня обходится, то придётся это сделать, — с улыбкой произносит Саша, стоя в дверном косяке.

Саша держит безопасную дистанцию, потому что всё ещё не сомневается в Аниных способностях, и, если честно, просто не помнит, куда среди ночи дела Анин костыль, но теперь придётся как-то выкручиваться.

— Как же это мило, — Аня саркастично закатывает глаза, крепче сжимает оставшийся костыль в руке, прежде перехватив его поудобнее, — Ты такая душка, не думаю, что мне будет сложно довериться тебе полностью, — с этими словами Аня швыряет костыль в Сашу с ловкостью легкоатлета, метающего теннисный мяч.

Саша, не ожидая, что он долетит, не успевает вовремя увернуться. И все-таки, Аня отмечает: в передвижении за счёт рук есть определённые плюсы — например, увеличение силы.

Бурчание и жалобный, едва слышный вздох выбивают в Ане капельку сожаления.

— Сильно прилетело, гений ментальных тренингов? В морозилке есть лёд, если нужно, — приподнимаясь на руках с помощью кресла и всё же вставая на ноги, но распределяя вес так, чтобы он не был на травмированной, Аня смотрит в Сашины глаза.

Саша потирает правое плечо, при этом создавая образ оскорбленной и в край униженной настолько естественно, что Аня даже верит на какой-то миг.

— Хватит дуться, лучше собери себя и костыль, помоги, — Аня без труда держит баланс, но впустую тратить время совершенно не хочется, — Саша, я серьёзно. Губозакаточную машинку подарю, давай быстрее, — и Саша с тем же уничтоженным видом протягивает Ане костыль.

Ревизия отношений. </p>

— Ты понимаешь, что с момента аварии многое изменилось, Саша? Почему ты делаешь вид, что всё так же, как и было раньше?! Меня это бесит, — Аня сильнее цепляется за рукав Сашиной куртки, морщится от колючего ветра и плотнее кутается в капюшон пуховика.

— Куда мы едем? — уже в такси спрашивает Аня, успев пожалеть о степени своего доверия, — И когда ты вернешь мне костыль?

— Всё узнаешь позже, — отвечает Саша, пока машина, укачивая уставшую после почти бессонной ночи Аню, везёт их в неведомые дали.

Когда думать уже поздно, Аня сидит на лавке в Хрустальном и окидывает взглядом лёд, который Саша каким-то чудом выбила у Тутберидзе только для них двоих.

Приятные воспоминания распространяются по телу вместе с лёгким холодом; он привычен, и Аня почти не ежится, ощущая запах свежести.

Каток всегда был для неё ярким проблеском в ежедневной серости, несмотря на то, что рутинной работы на нём меньше не становилось.

— Я теперь жалею, что вчера пустила тебя в дом, — всё-таки говорит Аня, пока её тело просится в сторону катка всеми своими частями, — И что ты мне предлагаешь? Окончательно доломать ногу? У меня на неё даже конёк не влезет, — почти ровно произносит Аня, не выдавая отчаянного желания вновь почувствовать ту скорость, что так любила раньше.

— А здоровая тебе на что? — беспардонно напоминая Ане на наличие второй конечности, Александра протягивает ей конёк.

— И не подумаю. Ты специально всё устроила так, чтобы мы оказались одни, и сломанная нога не будет для меня самой серьёзной травмой, — продолжает перегибать Аня, пока Саша опускается перед ней.

— Не думала, что придётся стоять перед тобой на коленях, — отбрасывая в сторону снятый кроссовок, Саша шнурует Анин конек, стараясь не перетянуть его.

— А я смотрю, у тебя изнурительная боязнь подчинения? Была бы необходимость, ты бы не только на коленях стояла, поверь, — говорит с долей сопротивления Аня, пока Саша, слишком легко закидывая её на плечо, волочит в сторону льда.

— Можно было бы осторожнее, я ещё не мешок с картошкой, — ворчливо отмечает Аня, чувствуя, как не слушаются её ноги. Точнее, одна нога, стоящая на льду.

Саша молча тянет Аню на себя.

Саша специально не надела коньки, чтобы на самом деле стать опорой для Ани, у которой колено гуляло из стороны в сторону и не соглашалось выполнять даже простые движения.

Ане было ужасно грустно.

Лед, бывший доселе для неё вторым домом, стал единственным и главным врагом.

Ощущение уверенности в собственной безопасности исчезло так же быстро, как и чужая поддержка.

Сашины руки не были столь надёжны, как хотелось бы — или Сашина вера в Аню была чересчур велика, так что вскоре весь Анин костюм был покрыт снежной пылью.

— Могла бы вообще не держать, — фыркает Аня, поднимаясь на ноги с помощью бортика.

— У тебя же хорошо получалось скольжение! — возражает Саша, делая шаг ближе. Аня в защитном жесте выставляет ладонь вперед, не подпуская к себе.

— Для кого хорошо? Для ребёнка, который пришёл на третью тренировку? — Аня пятится к выходу с катка и еле сдерживает самые отвратительные эмоции, переполняющие её нутро.

Ане хочется развернуться и бежать — как можно быстрее и дольше, чтобы никто не смог её остановить и когда-нибудь найти.

— Куда ты собралась? — Саша хочет подъехать на максимальной возможной скорости, но вспоминает, что не на коньках, и поэтому остаётся только осторожно подбираться.

