глава первая. (1/2)

Утренняя рутина успокаивает; Анино сознание, пусть и не до конца проснувшееся, начинало бить тревогу. Отчего-то было неспокойно, но всеми возможными способами убеждая себя в том, что причины для переживаний нет, Аня сосредоточенно разглядывала в запотевшее зеркало своё отражение. Искаженные донельзя черты правильного лица уже не были привлекательны; изуродованная иллюзия спешно удаляется из жизни перепуганной Аней, ладонью растирающей по стеклу остатки замыленности. Не торопясь закончив с ванными процедурами, Аня прикрывает глаза и делает пару глубоких вдохов, набирая воздух с такой силой, что грудь болезненно спирает, и только после этого спускается вниз, вприпрыжку слетая по лестнице. На кухне с утра привычно тихо, из патефона раздаётся ненавязчивый джаз, а за окном приятно шуршит дождь. Вкусный запах ударяет в нос — мама привычно радует завтраком, но Ане отчего-то кажется, что есть сейчас не стоит, иначе её может вывернуть где-нибудь ещё до выхода на лёд.

— Доброе утро, Анют, — тянет мама, чуть прикрывая рот рукой, чтобы сладко зевнуть. Она пережила период волнения с помощью супруга ещё вчера, так что теперь её спокойствию можно было только завидовать, а вот у Ани, усевшейся за стол и явно закрытой в своих собственных мыслях нога заходилась в рьяной судороге, настукивая по полу что-то хаотичное и крайне нервное, — Аня-я-я, приём, ты мимо тарелки вилкой промахиваешься, — ладонью проводя мимо лица и поправляя руку дочери в нужном направлении, она ставит рядом кружку чая, — Очень горячо, аккуратно, — предупреждает довольно громко, чтобы точно дошло. Аня кивает, как заведенная игрушка, накалывает горошек, но не ест его, просто рассматривает. Смотреть на неё непривычно; обычно живая, активная и говорливая, Аня была сама на себя не похожа.

— Доброе, доброе, мам, — все-таки очнулась Аня, с тяжёлым вздохом отодвигая от себя тарелку, — Я поеду, — уверенно говорит она, вставая из-за стола и с противным звуком отодвигая стул по кафелю, — Не буду завтракать сегодня, перекушу что-то сразу после тренировки, ладно? — смотрит в сторону родительницы, ожидая от неё очередного промывания мозгов. Мол, что она на голодный желудок сможет натренировать, и прочие прелести жизни. Мама любила пользоваться подобными моментами, чтобы передать бесценный целомудренный опыт совершенно аморальному нынешнему поколению.

— Хорошо. Чая хотя бы с собой возьми, — на удивление быстро сдаётся мама, уже наливая кипяток в термос, — А ты не рано? Ехать же не очень долго, будешь под дверью ждать ведь, — закручивая крышку, интересуется женщина.

— Да хоть на коврике. В этот раз вообще никак нельзя опаздывать, всё будет супер, ма, — забирая чай, Аня растерянно улыбается. Старается убедить маму в вещах, в которых сама до жути не уверена. Это уже что-то в роде привычки: помогать всем находиться в зоне комфорта, при этом пребывая в неважном состоянии.

— Ань, ты никогда не опаздываешь, — чуть цокает языком мама, отводя в сторону взгляд, — Я в этом не сомневаюсь, — ласково целует дочь в макушку, убирая со стола, — Закажу тебе машину тогда, иди собираться, — Аня, скрываясь из кухни, бросает в ответ лишь короткое «угу», а через десять минут уже стоит в коридоре, шнуруя кроссовки.

— Что там с такси? — кричит Аня, не зная, что мама находится сзади. От неожиданности чуть подпрыгивает, но всё ещё требует ответ на свой вопрос, поправляя на плече массивную сумку, в которой лежало всё необходимое для тренировки.

— Две минуты, можешь выходить, — Аня разворачивается, но мама ловко хватает её за локоть и поворачивает обратно, чуть улыбаясь, — Ничего не забыла? — видя растерянный взгляд, чмокает дочь в висок и отпускает, — Удачи. Всё получится, ты умничка, — Аня уже задыхается в стенах помещения, поэтому стыло улыбается, кивая, но сил что-то сказать не находит. Дверь захлопнулась за спиной оглушительно громко, но в моросящей уличной свежести ощутимо легче вдохнуть полной грудью.

