глава пятая. (1/2)

С утра Москва стоит в пробках, но Аню это не особо напрягает, потому что их выступление по таймингу не раньше половины третьего, так что они успели бы и в том случае, если бы пришлось сделать круг по МКАДу.

Анина голова занята мыслями более тягостными и насущными, доводящими своим обилием до кондиции изнеможения.

В попытках отвлечься, Аня рассматривает номера чужих машин, покрытые слоем городской пыли, слушает песенку, ненавязчиво мурлычащую из колонки, которую сама же и выбрала. Её лицо непривычно серьёзно и озадачено, а обычного желания подпевать нет. Говоря о том, что её заберут, Аня не лгала — с утра за ней приехала Лена, и теперь они направлялись в сторону ледовой арены, где должен был происходить финальный этап серии Гран-при.

Привычной радости перед предстоящим выступлением не было, от неё осадочным ощущением осталось лишь желание новой встречи с Александрой — и чтобы она холила и лелеяла, а не бросала, оставляя её судьбу в распоряжение рукам ледяного произвола.

— Анют, всё в порядке? — Елена осторожно кладёт руку на чужое плечо, пока они стоят на светофоре, немного сжимает его, стараясь вернуть девушку в реальность, — Ты какая-то вымотанная. Даже не так, — в задумчивости Елена сводит брови к носу, подбирая более подходящее слово, — Выжатая, — наконец определившись, говорит она, — Странное для тебя состояние, — давя на газ, Лена убирает руку, возвращая её на руль. Аня растерянно смотрит на свою бывшую партнёршу, словно не понимая, о чем идёт речь.

Из-за губительной силы своей влюблённости Аня не заметила, как многие вещи в её жизни стали меняться.

Ранние подъемы давались трудно по причине того, что сон был плохого качества, а от извечных кошмаров деваться, казалось, некуда. Аня свыклась с ощущением чего-то потустороннего, пусть и, скорее всего, опасного, в комнате; так ей отчасти спокойнее — даже такая компания казалась лучше одиночества.

Аня перестала читать книги, сложила тучные томики пылиться на дальнюю полку в шкафу и лишь изредка протирала их тряпкой, чтобы совсем не обветшали.

Аня не была больше столь категорична к порядку, и её комната стала похожа на убежище человека, у которого явно непорядки с головой; разбросанные везде листы с недописанными признаниями, в хаотичном порядке скомканные в шкафу вещи и плотно задвинутые занавески — солнечный свет стал отчего-то в немилость — оставляли ощущение, что в спешке обо всем забыли или и вовсе сделали наоборот. Помещение казалось совершенно непригодным для жилья.

Фраза Лены, безобидная и пустая на первый взгляд, открыла Ане глаза; посмотрев в отражение на тонированном стекле, она заметила, что тональник под глазами чуть вмазался, и сквозь него стала проступать болезненная бледность кожи, отливающей синевой.

Влюбленность, окрыляющая и вдохновляющая нормальных людей, безжалостно разрушала ее.

— Можно взять тебя за руку? — испытывая сильное волнение, Аня чувствовала, что от Лены веет чем-то родным и тёплым, знала, что её прикосновения ощущались по-особенному; от них в животе не летали бабочки, как от мимолетного и чаще всего неловкого, случайного контакта с Александрой, но дикая нехватка тактильности в последнее время проявлялась особенно остро. Ане не хватало сердечных разговоров и нескончаемой мягкости, которой Елена была преисполнена по отношению к ней.

— Ты раньше не спрашивала, — аккуратно беря ладонь Ани и укладывая её на ручник, Лена накрыла её своей переплетая их пальцы, — Так пойдёт? И я всё ещё жду ответ на свой вопрос, — её голос взволнован, а взгляд меняется с обыденного на внимательный.

— Да, гораздо лучше, спасибо, — Аня отчаянно изгибает дрожащие губы в улыбке, но обессиленно вздыхает, бросая попытку натянуть счастливую маску на лицо, — Режим тренировок более жёсткий. Партнерша не такая, как ты. Тренер более требовательный. Редко хвалит, — Аня поджимает губы, а Лена чуть улыбается, проводя большим пальцем по мягкой коже.

Аня всегда была её недостижимой мечтой, от которой вряд ли возможно отказаться, даже понимая совершенную сюрреалистичность исхода, где они могли бы быть вместе.

— Так и должно быть, милая. Это другой уровень, поэтому всё иначе. Но ты умничка, правда, и всё обязательно выйдет, я не сомневаюсь. Сегодня ты будешь на высоте, — Аня смотрит на Лену с вымученной, вытянутой донельзя, но почти искренней улыбкой.

— Мне тебя не хватает, — тихо говорит Аня, не отводя взгляд от чужого профиля; Елена была сосредоточена на дороге, — Ты всегда находила нужные слова. А с Сашей мы вчера вообще не говорили, — тяжело выдыхает Аня, опуская голову, — Поругались из-за того, что я хочу быть ближе к ней. Ты знаешь, как это для меня важно, — голос начинает дрожать, поэтому Лена берёт инициативу в свои руки, давая Ане время выдохнуть.