— А что, не видно? На выход, я накаталась, — Аня задыхается. Места вокруг недостаточно, чтобы сделать шаг, хотя раньше в ограниченности этого пространства можно было рассказывать невероятные истории.

Саша делает рывок до того, как успевает подумать.

Аня то ли не успевает увернуться, то ли не хочет уходить; просто ей нужно подарить чуточку веры и понимания.

Саша цепляется за Анины плечи, валит её за собой на лёд и долго-долго смотрит в опустошенные, чуть влажные глаза, ожидая увидеть слезы.

Но Аня не плачет, и Саша снова восхищается её выдержкой.

— Мы не уйдём, пока время аренды не закончится, — говорит Саша, и плевать ей на то, что дело было не в деньгах.

Умение договариваться.</p>

— Саша! — на всю квартиру раздаётся оглушительно громкий крик Ани, вынуждающий Сашу, лениво растянувшуюся на диване, раскрыть глаза.

— Чего тебе? — манера их разговоров постепенно стала перерастать во что-то более приемлемое, пусть и грубо звучащее; к испепеляющей колкости обе давно привыкли.

— Если ты осталась висеть на моей шее в моей же квартире, то могла бы убирать хаос, который оставляешь после себя везде! Мне не в кайф собирать по полу тарелки с остатками еды, — Ане, конечно, нужен повод, чтобы выпустить пар, но Саша уже почти научилась справляться с подобными выбросами.

— Если хочешь есть со мной, так и скажи, — лениво потягиваясь, Саша демонстрирует свой обновлённый вид, — Никто не заставлял тебя голодать, когда я заказывала еду. Ты же знаешь, жадность — не моя стезя.

У Ани от ярости краснеют кончики ушей; Саше кажется, что Аня вот-вот закипит, но Саша просто улыбается.

— На тебе моя одежда? Откуда ты вообще достала эту пижаму? — Аня стоит со сковородкой в руках, и поэтому Саше кажется отчасти опасной.

— Ты не знаешь, где хранится одежда? В шкафу, оттуда и взяла, — Аня замахивается, и пока Саша совершает побег, предварительно предвидев подобный исход, Аня кидает её.

К сожалению, в этот раз промахивается.

Самодовольное выражение Сашиного лица в мгновение ока появляется из-за стены в дверном проёме.

— Лохушка, — почти смеётся Саша, не пытаясь сдержать ехидство, сквозившее прямиком из её преимущественно тёмной души.

Аня резво хватается за костыль, и Саша вздрагивает, частично пряча голову обратно, в безопасное место.

— Я просто сковородкой первый раз пробую, а с костылями у меня хороший опыт. Так что давай, наводи порядок, — и Саша, потирая плечо, на котором остался синяк, решила в качестве исключения сделать что-то хорошее.

И, безусловно, Саша ни в коем случае не боялась получить под ребро костылём.

Компромиссы в работе над проблемами.</p>

— Аня, почему ты ходишь по дому в белье? — Саша с усилием поднимает взгляд на Анино лицо, освещённое злорадной улыбкой. Саша огорченно понимает, что настало время мести.

И в этот раз действительно жестокой.

— А в чем должна? Ты перетаскала все мои вещи, я жду, пока кончится стирка, — Саша прислушивается, но не улавливает и намёка на привычное жужжание стиральной машинки.

— Не ври. Если у тебя так мало вещей, то сегодня после врача мы поедем в магазин, — Аня ковыляет к зеркалу, опираясь на костыль, чтобы поправить лёгкий макияж.

Анино ликование возрастало с каждой секундой. У Саши почти не было слабостей, и так чётко осознать одну из них было подарком судьбы.

За окном собирались тучи. Небо выглядело угрожающе тяжёлым, словно готовилось обрушиться на головы горожан.

Аня смотрела на буйство природы с определённым отрешением. Холод не вызывал в ней былого удовольствия.

— Аня, ты можешь уйти к себе? — Саша уже вряд ли может контролировать свой взгляд, нагло бегающий по чужому телу. Безусловно, до уровня домогательств было далеко, но при этом столь яркая картинка чересчур хорошо отпечаталась в голове.

— А что, что-то не так? — загадочная улыбка скользит по Аниным губам, — Тебе не нравится? Я могу снять, — заводя руки за спину, Аня цепляет ногтями застёжку бюстгальтера, и Саша знает, что это чистой воды блеф.

Но Аня действует слишком уверенно, и Саша стремительно отворачивается, жмурясь так, словно что-то успела увидеть.

— Я, пожалуй, до визита к врачу побуду на улице. Что-то мне подышать захотелось, знаешь, душновато, — Саша вылетает в коридор, уже оттуда добавляя, что как Аня оденется, может позвонить, если понадобится помощь.

Аня с гордостью накидывает на себя толстовку, а после продолжает сборы документов и результатов анализов для поездки в больницу — первый раз со дня Сашиного появления под Аниной дверью в не самом здравом уме.

Саша шатается под окнами, рьяно негодуя; когда ещё её могло вывести из себя женское тело?

Аня даже голой не была. Даже немного. Даже не без лифчика.

Саша отчего-то вспомнила тот вечер в раздевалке, и поняла, как сильно изменилась её реакция на Аню.

В начале их совместного катания ничего подобного не было; переживания Саши заключались только в одном — остроумнее съязвить или подколоть.

Теперь же Аня равнялась волнению.

Но на сегодняшний вечер это был не единственный повод поволноваться: от судебных приставов пришло письмо по поводу машины.