Новая реальность (2/2)

— Фред, да помоги ей уже что-то выбрать! Иначе она никогда не уйдет отсюда! — все это время стоявший в стороне Фред кивнул и скрылся за шкафом. Несколько томительных минут, и Элизабет было вынесено платье, туфли и парик.

Поблагодарив парня, Элизабет подошла к ширме и издевательски постучалась.

— Ты закончил переодеваться? Мне надо убедиться, что вещи мне подойдут, — из-за ширмы раздался жалобный вой, и показался Моран, застегивающий последнюю пуговицу рубашки.

— Тебя совсем не смущает присутствие трех мужчин? — отчаянно спросил Моран. Неужели его теперь ждет вторая Адлер? Такого психика мужчины просто не выдержит! Если о поле Бонда Себастьян стал забывать, то Элизабет было невозможно воспринимать как мужчину!

— А тебя не смущает твое женское поведение? — фыркнула Элизабет, и послышались тихие смешки Льюиса и Фреда. — Это место не только для мужчин. Мне тоже иногда надо будет переодеться. И что против ты имеешь?

— Ты же женщина! Должно же быть хоть какое-то понимание, что это неприлично! — Элизабет уже устала слушать вопли обычно сдержанного Морана и поступила так, как примерно полгода назад сделал Бонд. Только прижала Морана к стене не ногой, а рукой.

— То, что я женщина, еще не означает, что мне тут не место. В конце концов, ничего ужасного я здесь не увидела. А если ты так стесняешься переодеваться в одной комнате с женщиной, то у меня для тебя плохие новости. Ты ведешь себя как юная леди, которая впервые увидела мужчину, — от такого сравнения гордость Себастьяна, который считал себя смелым покорителем женщин, пошатнулась. А Элизабет продолжала. — Если мне надо будет сюда войти в следующий раз, я обязательно постучусь, чтобы не потревожить нашу изнеженную принцессу.

Элизабет фыркнула и спокойно прошла за ширму, из-за которой совсем недавно вышел Моран. Равнодушно выкинув из-за нее мужские штаны и рубашку, девушка, судя по шуршащему звуку одежды, стала переодеваться. Никакого стыда у женщин не стало! Сначала Ирен, теперь Элизабет!

Да еще и Льюис с Фредом откровенно посмеивались вместо того, чтобы встать на сторону Себастьяна. Эти двое смеялись, хотя обычно из них эмоции никак не выдавишь! Вот, что женщины делают с этим миром. Страшно жить становится.

И еще страшнее стало, когда Элизабет вышла из-за ширмы. В скромном сером платье, с темными волосами, убранными в небрежную прическу, она выглядела устрашающе со своим надменным взглядом и кровожадной ухмылкой, как у Уильяма.

— Вот и все. Несложно, правда? — язвительно поинтересовалась у Морана леди Мадельтон, а затем обратилась уже к Фреду. — Спасибо за помощь. Свои вещи оставлю здесь, чтобы напомнить одному человеку, что гардероб создан не только для мужчин.

Гордо пройдя мимо Льюиса, все еще стоявшего в дверях, Элизабет, к облегчению Морана, покинула мужское общество. А Себастьян, бросивший тоскливый взгляд на ширму, еще долго вздрагивал, когда слышал на этаже стук женских туфель.

***</p>

Элизабет поймала кэб и продиктовала адрес. Заметив недоуменный взгляд молодого извозчика, показала увесистый кошелек, и паренек тут же заулыбался. Пусть девушка и не выглядела как леди. Деньги у нее были. А это главное.

Элизабет смотрела в окно и нервно крутила кольцо матери. Привычка, от которой уже невозможно было избавиться. Девушка и помолвочное кольцо покрутила бы, но оставила его дома под неодобрительным взглядом Дианы, которую Уильям попросил проследить, чтобы леди Мадельтон не забывала про помолвочное кольцо. И вместо привычной тяжести на безымянно пальце Элизабет ощущала непривычную свободу и легкость. А ещё временами ощущала на себе любопытные взгляды молодого извозчика. Он явно о многом хотел спросить, но пока сдерживал себя, зная, что неприлично спрашивать о чужих делах. Особенно, если чужой человек хорошо платит. Вот и приходилось пареньку мучиться от любопытства и молча выполнять свою работу.

