глава четвёртая. (2/2)
Как её вывести из себя, эту хлипкую, шаткую, но настолько в себе уверенную Анну, когда она вокруг такие стены возводит, что каждое нелестное слово об их шероховатость разбивается?
Теперь Аня тоже молчит, даже не пытается вновь ухватиться за равнодушные взгляды Александры, ища в них мельчайшие нотки волнения, расползающиеся робкой паутинкой по радужке.
Они катают, прогон за прогоном улучшая результат. Аня чуть вздрагивает от грубости чужих рук, касающихся не всегда при необходимости, но упорно делает вид, что ничего сверхъестественного не происходит.
Этери довольна концентрацией девушек, и поэтому тоже молчит, наслаждаясь настолько чистыми прокатами, что придраться было не к чему.
Когда они вновь возвращаются в раздевалку после окончательного завершения тренировки, уставшие и взъерошенные, Александра недовольно фыркает, видя, что Аня не переодевается, а пихает в сумку вещи, в которых была с утра.
— Ты собралась в таком виде садиться ко мне в машину? — пренебрежительно говорит Александра, складывая свою водолазку и убирая её на полочку в шкафчике.
— Ах, извини, — говорит Аня, изображая беспокойство. Александра почти верит, но прежде, чем она успеет сказать что-то ещё, Аня вновь выводит её из себя, — Я действительно не достойна даже прикасаться к твоей машине, — жалостливо поджимает губы девушка, — И поэтому поеду сама, спасибо.
Александре хочется лишь хмыкнуть и сказать о том, какое это облегчение, но Саша верит, что это шутка.
Верит, что Аня, как и обычно, развернётся, собьёт линию пульса в попытке обнять и одарит самой тёплой улыбкой.
Ане больно, но Анна держит лицо и не позволяет так с собой обращаться; выбирая себя, она промахивается раз за разом — её прицелы окончательно сбиты.
— Автобусы уже не ходят, — словно открывает торги Александра, — Хватит маяться дурью, можешь и в таком виде сесть в салон. Я пошутила, — пытается оправдаться Александра, но голос её всё так же, как и прежде, резок. Аня улыбается.
— Спасибо за одолжение, госпожа Щедрость, — Аня отворачивается к зеркалу и распускает волосы, давая им свободно стекать вниз. После тугой косы они немного вились, но это придавало особого шарма, — Есть такси, если ты не знала. Я закажу. И завтра доеду сама. Доброй ночи, — говорит Анна, закрывая за собой дверь с другой стороны.
Саша снова остаётся одна, и тишина служит для неё худшим из возможных наказаний. Она сгущается вокруг неё, давит, сжимает, дёргает за плечи и скребет отвратительно черепную коробку изнутри, словно уже заполнила её всю.
Саша с грохотом прикладывается спиной к шкафчикам, сползает вниз и решает, что остаться на ночь здесь — не такая уж и плохая идея. Одна из лампочек всё ещё мигает, действуя на нервы не самым щадящим образом.
Саша знает, что это не тот романтический фильм, где кто-то распахнет дверь в раздевалку, сядет с ней рядом и примет на себя роль психотерапевта — стоит подумать о визите к хорошему врачу в накрахмаленном халате, потому что внутренние разногласия тяготят сильнее с каждой секундой.
Саша знает, что должна спасти себя сама, но всё её движения и решения неправильные, с надрывом, окончательные, и не выйдет вытащить тело со дна.
Александра, конечно, берёт себя в руки, соскребает с пола остатки гордости и самодостаточности, убеждая себя в том, что нет вовсе никакого смысла жалеть себя и, тем более, жалеть о своих поступках.
Аня для неё больше не проблема. Аня улыбается как все, Аня ничуть не лучше случайного прохожего, Аня говорит спокойно и муторно; так, что тянет в сон — только поверить в это не получается.
Аня сидит в такси и разглядывает пристально блики от фонарей, растекабщиеся смазанными лужицами в тонированном стекле. Просит включить музыку, потому что мысли стучат в висках слишком громко. Попсовая песня надоедлива, но хорошо выбивает из головы всякие проблемы.
На второй припев Аня начинает намурлыкивать что-то себе под нос, а к третьему чувствует, как веки тяжелеют. Сонливость накатывает на неё каждый раз, когда доводится ехать в машине. Сегодня уснуть не получалось, несмотря на огромное желание наконец завершить этот день.
— Вам нехорошо? Может, остановить? — интересуется водитель, окидывая девушку взглядом через зеркало заднего вида. Аня растерянно улыбается.
— Неужели настолько плохо выгляжу? Всё в порядке, просто день выдался тяжёлый. Если вы не против, я бы приоткрыла окно, — водитель кивает, Аня выполняет озвученное желание.
Свежий воздух ударяет в ноздри, выгоняет остатки сонливости и придаёт заряд бодрости на какое-то время.
Аня знает, что стоит ей лишь вернуться домой, она завалится в постель и вырубится, но без кошмаров сегодня не обойдётся.