— Исходя из твоих слов, Саша не самый лёгкий в общении человек, — утверждает Елена, уверенная в собственной правоте. Она уже давно поняла, что находится меж двух огней, даже не подозревающих о существовании её самой в жизни каждой, — Но ты всегда справлялась. Помнишь Калашникову? — улыбка вновь скользит по губам Ани.

— Такую забудешь, — хмыкает девушка, стараясь сдержать накатывающие на глаза слезы. Какое ей дело до Калашниковой, когда с Александрой всё ещё ничего не понятно? Тяжёлые мысли захватывали её сознание с невероятной скоростью, ослепляли и лишали возможности мыслить здраво. Ладонь на ручнике сжалась и почти дёрнулась; Лена с силой оказала сопротивление.

— Красота моя, давай без опасных маневров, — Елена устанавливает зрительный контакт с помощью зеркала, дёргает уголки губ вверх, — Сложный характер твоей партнёрши далеко не повод так глупо расставаться с жизнью, — бросая на Аню короткий взгляд, она чуть притормаживает, — Ну вот, теперь точно застряли где-то на час, — тянет Лена, откидываясь на спинку кресла, — Рассказывай, Анечка. По порядку, всё и в самых ярких подробностях. Смотреть на тебя больно, честно. Ты стала совсем другой, хотя прошло около... Хм, трёх недель? — уходя от темы про закадычную подругу-ненавистницу Ани, Елена мягко провела ладонью по изящной руке.

Анна хотела отмахнуться, убедить Лену в собственной исправности и целостности, но врать ей в глаза не получалось.

Аня хотела расплакаться в чужое плечо, рассказать, как тяжело ей даётся этот переход, а ещё о том, что без былого тепла и почти круглосуточной поддержки она сдаёт, практически срывается.

Анна считает, что теперь, когда их с Леной партнёрские отношения не связывают, грузить её собственными проблемами было бы как минимум некрасиво, а как максимум — неловко, и оттого хочет отвернуться к окну, чтобы рассматривать уныло серые улицы.

Аня считает, что Лена — самый близкий для неё человек из всех возможных, потому что о каждой несчастной сердечной привязанности она узнавала первой и единственной, с пониманием и сочувствием относясь к влюбчивости юного сердца.

Но эти две стороны Ани органично друг друга дополняли, умели уживаться, находить общий язык и в целом спокойно сосуществовать, поэтому решение было принято одно; должно быть, самое верное.

Со спокойствием и прагматичностью Анны она доложила обо всех бедах Ани, старательно добавляя живости мимикой и жестами.

Аня говорила долго, делала длинные паузы, подбирая нужные слова, вдумывалась в каждое предложение и была предельно аккуратна: зная, что Лена давно в неё влюблена, она беспокоилась и о её чувствах.

Но Елена была крайне пронзительна и уже через пару минут Аниного монолога могла вынести свой вердикт, хоть и не стала делать этого так быстро; чтобы у Ани была возможность всё рассказать, а у Лены — сделать верные выводы.

Елена начинает говорить только после того, как понимает, что Аня закончила свою пламенную речь, и всё ещё не отпускает чужой руки.

— Знаешь, что я тебе скажу? — девушка улыбается, и Ане кажется, что эта улыбка выглядит обреченной и болезненной.

— Нет, не знаю, — нервно закусывая губу, Аня шумно втягивает носом воздух, — Но, надеюсь, что-нибудь приятное.

— Ты влюбилась, девочка, — и у Ани перед глазами мелькают тёмные пятна, а ощущение полной осознанности тяжестью давит на грудь.

Аня втягивает носом воздух, заправляет волосы свободной рукой за ухо, облизывает губы, нервно сглатывая.

— Это так видно по моему рассказу о ней? — резко севшим голосом спрашивает она, обращая тревожный взгляд на подругу.

Мысли вновь роятся в голове хуже стаи диких пчёл, лишившихся улья.

Признаться даже себе в том, что она чувствует по отношению к Александре, было трудно; просто потому, что рассчитывать на взаимность не стоило, или шанс подобного исхода был крайне мал. На душе скреблись кошки, а неоднозначность ситуации нависала тяжёлым грозовым облаком в преддверии бури.

Правда, если всё на самом деле так очевидно, то вряд ли Александра стала бы строить из себя дуру, в этом нет совершенно никакой пользы. Можно было бы сразу сказать, что нет смысла мечтать о чём-то кроме совместных выступлений — это вполне в её характере: делать резкие и ранящие вещи.

— Я не знаю, что она на самом деле думает обо мне. Постоянно кажется, словно она язвит, или что-то в роде того. Не воспринимаю её слова всерьёз, да и говорим мы крайне редко, — Аня рассматривает подошву своих ботфортов со скучающим видом, но испытывает не самые приятные чувства.