Совсем молодой еще. Наверно, даже младше Дианы. Высокий, но слишком худой, с длинными светлыми волосами, завязанными в небрежный хвостик, в простенькой, но опрятной одежде. На таких парнишек Элизабет насмотрелась у себя в Бристоле. Юные, трудолюбивые, с надеждой на светлое будущее. Они рано повзрослели, но временами совершали ребячливые поступки. Вот и этот парнишка порой весело свистел прохожим, пугая тех. Ему вслед слышалась ругань, а он лишь посмеивался. И от этого смеха на душе Элизабет стало легче.

Забылись все сплетни, ходящие об Элизабет в высшем обществе, все проблемы с поместьем Мадельтон, которые еще только предстояло решить, и даже причина, по которой леди Мадельтон сейчас ехала в кэбе. Все показалось пустым и неважным. Жаль, что через час пути пришлось вспомнить обо всех трудностях, когда показался знакомый мрачный забор больницы для душевнобольных. Высокий, метра два, с ржавчиной на кольях, он бы уместно смотрелся на кладбище. Вон, уже уселся, ворон на него.

— Дальше не проедем, мисс, — парнишка остановил кэб и повернулся к Элизабет. Кажется, он намекал об окончании поездки и оплате.

— Подождешь меня здесь. Заплачу одну крону за ожидание. И еще сверху получишь пять крон, когда отвезешь меня обратно в Лондон, — Элизабет показала заветные монетки и отдала молодому извозчику обещанную сумму.

Парнишка сразу заулыбался и клятвенно заверил девушку, что он ее дождется. Такие деньги за привычную работу! Извозчик был готов молиться за молодую госпожу. Наверно, она была слугой какой-нибудь леди и приехала сюда по ее поручению. Так можно было объяснить, откуда у нее столько денег. А еще это сразу отбило желание задавать какие-либо вопросы. В дела высоких господ лучше не лезть.

И Элизабет в эти дела с удовольствием бы не лезла, да только коварная жизнь дала ей происхождение, не позволяющее полностью избавиться от светского общества. Хотя эта больница и светское общество имели между собой мало общего. Наверно, поэтому Элизабет и решила отправить брата именно сюда.

Пройдя по узкой дорожке, Элизабет подошла к двери и, посмотрев на старую ручку, всю испачканную то ли кровью, то ли краской, решительно постучалась. За дверью послышались тихие шаги и знакомое бурчание. Кажется, мистер Грегори до сих пор здесь работал. Когда дверь открылась, леди Мадельтон убедилась в своей правоте.

— Чего Вам? — скрипучий голос мистера Грегори напугал Элизабет в первое ее посещение больницы, но сейчас вызвал лишь легкую улыбку.

— Я с визитом к пациенту и его доктору, — заметив, как сразу нахмурился старик, Элизабет тут же показала ему пропускной жетон, являющийся обычной железной пластиной с выгравированным номером палаты пациента.

— Ну, проходи. Только не шуми тут, — стоило только мистеру Грегори сказать об этом, как с лестницы, ведущей на второй этаж, раздался крик. — Хватает шумных пациентов.

Он поморщился, демонстративно подергал ухо и что-то пробубнил себе под нос. Элизабет была уверена, что он бурчал на пациентов, которых даже за людей не считал. А, может, он ворчал на холод, вечно царивший в больнице. И кто придумал, что холод помогает пациентам оставаться спокойными? Кто угодно будет спокоен в холод, потому что единственное, на что ты будешь способен, это лежать калачиком и греться!

— Катрин! Проводи гостью, — крикнул старик в специальную трубку, ведущую в сестринское помещение, а затем с важным видом надел очки и пододвинул к Элизабет журнал посещений. Вписав выдуманное имя, леди Мадельтон поставила закорючку и обернулась на скрип пола. К стойке уже спешила молодая девушка в серой одежде. Катрин собственной персоной.

— Тридцать шестая палата. Время приема час, — продиктовал мистер Грегори молодой девушке и махнул ей рукой, отправляя идти работать.

Катрин хмыкнула и с удивлением посмотрела на Элизабет в маскировке. Сестра больницы прекрасно знала, что в тридцать шестую палату ходил только один человек. И им не была темноволосая мисс, стоящая перед ней.