Аня знает, что придётся сыграть в привычно хорошее настроение, чтобы родители не переживали лишний раз и не задавали лишних вопросов.
Аня знает, что у неё нет выбора — только собраться и откатать завтра так хорошо, как никогда не каталась; это первый прокат с Александрой, и стоит постараться, чтобы стать всеобщей любимицей.
Вернувшись домой, Аня незаметно проскальзывает в комнату, избегая долгих обсуждений и самых искренних пожеланий удачи. Родители, отдыхающие в гостиной, теряют бдительность и желание что-либо советовать, поэтому спокойно отпускают Аню восвояси.
Александра тоже дома. Собаки радуют, но меньше обычного. Собственные слова отголосками остаются в подсознании.
Телефон манит своей доступностью — казалось бы, протяни руку, напиши, извинись, признав свою неправоту. Что может быть ещё легче? — покажется любому.
Да что угодно, даже прыжок с парашютом легче, чем извиниться перед кем-либо — скажет Александра.
Но тревога не отступала даже час спустя. И двумя часами позже она изгрызала воображение самыми неприятными образами.
Лучший из возможных плохих исходов — Аня всё ещё на остановке, немного замёрзла и ждёт такси. Худший — валяется где-нибудь мёртвая в лесу, потому что села не в ту машину, не заметила чего-то неладного в поведении водителя.
Александра расчерчивает пространство в блокноте неказистыми завитушками в попытке отвлечься от гнетущих картинок, всплывающих где-то в подсознании. Неожиданные мысли легко рифмуются, и в очередной раз Александра находит им маленький закуток в углу блокнота. Рука мелко подрагивает, буквы выходят неровным строем.
я тебя дружить не просила,
красной нитью ладони прошить.
ты мне боль головная, могила,
без тебя не дышится, а с тобой — не жить.
я тебя ценить не просила.
делать всё, словно исподтишка,
звезды красть — лишь моя сила,
у тебя просто дрогнет рука.
я тебя мечтать не просила,
и стихи твои в клочья рвала.
ты обиды не затаила,
просто молча сидела — ждала.
я тебя забывать не просила
все слова, что останутся болью.
может быть, я тебя убила,
и присыпала раны солью.
я тебя любить не просила.
свято верила, мол, не в счёт,
чувства те, что сначала в немилость,
а потом жизнь без них не идёт.
я тебя ни о чем не просила,
но ты знала без просьб: есть нужда —
быть любимой и быть счастливой,
без тебя теперь жизнь не та.
</p> Александра захлопывает записную книжку, с яростью её отталкивает, и она отлетает куда-то вниз, со стола. Сердце забилось, словно в предсмертной агонии — что за жизнь без Ани, почему она не та?
И прежде, чем подумать, Саша берёт в руки телефон. Диалог с Аней совершенно пустой, внутри от этого смутные ощущения: с одной стороны хорошо, что им не о чем разговаривать вне льда, с другой — отчего-то грустно.
Сообщение набирается не один десяток раз, и столько же раз удаляется, потому что нужных слов не находится. В данной ситуации их просто не существует, если учесть тот факт, что извиняться Александра не собиралась.
«Мне кажется, что тебе стоит быть менее категоричной, и понять, что удобнее было бы ехать вдвоем».
Александра перечитывает; это звучит как обвинение, но вовсе не первые шаги к примирению. Вздыхает, стирает, чуть поджимает губы.
«Может, хватит дуться и вести себя по-детски? Тебя ведь предупреждали, что не в сказку попала, да и большой спорт ребячества не терпит».
Снова читает, и не находит звучание более хорошим; тон всё тот же, довольно дурной и грубый, в голову ничего больше не идёт. Тысячи ударов ногтей по клавиатуре с характерным звуком, и, наконец, сообщение вычитано и отправлено.
Аня, проверяя телефон перед сном, чувствует, что сердце пропускает удар; уведомление от Александры наводило тревогу, а не радость. Трезвонили в голове брошенные Александрой слова, ударялись о кости и крошили их в мелкое и ломкое кружево.
Ане не хотелось верить, что Александра на самом деле так о ней думает.
Это было невероятно больно принимать, потому что каждая Анина мысль о Саше была полна восхищения и искреннего обожания, а услышанное сегодня даже для ненависти было жестоко.
Саша, 23:49:
«Ты доехала? Я завтра заберу тебя, так будет удобнее».
Честно? Аня ждала хотя бы намёк на извинения. Она бы ухватилась за любую возможность простить Сашу как можно скорее, да и без её усилий рано или поздно Аня это сделает. Было бы гораздо приятнее знать, что Александра не считает её игрушкой, которой можно пользоваться как угодно. <s>Пока именно так Аня себя и позиционировала, каждый раз пропуская мимо ушей то, что действительно ранила. </s>
Аня, 00:24:
«Все хорошо. Но я уже договорилась, чтобы меня забрали, спасибо. Доброй ночи».
И ночь для обеих не добрая. </p>