В машине Аня сразу же открывает окно, несмотря на то, что капли воды стремительно проникают в салон и портят её тщательно уложенные волосы. Холодный ветер ещё не колюч, как зимой; он приятно оглаживает кожу и бодрит, выгоняя остатки сонливости. Краем уха слушая какую-то назойливую песню из магнитолы, Аня откидывает голову назад, усердно выгоняя остатки тревожных мыслей.

Люди за окном сливаются в серую массу, и Аня не стремится кого-то различить. Чёрные и синие зонты суетливо мелькают в толпе, изредка разбавляемые чем-то действительно ярким, чаще всего — детским. Ане кажется, что в Москве в дождливое время всегда уныло больше обычного.

Вместе с освежающим ветром скользкие и гадостные мысли ползут в голову, и Ане хочется, чтобы они проходили насквозь, не задерживаясь. Ане иногда слишком многого хочется.

Удушливая серость раздражает глаз и вяжет на языке, остаётся на губах неприятным послевкусием. Если бы Аня не чувствовала так остро, может, жилось бы легче.

Но Аня чувствует.</p>

Непогода со временем только усиливается, надвигается сизыми тучами на макушки высотных зданий, путает улицы в туманное покрывало. Капли становятся ещё более холодными, и Аня закрывает окно, морща нос. Перед грозой в воздухе особое напряжение, всегда тягучее и ощущаемое кожей.

О тонированное окно оскольчато разбиваются осадки воды — так же разбиваются стекла, морские волны о горную поверхность и люди. Аня наблюдает за ними и с сожалением отмечает, что ни одна не взметнулась ввысь; здесь тоже полная аналогия с людьми — сломленные с безразличием катятся по наклонной, вниз.

— Мы приехали, — коротко уведомляет водитель, и Аня благодарит его, вылезая из салона и вытягивая за собой сумку, быстро шагает под козырёк, взгляд переводит на наручные часы. До назначенного времени оставалось чуть меньше сорока минут, и поэтому она уселась на лавочке, стоящей почти у входа в Хрустальный.

Дождь утихал, но капли все ещё отчетливо барабанили по железному покрытию, расслабляюще наигрывали что-то интересное. Аня вслушивается, старается выявить чёткий мотив, но не находит ритма и сбивается, теряя смысл где-то между ударами. Из состояния забвения её вырывает знакомый голос.

— Аннушка, ты рано, — Этери подходит ближе, жмёт протянутую Аней руку, словно они старые знакомые, и пропускает её внутрь здания, придерживая дверь, — Могла зайти и сама, у нас не выгоняют, и тут теплее было бы, — разогревающе трет одно из Аниных плеч, заставляя неловко улыбаться.

— Я совсем недолго просидела, правда, не беспокойтесь, даже замёрзнуть не успела, — Аня улыбается значительно шире, тёплым взглядом огибая и погружая в плен; Этери невольно засматривается, но встряхивает головой, отгоняя от себя непривычную предрасположенность. Аня ещё даже не успела стать частью Хрустального, а уже была ей симпатична.

Аня с Александрой определённо играли на контрастах; они даже не были знакомы лично, но Этери уже переживала за их дальнейшие взаимодействия. Должно быть, во многом Этери ошибалась, потому что как бы Александра ни была черна, в ней стабильно оставалось что-то светлое и хорошее. Так же и с Аней — как бы она ни была мила внешне и прилежна, в любой бочке меда всегда имеется капля дегтя.

— Я покажу тебе раздевалку, потом можешь выходить на лёд и разогреваться, Саша скоро должна прийти, — Аня следует за Этери, понятливо кивая на все ее слова, осматривается вокруг. Помещение было почти полностью пустое, только охранник щелкал что-то мышкой; Ане думалось, что такой мужчина, как он, вполне может позволить себе раскладывать пасьянс на рабочем месте. Аня из кармана достаёт телефон и замечает, что связь ловит не очень. «Снова», — думает она, чуть хмурясь, — «Надо менять оператора».

— Да, хорошо, Этери Георгиевна. Без проблем, будет даже замечательно, если я успею немного размяться, — заходя внутрь нужного помещения, Аня перекидывается ещё парой фраз с Тутберидзе, а после начинает готовиться. Звенящие в голове убеждения не отлипают даже на малейшую секунду; у Ани собранные в тугой хвост волосы идеально зачесаны, в отличие от хаотично блуждающих мыслей, которые систематизировать совершенно не удаётся.

Заплетая хвост в косу и закручивая её в пучок, Аня подкалывает его шпильками, чуть поджимая губы, смотрит на себя в зеркало. Чем ближе встреча с Сашей, тем больше Ане становится не по себе. Все кажется недостаточно хорошим; даже не так — и вовсе плохим. Тренировочная одежда собирается в уродливые складки, чехлы слетают с коньков, а шнуровка не удаётся тугой. Вспоминая о предгрозовом настроении погоды, Аня невольно проводит аналогию: у неё внутри всё с точностью так же напряжено в предверии стихийного бедствия.