— Прошу, проводите меня, — стоило Элизабет заговорить, как лицо Катрин тут же вытянулось. Не узнать голос леди Мадельтон она не могла!

— Конечно. Прошу за мной, — голос Катрин чуть дрожал. Она простыла или чего-то боялась?

Прищурившись, Элизабет плотнее укуталась в шаль и двинулась по знакомому маршруту за Катрин. В больнице все было так же, как и полгода назад. Те же грязные серо-желтые стены. Тот же холод и скрип половиц. Та же атмосфера отчаянья и безысходности. То же желание как можно скорее покинуть это место.

Но Катрин почему-то остановилась посреди лестницы и повернулась к Элизабет, сжимая подол платья. Хотела что-то сказать, но боялась?

— Леди Мадельтон, я…

— Зови меня сегодня Мэгги. Никто не должен знать, что я здесь.

— Как скажите. Так вот. Поводу вашего брата… он очнулся.

— Что? — сказала чуть громче, чем надо, Элизабет. Прошипев что-то нечленораздельное, леди Мадельтон скривилась и схватилась за голову. Ну, почему именно сейчас?!

— Это моя вина. Я заболела три месяца назад, и за мое отсутствие Генри пришел в себя. А потом… простите, я не смогла! — Катрин так низко поклонилась, что ее коса коснулась пола.

Элизабет поджала губы и прикусила нижнюю губу, глядя на склоненную девушку. И это та особа, которая предлагала подлить Генри яд? Та, которая согласилась здесь работать лишь ради того, чтобы превратить жизнь своего мучителя в ад? Эта та Катрин?

Внешность девушки была все той же. Невысокая, с заостренными скулами, тонкими губами и вздернутым носиком. Ее нельзя было назвать красивой, но что-то цепляло в ее внешности, заставляя оборачиваться. Наверно, поэтому брат Элизабет однажды обратил на нее внимание. Катрин напоминала хищную кошку. Но сейчас в ней не осталось ничего от хищности. Лишь покорность и неизвестная Элизабет мягкость.

— Но я клянусь, что он не доставит Вам неудобств! Я прослежу за этим! — молчание леди Мадельтон пугало девушку. Только боялась она больше не за себя, а за Генри. И это Элизабет сразу же поняла.

— Через час поговорим с тобой во дворе. А пока мне надо проверить состояние моего дорогого братца, — холодно улыбнулась Элизабет и равнодушно прошла мимо ошарашенной девушки. Ее помощь была не нужна: Элизабет и так знала, где находится палата ее брата.

Поднявшись на второй этаж, леди Мадельтон столкнулась с еще одной медсестрой. Та мазнула равнодушным взглядом по Элизабет и прошла мимо, неся тяжелый матрас. А леди Мадельтон обвела взглядом обшарпанный коридор и ряд серых дверей. Обстановка, нагоняющая тоску. Еще и ветер здесь подвывал, да в большое окно стучала ветка растущего рядом дуба.

Не желая здесь задерживаться, Элизабет открыла дверь в тридцать шестую палату и застыла на пороге. В прошлый раз запах затхлости не был таким сильным, а дверь так сильно не скрипела. Из мебели была только железная скрипучая кровать с матрасом и столик в углу. Даже стула не было. И в такой скромной обстановке теперь жил Генри Лорен Мадельтон. Сам он нашелся сидящим на краю кровати.

— Кто здесь? — он нервно повернулся в сторону двери и посмотрел на Элизабет, конечно, не узнав ее. Даже Диана не сразу признала свою госпожу. Как же тогда это мог бы сделать Генри?

— Я пришла тебя проведать, — Элизабет закрыла за собой дверь и внимательно осмотрела брата.

Он был высоким, даже выше Уильяма. С бледной кожей, которая сейчас казалась синеватой из-за худобы Генри, в мешковатой одежде, он совсем не был похож на того Генри, которого запомнила Элизабет. Своего брата она запомнила гордым аристократом в дорогой одежде с самодовольной улыбкой и аккуратной прической. Сейчас же исхудавший мужчина мало походил на того человека, которым был несколько лет назад. Впалые щеки землянистого цвета, длинные сальные светлые волосы, искусанные губы и лихорадочный блеск голубых глаз. Наверно, единственное, что указывало на родство Элизабет и Генри, — это были глаза. Только у Элизабет был оттенок ясного неба, а у Генри — цвета шторма.

