глава седьмая. (1/2)
Саша не знает, почему и как её машина оказалась смятой о столб с правого бока, но, на удивление, её бережливую еврейскую душу сейчас беспокоит вовсе не это.
Дрожащие руки тянутся за телефоном, по экрану которого расползлась уродливая трещина, и Саша пытается разблокировать его. Получается далеко не с первого раза, потому что в тесноте едва ли дышится.
Воздух в машине тлеет, как будто прямо внутри кто-то развёл костёр. Саша дышит часто и ртом, почти по-собачьи высунув язык, и даже осознание того, что Саша легко отделалась, не является успокаивающим фактором.
Как вообще можно думать о спокойствии, если на расстоянии вытянутой руки страдает человек?
Или умирает, но о таком Саше не хотелось допускать мыслей; это значило самой испускать последние вздохи, переполненные унынием и тусклой безнадежностью.
Александра, конечно, смогла бы быть предельно хладнокровной и в подобной ситуации, но она осталась где-то за пределами салона.
Только здесь, в ограниченном пространстве, привязанная к сиденью заевшим механизмом ремня, осталась Саша.
Саша, зажатая между спинкой и подушкой безопасности, Саша, поддавшаяся панике и едва догадавшаяся проткнуть ограничитель своего движения лежащими в подстаканнике ножницами из маникюрного набора. Иногда Сашина способность к захламлению любого пространства себя оправдывала.
Теперь, когда она была почти не ограничена в движениях, первый взгляд обращён на соседнее кресло. Саша не знает, сколько времени прошло, пока она была в отключке, но в машине уже заметно похолодало.
Аня лежит рядом и трогать ее побледневшую кожу невероятно страшно.
Ещё страшнее сквозь неё не нащупать пульс — Саша с прилежанием вспоминает школьные уроки основ безопасной жизнедеятельности, но ни на запястье под большим пальцем, ни в районе бёдра или под коленом крупные артерии не выдают признаков наличия в Анином теле даже слабого духа.
Саша психует, в панике гуглит номер скорой, потому что позабывала всё на свете, и в параллельной вкладке открывает картинки по запросу «Где можно выявить сердцебиение у человека, потерявшего сознание». Повторяет возможные варианты, вслушиваясь в безразличие нескончаемых гудков, и наконец находит слабенькую строчку сердечных колебаний в ямке под челюстью с правой стороны.
Как раз там, где какое-то время назад билось часто-часто от Сашиных действий.
— Доброго вечера, служба спасения на связи, — наконец прервавшиеся раздражающие звуки из телефонной трубки сменяются слащавым голосом.
Саше незнакомка кажется практиканткой, которую оставили на ночное дежурство, чтобы на следующий день она не докучала своим присутствием.
— Чем могу помочь? — Сашу крайне раздражает манера тянуть гласные и едва уловимая шепелявость, но она терпеливо встряхивает головой, напоминая себе о лежащей рядом Ане.
Ей сейчас необходимо помочь как можно скорее.
— Авария, — Сашин голос охрип, и первое, что удаётся сказать, звучит мягко говоря отвратительно, — Мы попали в аварию. Машина вышла из-под контроля и во что-то врезалась, — слова даются с трудом, и Саша неожиданно понимает: ей тоже, видимо, прилетело нехило.
— Пожалуйста, назовите адрес. Сколько человек в машине? Как вы можете оценить серьёзность повреждений? — у Саши от количества вопросов кружится голова, а ещё усиливается боль в висках. От необходимости соображать её мозг отключается вовсе.
— Я... — долгая пауза, тяжёлый выдох и болезненное мычание Саши вполне нормальны, но Саше не хочется проявлять эту слабость. Саше привычно ощущение боли, и она находит в себе силы продолжать более ровным тоном.
Эти силы, кажется, находятся в ней исключительно ради Ани.
— Я не знаю адрес. От слова совсем. Это лес, вглубь по трассе от МКАДа со смещением в сторону коттеджного посёлка. Нас двое, обе девушки, я в сознании, а вторая в отключке, но я не вижу крови или чего-то такого, — прокашлявшись, Саше удаётся почти не прерываться во время разговора.
— Так, чудесно, в таком случае сохраняйте спокойствие, направляю ваш номер в отдел, они пробьют местоположение по координатам и вышлют машину. Ваша подруга могла удариться головой обо что-то твёрдое? — вслушиваясь, Саша замечает в голосе незнакомки неприятную визгливость, из-за которой некоторые слова звучат так, словно их присвистывают.
— Да не знаю я! — Саша злится на то, что приходится ждать так долго, что вопросы не кончаются, и вообще ей можно официально присвоить звание самой раздражительной девушки на планете.
— Не переживайте, пожалуйста. Машина уже выехала к вам и будет в течение пятнадцати минут. Лучше посмотрите, нет ли у вашей попутчицы больших синяков в открытых местах, присмотритесь ко лбу, к вискам, — голос по ту сторону трубки почти умоляющий, и Саша глубоко вдыхает и соглашается приступить к выполнению указаний. По крайней мере, это должно хоть как-то помочь медикам.
Саша окидывает бледную Аню взглядом и чувство вины появляется совершенно неожиданно. Оно захватывает в тиски, пробуждая крепко дремлющую совесть.
— У неё небольшой синяк на лбу. И на ноге тоже, он неприятнее выглядит, но крови нет, — через какое-то время выдаёт Саша.