И только скользя с невероятной скоростью по льду удаётся обрести относительное облегчение, несмотря на количество адреналина в крови.

Александра впервые видит на льду кого-то раньше себя. Безусловно удивляется, замирая на краю ледовой арены, следит за отточенной грацией в чужих движениях. Вблизи Аня кажется ей ещё более хрупкой и маленькой, чем на видео. Появляется ощущение, что она и раньше с ней пересекалась — на награждениях или церемониях, потому что чужие выступления Александра никогда не смотрела. Волнительно смотреть на Анины прыжки; кажется, что если она вдруг упадёт, то рассыпется ледовой крошкой по залитому катку, исчезнет и вовсе, без того почти прозрачная.

Избегая излишних контактов с новенькой и испуганная своими ощущениями, Александра скрывается в раздевалке, не стремясь ускорить их встречу, а когда возвращается, Аня уже находится в компании тренеров, явно заполучив их внимание. Звонко смеясь над чьей-то шуткой, Аня случайно переводит взгляд куда-то в сторону, и сердце у неё в трепетном воздыхании замирает.

Их глаза пересекаются неожиданно. Аня неловко улыбается, поправляя растрёпанные пряди, машет ладонью и едва сдерживает желание подбежать поближе. Александра в её карих глазах видит живую силу и даже слышит какую-то музыку — определенно классика. Её совершенно детская непосредственность выбивает из колеи, но непонятливая строгость в глазах Александры даёт понять, что это явно было лишним. Аня руки опускает, хватает себя за локоть и разворачивается в сторону тренеров, чтобы не чувствовать, как от стыда горят щеки. </p>

«Помахать Александре Трусовой», — мысленно Аня щёлкает себя по лбу, «Помахать. Боже, мне как будто пять лет», — думает Аня, пока Глейхенгауз уже мысленно разрабатывает дизайн для её надгробия. Этери неожиданно берёт Аню за запястье и мягко оглаживает его большим пальцем, пока Александра приближается к ним.

— Всё в порядке, не переживай. Если она будет кусаться, я пригрожу намордником. Просто покажи, на что ты способна, — отпуская её ладонь, Этери ловит странный взгляд Александры на себе. Она, видимо, что-то услышала, и привычно приняла слишком близко к сердцу. Или к своему эго.

— А не лучше ли держать мелких шавок на поводке, чтобы они не лезли мериться силами к заведомо более сильному сопернику? — снимая чехлы с коньков, Александра усмехается, наблюдая за Аней, у которой с каждой секундой голова всё сильнее отворачивается от нее.

— Саша! — начинает Этери Георгиевна, но Аня ладонью прерывает её речь, вновь соединяя свои глаза с чужими.

— Хочу заметить, что хорошо воспитанные и умные собаки никогда не подходят к пустолайкам, от чьего трёпа в ушах стоит трезвон, — Аня говорит гораздо спокойнее оппонентки. Глаза у Александры показывали её пребывание в состоянии шока. Впервые в этих стенах кто-то осмелился ей ответить, и это явно набирало свои обороты. Тренерский штаб в состоянии готовности смотрит, как безмолвно девушки перекидываются электрическими разрядами; ощущение, словно одна из них сорвётся и распустит руки, с каждой секундой усиливалось.

— Так, девочки, думаю, вы уже познакомились, — торопится прервать их гляделки Тутберидзе, — Начинаем прыжковую разминку. Давайте, с того конца катка в параллель, начинаем с тройных, первый флип, — Аня и Александра все-таки расцепили свою немую схватку и направились в указанном направлении.

—У Ани высота хорошая, — вдумчиво отмечает Дудаков, когда девушка прыгает третий раз.

— И лёгкость, хотя прыгает с двумя руками, как Саша, — соглашаясь с коллегой, добавляет Глейхенгауз, — А что у неё с набором четверных? — разворачивается больше в сторону Этери, безуспешно предпринимая попытку оторвать её взгляд от катка.

— Лутц и флип стабильные, — подпирая ладонью подбородок, Этери чуть улыбается, — Они уже через один прыгают синхронно, то ли ритм поймали, то ли частично сработались. В любом случае, нам надо держать эту девочку, — говорит Этери, и в этот раз Глейхенгауз ей не возражает, — Девочки, лутц и тулуп по очереди, — выкрикивает Тутберидзе, делая пару хлопков, чтобы привлечь внимание. Приступая к выполнению, Аня снова бросает на Александру короткую улыбку и примирительный взгляд, только вот она явно не настроена на подобного рода нежности и просто закатывает глаза. Через какое-то время закончив с прыжковой разминкой, девушки подъехали к бортику.