Мужчина тоже изучал неожиданную гостью. Он обратил внимание на ее простую одежду, обыкновенные темные волосы и неожиданно прекрасные голубые глаза. А еще дорогое кольцо с сапфиром, показавшееся Генри знакомым. Только он никак не мог вспомнить, где уже видел нечто подобное…

— Кто ты? — усталость и безысходность сквозили в голосе мужчины. Он точно понимал, где он находился, и знал, что ему отсюда уже не выбраться. Попав однажды в больницу для душевнобольных, выбраться из нее было почти невозможно.

— Ах да. Совсем забыла, — Элизабет сняла парик, и Генри обомлел. Эти рыжие волосы он бы узнал из тысячи. Да и так ли много в Англии девушек с волосами цвета яркого пламени?

— Э-элизабет? — Генри даже заикнулся, так как не мог поверить, что видел перед собой свою сестру. Она сильно изменилась. Стала чуть выше, красивее, увереннее в себе. Гордо задирает голову и смотрит прямо в душу своим ледяными взглядом. Такое чувство, что тебя заперли подо льдом и смотрят, как ты тонешь. От этого мужчине стало не по себе, но он не посмел отвести взгляд. Будто бы если он хоть на миг отведет взгляд, то Элизабет исчезнет, оказавшись иллюзией больного воображения.

— Не забыл меня за столько лет. Ну, здравствуй, Генри, — едкий голос Элизабет привел мужчину в чувство. Нет, это не мираж. Элизабет действительно стояла перед ним.

— Элизабет! — девушка ожидала чего угодно, но точно не того, что Генри рухнет перед ней на колени и схватит ее за подол платья. — Клянусь! Я не убивал нашего отца! Я бы никогда не смог это сделать, в каком бы ни был состоянии!

— Тебя нашли с его трупом в невменяемом состоянии. И ты можешь утверждать, что не убивал? Может, и Диану не насиловал? — Элизабет смотрела, как вытягивалось лицо Генри после каждого слова девушки.

— Нет! Я этого не делал! И с Дианой была лишь игра! — леди Мадельтон не выдержала и с размаху залепила брату пощечину. Как он посмел назвать это игрой?! Как игра могла довести милую девушку до истерики? Почему тогда Диана плакала и звала на помощь? Почему еще год содрогалась от любого мужского прикосновения?

— Игра говоришь? Для тебя вся жизнь — всего лишь игра? — почти прошипела девушка и хотела отпнуть от себя Генри, но тот сильнее сжал подол платья Элизабет и лбом уткнулся в пол.

— Прошу, поверь мне… Я не убивал отца… — Генри шептал, но его шепот был похож на душераздирающий крик. Столько боли и отчаянья было в нем.

Мужчина поднял взгляд, и Элизабет замерла. Никогда еще она не видела такого выражение лица у своего брата: дрожащие губы и взгляд, полный невыразимой боли и бессильной злости. И злость Генри была вызвана совсем не нахождением в больнице для душевнобольных. Это Элизабет чувствовала. Нет, Генри злился на неизвестных ему убийц отца и на себя за свое бездействие. В тот миг он даже не думал о себе. Впервые на памяти Элизабет ее эгоистичный брат думал о ком-то, кроме себя.

— Прошу… поверь мне. Ты единственный близкий человек, который у меня остался… — этот жалобный взгляд мог бы принадлежать ребенку, умоляющего маму не уходить. Такой же искренний, полный страха одиночества. Сейчас Генри был уязвим как никогда прежде.

Если бы Элизабет захотела, она бы смогла легко сломать стоящего на коленях мужчину. Достаточно было просто оттолкнуть его, сказать, что не верит ни единственному его слову, и этот человек сойдет с ума от горя и одиночества. Он заплатит за все свои грехи. Это было так легко сделать. Было так просто отплатить Генри за все унижения в детстве, за его жестокость к простым людям и боль, причиненную Диане. Сломать его, заставить пройти через муки ада. Разве не этого когда-то хотела Элизабет? Разве она не ненавидела его всю свою жизнь? Вот он перед ней. Беспомощный, потерянный, отчаявшийся, он был полностью во власти Элизабет. Одним словом она могла бы окончательно сломать его или же подарить надежду.