Думает о крайне несовместимых вещах: стоило бы по приезде домой хорошенько отчистить налипшую грязь с ботинок и между делом определить вид собственной привязанности к Александре.

Хотя, Лена прекрасно определила его и без её непосредственного участия.

— Но это мелочи, сколько раз я влюблялась, помнишь? — грустно улыбается Аня, все-таки соглашаясь, — Почти столько же раз было невзаимно, или и вовсе никто не знал. Так что я особо не переживаю. Точнее, переживу, обязательно. Сейчас больше тревожит выступление. И, надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь, — неожиданно говорит Аня сиплым и дрогнувшим голосом. Елена сначала смотрит непонимающим взглядом, а после снисходительно и тепло улыбается.

— Не стоит, Аня, честно. Всё в порядке, и я ни в коем случае не держу на тебя зла, — потрепав Аню по волосам и наведя беспорядок в идеальной причёске, Елена самодовольно улыбнулась.

— Я так старалась уложить их сегодня! — с долей недовольства говорит Аня, прилизывая ладонями растрепавшиеся пряди.

— Считай, это за моральный ущерб, — прыснула Елена, видя недовольную мордашку Ани.

— Почему ты просто не забудешь меня? — спрашивает Аня, поднимая на Лену грустные глаза, — Меня, конечно, более, чем устраивает твоё общество, но беспокоит то, что у тебя здесь, — без какого-либо намёка Аня осторожно ткнула пальцем в место, где сходятся рёбра.

Сердце Елены билось настолько сильно, что в подушечке указательного ощущалась чёткая строчка пульса.

Повисло долгое, тяжёлое молчание; Аня убрала свою руку, хотя Лена уже находились в подвешенном состоянии между жизнью и смертью, так что особого толка от этого не было.

— Я думала, что пройдет, — честно сказала Елена, и от её искренности где-то под ложечкой появляется тошнотворный свинцовый привкус. Ане не нравится, как правда скрипит на зубах, словно с песком, но она набирается мужества и старается не перебивать, — Не проходит. У меня такая истома в груди, если я не знаю, где ты и с кем ты, как себя чувствуешь. Пока тренировались, не замечала этого, потому что мы почти круглые сутки были вместе. А потом, когда я ушла, поняла, что не видеть тебя ещё хуже, чем видеть и каждый раз расстраиваться от того, что мы не вместе.

Ане становится нехорошо от этих слов; Аня прекрасно знает, каково это — влюбляться невзаимно.

И знает, что Лена больше её заслуживает счастья, которого Аня не сможет дать.

— Но почему ты даже не попыталась вычеркнуть меня из своей жизни? — не выдерживает Аня, прерывая Лену, — Почему не попробовать сделать вид, что меня не было, или что-нибудь в этом роде? Мне меньше всего хочется, чтобы ты...

— Я не страдаю, Ань, — предугадывает Елена, — Всё правда хорошо. И я рада, что ты даёшь мне возможность быть с тобой рядом. На этом хочу закрыть данную тему, — говорит Лена, делая музыку громче и подпевая ей, при этом не особо зная слова. Аня отворачивается к окну, зная, что спорить бесполезно; остаток пути они провели, слушая попсовые хиты.

Александра увидела их не сразу; в раздевалке народа было битком, потому что прессе удалось каким-то чудом просочиться сквозь охранный пост, и теперь завтрашние заголовки совершенно точно будут пестреть какой-нибудь скандальной обнажёнкой.

Сначала Александра подумала, мол, они не вместе и не знакомы — просто Лена приехала её поддержать. Но когда Аня была расцелована в обе щеки, не противилась излишним прикосновениям и хохотала над идиотскими шутками, внутри что-то стало закипать.

«Не придавать значения», — подумала Александра, пока Саша выстраивала план допроса в своей голове.

Аня выглядела счастливой, и видеть её в таком состоянии, обычно сосредоточенную и серьёзную, оказалось непривычней и неприятней, чем хотелось.

Потому что это не Саша заставляет её улыбаться, принося с собой кучу положительных эмоций.

От Саши у неё нет ничего, как и у остальных — Александра старательно избегает чужого приближения, но рядом с Аней стены, которыми она оградила себя ото всех, душат.

От Александры у пунктуальной до доли секунд Ани сбои в режиме, беспокоящие родителей, и в питании, влияющие на её фигуру в лучшую для спорта, но худшую для функционирования сторону.

От Александры у абсолютно спокойной Ани переживания, войлком тянущиеся за ней, утяжеляющие походку, заставляющие сутулиться.

От Александры у стопроцентно уравновешенной Ани беды с головой, которые вряд ли закончатся чем-то, кроме признания, совершенно скомканного и неуместного.

От Александры у Ани сплошняком травмы, и совсем ничего хорошего, кроме неоправданных порывов счастья от удачных попыток привлечь внимание.