— Можете подать сумку, пожалуйста? — указывая головой на лавку, Аня чуть смеётся, когда Сергей Викторович и Даниил Маркович сталкиваются плечами, не решив, кому стоит выполнить просьбу, — Спасибо, — говорит Аня, забирая из сумки бутылку с водой, ждёт вердикт Этери. Несмотря на то, что сердце стучит с неистовой силой далеко не от физической нагрузки, она сохраняет улыбку на лице, и смотреть на её приветливость приятно. Александра всё ещё враждебна; она не понимает, почему Аня позволяет себе такое же поведение, но при этом остаётся всеобщей любимицей, толком и не показав своей подноготной.

Александре кажется, что дело в её улыбке — с ней определённо что-то не то, и она явно обладает магнетическим притяжением.</p>

— Саша, у тебя по стандарту путаются флип и лутц, внимательнее, — Этери что-то записывает в блокнот, сосредоточенно отстукивает по бумаге пальцами, — Аня... Анечка, — Александру передёргивает, и она плечи прижимает почти к ушам, желая их заткнуть, — У тебя теряется центровка на тулупе, ощутимо вываливаешь корпус. Больше напряжения, и будет хорошо, — говорит Тутберидзе, чуть задумываясь, — Я уверена, что с прыжками у нас проблем не возникнет. Давайте пробовать поддержки. Аня, что у тебя в наборе? — уточняет Этери, уже видя по Александре, что она готовит очередной выплеск яда.

— Должно быть, с такой уверенностью она прыгает второй уровень, юниорский, — Александра усмехается, надеясь вывести Аню из себя. Она же предельно спокойна, как и прежде, и совершенно игнорирует эту детскую колкость в свою сторону.

— Все, в принципе. И четвёртая, и пятая группа, и усложненные вариации, — Этери довольно кивает, так же пропуская мимо ушей выходку Александры и тем самым оставляя её почти в бешенстве.

— Давайте тогда начнём с акселя, не самый сложный вариант, и, если выйдет, отпускаем руку, — девушки кивают, возвращаясь в центр, а Этери вновь обращается к коллегам, — Им надо поставить что-нибудь эмоциональное. Скандал, им определенно нужен скандал, — говорит Тутберидзе, чуть пожимая плечами.

— Они же ещё не катаются, — тянет Дудаков, пока на середине льда Александра и Аня стоят, держа руки по швам, — Но, стоит сказать, ты права. Им бы хорошо подошло, особенно для короткой программы.

— А в произвольную кинем любовную линию для рейтингов, — соглашаясь с коллегой, кивает Этери.

Александра берёт Аню за руки, и отчего-то ей кажется, что стоять на коньках она разучилась. Чувствовать близость её юного и разгоряченного, цветущего тела, словно окружённого невидимым облаком благоухающего парфюма, опасно. Александра слышит её сбитое дыхание и, подняв над собой, не может определить, чье сердце чертыхается в предсмертной агонии.

— Саша, это, конечно, очень красиво, но, если ты забыла, в зачёт идут максимум три с половиной оборота, а ты уже на пятом. Можешь опустить Аню, — Александра чуть выбивается из ритма от ощущения собственной оплошности и неосторожно приземляет девушку на лёд. Ее руки всё ещё в чужих, грудь вздымается и опускается вовсе не мерно, а мозг судорожно пытается придумать оправдание столь нелепому поведению.

Все дело совершенно точно было в неправильной Ане.</p>

Аня привлекала всех вокруг широтой души и тёплыми руками, которые Александра не могла выпустить. Александра попала под действие этих чар, и от осознания этого становилось противно и тошно. Бросая чужие руки, она ощущает покалывание в пальцах, судорожно ищет повод выставить Аню врагом.

«Она специально», — проскальзывает в голове, «Аня хочет заполучить всё внимание и любовь, хочет быть в центре, хочет занять твоё место», — назойливо шепчет внутренний голос. Александра не боится конкуренции и совершенно точно покажет, где Анино место. Она устроит всё так, что Аня и двух недель рядом с ней не продержится. Непонятное чувство, теплившееся в груди приятной тревогой ещё пару минут назад, переросло в истинный соревновательный дух.

И неприлично чарующие ямочки на щеках Аню не спасут.