Но медлила. Смотрела в его глаза, так похожие на ее, перевела взгляд на руки, крепко сжимающие подол платья Элизабет. И этого мужчины она так боялась в детстве? Боялась даже больше мачехи, оставившей на ее спине шрам. Где тот человек, который всегда презрительно о ней отзывался и капризно кривил губы, стоило ему лишь увидеть Элизабет? Где тот, кто считал, что мир крутится вокруг него? Сейчас Элизабет видела перед собой почти сломленного человека, чей мир рухнул в один миг. Генри потерял все и сейчас отчаянно тянулся к той, которая могла бы помочь ему создать новый мир.

— Элизабет… — затянувшееся молчание девушки пугало его. Одной ногой он уже был в бездне отчаянья. Но он не отвел взгляд, готовясь принять последний удар.

Наверно, эта отчаянная решимость и помогла Элизабет принять решение. Слишком знакомо это было леди Мадельтон, ведь она сама много лет назад была такой же. Она знала эту боль и отчаянье и не могла так просто отбросить тянущуюся к ней руку. Ведь тогда Элизабет бы ничем не отличалась от тех, кого ненавидела. Стала бы той, против кого боролась. Предала саму себя.

— Я тебе верю, — конечно, как она могла не верить, если сама убила отца и подставила своего брата. Элизабет сама толкнула брата в бездну, а сейчас протягивала ему руку помощи. И он схватился за эту руку, сжав ее с невероятной нежностью. И откуда в этом эгоистичном мужчине такие нежные чувства? Неужели его настолько изменила больница (хотя, если быть честной, то это не больница, а просто сумасшедший дом, где проблемы со здоровьем чаще у врачей, чем у пациентов)?

— Спасибо… — этот дрожащий голос и слезы в глазах брата Элизабет запомнила на всю жизнь. Наверно, в тот миг девушка впервые почувствовала себя частью рода Мадельтон, ощутила родственную связь с Генри. — Спасибо, Элизабет.

Плечи мужчины содрогнулись, и Элизабет испугалась, что он сейчас окончательно расплачется. Говорят, что мужчины боятся женских слез. Но женщины боятся мужских ничуть не меньше. По крайней мере, Элизабет. Она в панике огляделась. Диана плакала редко, а если и лила слезы, то быстро успокаивалась, стоило ее накормить чем-то сладким или почитать любимые истории. Что же делать с братом, готовым вот-вот заплакать, Элизабет понятия не имела и не хотела бы получать такой опыт. Потому резко опустилась на колени и сжала руку Генри в ответ.

— Я тебе верю. Но моя вера ничего не меняет, — чуть жестче, чем надо было, произнесла леди Мадельтон. Но Генри никак не отреагировал на эту грубость. Мужчина был слишком счастлив, чтобы думать о таких мелочах.

— Тогда помоги мне это исправить! Мы обязаны найти убийц отца и покарать их! — бессильная ярость в глазах и отчаянная решимость. Отговаривать Генри было бесполезно. — Мне надо выбраться отсюда! Я сразу же отправлюсь в поместье и….

— И что? — остудила пыл братца Элизабет. — Как ты будешь их искать? И как ты собрался выбраться отсюда? Сказать, что ты здоров? Да кто тебе поверит. Скорее, посчитают, что твое состояние ухудшится, и начнут лечить. Ты только привлечешь к себе ненужное внимание.

— Тогда что мне делать? — потерянно спросил Генри, как маленький ребенок, которому сказали, что он не может пройтись по воздуху.

— Для начала успокоиться. То, что я поверила тебе, еще не означает что тебе поверят другие. Сейчас эта палата для тебя самое безопасное место, — мужчина кивал, соглашаясь со всем, что говорила Элизабет. Генри знал, что его сестра умна, но и не подозревал, что настолько. Хотя откуда ему было это знать, если они почти никогда не общались. И Генри было жаль, что первый их нормальный разговор произошел при таких печальных обстоятельствах.

— И как мне помочь тебе? — лихорадочный блеск глаз Генри напомнил Элизабет, сколько лет его кормили отравой. И как только он сумел сохранить разум после такого?