— Спасибо. Оставайтесь на связи и в случае необходимости нажмите на единицу, тогда я снова подключусь на вашу линию. Ожидайте машину и не делайте лишних движений, вы тоже можете быть травмированы.
Саше хочется безустанно долбить по указанной кнопке, стирая пальцы до мозолей, но Александра всё ещё частично обладает авторитетом, и поэтому вместо того, чтобы попросить хоть что-нибудь прочесть, даже если это будет инструкция к лекарствам от диареи, Саша вслушивается в еле различимое сопение рядом.
В практически полной тишине, расходящейся туманными разводами от дыхания по стёклам, Саше становится не по себе.
Обогрев не работает, и холод, заполнивший салон, кажется, стал сочиться и внутрь. По коже разбегаются мурашки, они робкие и боязливые.
Музыка, играющая из динамиков телефона, чуть покрякивает и больше напрягает. Делая звук тише, Саша стягивает с себя куртку и кутает в неё Аню.
Отводит пряди от Аниного лица, случайно задевает лоб кончиками пальцев и тут же одергивает руку.
Леденющая. </p>
Саше страшно, у неё в жилах кровь остывает и замедляет бег; Саша разворачивается на бок и долго смотрит в окно, ежась от осенней прохлады. Выглядывает среди еловых ветвей мигалку, своими переливами режущую глаз.
Саша считает до тысячи и обратно, надеясь только на добросовестность вызванных врачей.
Минуты тянутся неприятно, чугунной тяжестью оседают на веки, заставляя их сомкнуться.
Сон Саши тревожен и похож на один сплошной кошмар, но вырваться из крепких объятий Морфея не удается.
Саша оглядывается вокруг и долго не может понять, куда её занесло в этот раз. Отчасти странное место похоже на больницу, но для неё слишком холодно.
Саша плотнее кутается в свитер и делает пару шагов в сторону ресепшена. За стойкой персонала пусто — только назойливо жужжащая муха кружит над папкой документов, перепачканных в какой-то вязкой жидкости.
Проходя вдоль первого этажа, Саша выискивает глазами план эвакуации, который обычно вещают на стену и крупным почерком подписывают; Саша чувствует, что оставаться в этом месте совершенно не безопасно.
Внутри одного из кабинетов с помощью смотрового окна в стене Саша заметила доску, исписанную непонятными буквами. Саша осмотрелась, но стоило ей открыть дверь, как в её нос ударил тошнотворный запах.
С трудом перебарывая рвотный рефлекс, Саша закрывает ладонью нос и рот, делая ещё один неуверенный шаг вперед.
Перед доской стоит огромный прямоугольный стол, на котором лежит закрытый чёрный целофановый пакет, и Саша, догадываясь о содержимом, в ужасе делает от него шаг назад, чуть оттягивая доску в свою сторону.
Мысли отвлекаются от стоящей в спертом воздухе вони, и Саша старательно складывает спутанные письмена, которыми исчерчена доска, в более-менее понятное послание.
Но, как бы сильно Саша ни пыталась, у неё не выходило сложить эту головоломку во что-то хотя бы приблизительно адекватное. Когда надежда на успех совсем исчезла, в нижнем правом углу доски появилось одно короткое слово.
«Открой».</p>
Саша сразу же понимает, о чем идёт речь, потому что ни окон, ни шкафов, ни ящиков помещении нет. Саша с недоверием шагает к столу и, в нежелании приступать к указаниям, ещё пару минут пытается себя разбудить, щипая и даже хлопая себя по щекам — тщетны были её попытки.
Саша выдыхает, проводит пальцами по целофану и крепко жмурится. Саша нащупала чью-то ногу.
Резко разворачиваясь на пятках, Саша стремглав бросается к двери, но она, как назло, оказывается заперта. Пару раз ударяя по дереву кулаками, Саша убеждается, что оно неестественно прочное, и вряд ли поддастся её разрушению средней силы.
Саша возвращается к столу, но обходит его с другой стороны, и оказывается там, где должна быть голова. Осторожно отгибает пакет и замирает — хочет отвернуться и одновременно с этим не находит в себе сил оторвать глаз.
Аня. </p>
Аня лежит совершенно беззащитная на этом чертовом столе, и её невинные глаза широко распахнуты.
Её бледная-бледная кожа отливает синевой, и Саше от увиденного хочется плакать. Хочется Аню забрать, исцелить, оживить, но Саша знает, что в этом случае совершенно бессильна.
У Ани из правой щеки пробивается зелёный росток. Кровь вокруг него уже давно запеклась, а по лицу вьюнок разросся витиеватым причудливым сплетением.
Саше кажется, что так могли выглядеть её капилляры.
В Анином взгляде зияют две непроглядно чёрные пустоты.
Нет сияющего смеха, спрятанного под ресницами, нет тысячи безмолвных улыбок, нет былого благоговения. Саша видит в расширенных зрачках своё отражение, и первый раз осознаёт, что оно может быть ей настолько противно.
Просто всё от того, что Ани нет. </p>
Буквы на доске складываются в надпись.
«Это всё ты и твое...»</p>
Дальше Саша прочесть не успела, потому что взявшийся из ниоткуда голос привёл её в состояние бодрствования.
— Девушка, скорая помощь, — мужчина лет сорока аккуратно теребит её за плечи,
— Вы попали в надёжные руки, — и всё, что может сделать Саша — улыбнуться и поверить.
В больнице пахло лекарствами и грустью, из некоторых палат — увядающей надеждой. Их какое-то время держали в приёмной, после Аню увезли на осмотр, рентген и в травматологию.