— Для начала вспомнить все до мельчайших деталей. И не привлекать к себе внимание. Да отпусти уже мое платье! — рыкнула Элизабет, раздраженная неизвестно чем, и подскочила на ноги. Генри тоже медленно поднялся, оказавшись выше Элизабет на голову. Весь исхудавший, в одежде, которую не любой бы бедняк Лондона решил надеть, с синяками под глазами и впалыми щеками, Генри улыбался. И Элизабет впервые поняла, почему многие девушки влюблялись в ее брата: улыбка у него и вправду была обаятельной.

— Я вспомню. Обязательно, — Генри вдруг замялся, окинул взглядом наряд Элизабет и вдруг спросил. — А что с нашим поместьем?

Надо же! Генри даже решил поинтересоваться своим родным домом! Элизабет не выдержала и усмехнулась.

— Я расплатилась с долгами отца, — заметив недоуменно-восхищенный взгляд брата, девушка сразу же пояснила. — Продала всю роскошь, которой так дорожил отец.

Элизабет ждала, что Генри начнет возмущаться, но он промолчал. Только задумчиво опустил голову и по привычке прикоснулся к левому уху. Он всегда так делал, когда чувствовал неловкость. Ему было стыдно за долги отца? Или же он хотел осудить свою сестру, но боялся сейчас с ней спорить?

— А… как там Диана? — вопроса о своей подруге Элизабет точно не ожидала. С чего это Генри поинтересовался судьбой Дианы? С какой стати ему вообще до кого-либо было дело?

— С ней все хорошо. Она живет со мной. Ни в чем и ни в ком не нуждается.

— Она всегда была такой. Никого вокруг не замечала. Видела только тебя и всегда улыбалась, стоило тебе появиться, — с какой-то неизвестной Элизабет тоской заговорил Генри. Он обошел кругом свою тесную палату и рухнул на кровать, со скрипом просевшую под весом его тела.

— Если это все, то я пойду. У меня еще остались дела. Если будет что-то нужно по мелочи, попросишь Катрин. Она не откажет. Я же вернусь ровно через месяц. И тебе лучше вспомнить все в деталях к тому моменту, — Элизабет надела парик, надежно спрятав под ним свои яркие рыжие волосы, и уже собиралась уходить, когда ее остановил вопрос Генри.

— А откуда ты знаешь Катрин?

— А ты ее не помнишь? — насмешливо-язвительно спросила Элизабет, обернувшись. — Она же некоторое время работала у нас в поместье. Твоя первая жертва насилия.

— Я не… — Генри вновь попытался оправдаться. Даже вскочил с кровати и тут же обессилено упал обратно, под презрительным взглядом Элизабет, которая тут же перебила мужчину.

— Снова скажешь, что ничего не делал? Не надоело врать? Или тебе память отшибло? Тогда настоятельно советую вспомнить! И что ты сделал с Катрин, и что ты сделал с Дианой и другими девушками! — разозлилась Элизабет и вышла из палаты, громко хлопнув дверью. Девушка не увидела, как Генри подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом, как задрожали его плечи. И не услышала его отчаянный шепот и мольбу.

Леди Мадельтон пронеслась по коридору и только у лестницы остановилась, с удивлением поняв, что злится на Генри гораздо меньше, чем должна была. Это была уже даже не злость, а, скорее, раздражение. Почему так? Он ведь столько боли причинил ей и Диане, а она уже даже не злилась на него. Это были лишь отголоски былой злости. Как будто смотришь на шрам, и вспоминаешь рану, но не чувствуешь боли. Всего лишь воспоминание о прошлом, лишенное эмоций. Просто воспоминание…

Элизабет тряхнула головой. Нет, ей не об этом надо сейчас думать. До встречи во дворе с Катрин было еще двадцать минут (у Элизабет было прекрасное чувство времени), а надо было еще встретиться с главой больницы и договориться, чтобы к Генри никого не пускали. Этим леди Мадельтон и решила заняться, поднявшись на третий этаж. Здесь было все так же холодно, но людей было больше. Вот прошли две хмурых медсестры, тащащих под руки бледного исхудавшего мужчину. Неподалеку стояла с врачом женщина, одетая во все черное. Вдова? Судя по голосу, совсем молодая и совсем не грустная. Видимо, приехала сдавать неугодных родственников. Пройдя мимо нее, Элизабет успела заметить мечтательную улыбку вдовы и окончательно уверилась в своих предположениях. Впрочем, леди Мадельтон было не до чужих грехов. Ей еще со своими надо было разобраться.

Остановившись у двери главы больницы, Элизабет постучалась и, так и не дождавшись ответа, вошла. В кресле сидел лысый старичок, который спешно пытался спрятать бутылку вина. Судя по бутылке, вино было недешевым. Элизабет видела подобное у Альберта, а Альберт пил только лучший алкоголь. Неужели подарок той вдовы, чтобы упечь в больницу?

— Кто Вы? — недовольно пробурчал глава больницы, так и не найдя места, куда спрятать бутылку, и поставив ее у своих ног.

— Доверенное лицо леди Элизабет Мадельтон, — Элизабет протянула старику жетон с номером палаты. Эти жетоны ввел в пользование бывший глава больницы, который не желал пускать к сумасшедшим лишних посетителей. Есть жетон — можешь войти. Нет — дверь там.

— Хм… — старик надел очки, покрутил жетон и со вздохом полез в толстую тетрадь, где, видимо, были записаны все пациенты. Но он тут же оживился, когда нашел нужное имя. — Генри Лорен Мадельтон. Полагаю, брат вашей госпожи?

Элизабет не понравился блеск глаз старика и его слащавая улыбочка, но она все-таки кивнула. Улыбка старика сразу же стала еще шире.

— И что же леди Мадельтон нужно от меня? — он сразу заговорил о себе, подчеркивая свою значимость. Бывший глава больницы всегда говорил «что Вам требуется от больницы».

— Леди Мадельтон обеспокоена состоянием своего брата. Ей бы хотелось, чтобы к нему никого не пускали.

— Как это никого? А как же врачи! — старик шутливо погрозил Элизабет пальчиком, и девушка едва сдержалась от гримасы отвращения. — Я, конечно, понимаю ее обеспокоенность, но не могу ничего обещать. За всеми не уследишь, да и мало ли с какими целями к нам приходят. Может, они смогут помочь брату вашей госпожи. Я не могу им препятствовать.

Он говорил и говорил, не отрывая взгляда от Элизабет. И той сразу стало ясно: он знал о помолвке леди Мадельтон и Уильяма Мориарти. Знал и хотел использовать в своих целях. Это было видно по его алчному взгляду, нахальной улыбке и расхлябанной позе, будто бы он был хозяином положения.

— Насколько я знаю, в этой больнице запрещено посещение посторонних, — нахмурилась Элизабет, перебив старика.

— Это старые порядки, — сразу же скривился старик. — Да и если знаете о таком. Зачем тогда спрашиваете? Ваша госпожа переживает, что кто-то придет к ее брату? Понимаю, не хочется портить репутацию перед таким выгодным браком, но что я могу поделать? — притворно вздохнул старик, перейдя в наступление. — Охраны у нас особой нет, жетоны вскоре отменю…

— Ну, раз Вы ничего не можете поделать… — нарывался гад. Денег хотел. И почти прямым текстом намекал, что пустит кого угодно.

— Не могу, — развел руками глава больницы. — Ах, будь у меня больше средств, я мог бы нанять охрану или оставить замки. Может, нанял бы больше людей. Но сейчас я не в силах помочь вашей госпоже. Очень жаль, если узнают о недуге ее брата, но я не в силах остановить слухи. Если кто-то захочет узнать больше, я не смогу препятствовать им…

— Очень жаль. Ах, как расстроится будущий муж леди Мадельтон. А как огорчится его старший брат Альберт! Он ведь так рад, что его Уильям нашел себе невесту. Но, думаю, больше всего будет расстроена маркиза Хартингтон. Даже не знаю, что она сделает с теми, кто помешает желанному браку…

— А причем здесь маркиза Хартингтон? — икнул от удивления старик, а Элизабет мысленно улыбнулась.

— Как? Вы не знаете? Лорд Уильям и леди Элизабет познакомились на ее маскараде! Именно она свела мою госпожу с лордом Мориарти. И ей очень не понравится, что кто-то опорочит честь невесты.

Глава больницы нервно потянул ворот рубашки и натянуто улыбнулся, предложив Элизабет воды. Кажется, он пытался выиграть для себя немного времени, чтобы подумать. Леди Мадельтон не была против, потому согласилась выпить воды (делиться дорогим вином вредный старикан не захотел!). И пока старик трясущимися руками наливал воду, Элизабет осмотрелась. С уходом бывшего главы больницы (его фамилия стерлась из памяти девушки) многое изменилось в этом кабинете. Появился дубовый стол, мягкий ковер на полу и высокое кресло. Исчезли стеллажи с книгами, освободив место для картин, старые кресла для посетителей. Пусть они и были неудобными, но были лучше того стула, на котором сейчас сидела Элизабет. Этот старик, нервно обдумывающий, как ему быть, явно был охоч до денег. И Элизабет могла бы заплатить ему и поскорее уйти, да этот человек бы не насытился. Он снова и снова требовал бы денег, почувствовав свою власть, и угрожал бы Элизабет. нет, нельзя идти на поводу у таких людей. Их нужно жестко осаждать, чтобы те даже не думали, что могут управлять тобой.

И Элизабет осадила старика. Напомнила ему, что он всего лишь глава больницы, которого легко сменить, а леди Элизабет Мадельтон — аристократка. И у нее есть власть. Но даже при таких обстоятельствах старик не хотел сдаваться. Жадность боролась с инстинктом самосохранения, но, судя по тяжелым вздохам, проигрывала этот бой.

— Кхе-кхе. Я понимаю опасения вашей госпожи. И, конечно же. Я согласен, что никто не должен беспокоить наших дорогих пациентов, но мне сложно обеспечить их покой. Если бы леди Мадельтон могла нам помочь… — кажется, Элизабет ошиблась. Жадность не хотела сдаваться так просто и сейчас пошла в последнюю атаку.

— Конечно, может. Думаю, если она попросит, лорд Мориарти сможет найти нового главу больницы. Более компетентного, который сможет грамотно выполнять свою работу, — с ядовитой улыбкой сказала девушка и с удовольствием увидела, как вытянулось лицо старика.

— Что Вы! Что Вы! Я приложу все усилия, чтобы Генри Мадельтона никто не беспокоил! Вашей госпоже не о чем волноваться! — старик яро стал уверять Элизабет, что все будет в порядке и ее просьба будет исполнена в лучшем виде. Желая доказать свою преданность старик даже проводил Элизабет до дверей больницы и лишний раз напомнил ей, что справится со своими обязанностями.

Элизабет усмехнулась и пошла по тропинке, в конце которой девушку уже ждала Катрин.

— Леди Мадельтон, — Катрин поклонилась Элизабет и с опаской подняла взгляд. Но по лицу леди Мадельтон было ничего не прочитать.

— Рассказывай, — прозвучал сухой приказ, и Катрин начала свой рассказ.

— Я слегла на месяц. Думала, что ничего не случится с Генри за мое отсутствие. Но когда я вернулась, мне сказали, что он начал буянить. Я и побежала сразу к ним в палату, а там… — девушка замялась, пытаясь подобрать слова. — Он тихо плакал. И мне стало так жаль его. Я обняла его и укачивала, как младшего брата. А он все спрашивал, что происходит, и как он тут оказался. Но я ничего не говорила о нашем договоре! Только рассказала, что он убил своего отца… — заметив недобрый прищур Элизабет, сразу же пояснила Катрин. — Я все обещала себе, что завтра все исправлю, принесу ему трав, и он снова погрузится в забытье, но… каждый раз находила себе отговорку не делать этого. Генри… он стал таким милым. Всегда ждал моего появления и встречал меня улыбкой. У меня ведь давно нет семьи, и я никому не нужна. Но Генри во мне нуждался. И я поняла, что не могу вновь дать ему отраву. Простите, леди Элизабет…

Элизабет молчала. Она не знала, что сказать. Напомнить девчонке, как она страдала из-за ее брата? Солгать, что он убил родного отца? Сказать, что люди не меняются? Нет, все было бесполезно. Элизабет видела это по взгляду Катрин: в нем снова появился тот блеск глупой влюбленности. Катрин снова попала под чары Генри и даже не поняла этого. Лгала себе, что относится к нему, как к потерянному брату, но на самом деле видела в нем спасение от женского одиночества.

— Леди Мадельтон, умоляю, не просите меня снова давать ему отраву. Клянусь, он ничем Вам не помешает! А я все сделаю для Вас! — Катрин опустилась на колени, слезно умоляя госпожу о милости.

— Поступай, как хочешь, — холодно бросила Элизабет и пошла прочь.

— Спасибо, — ветер донес до Леди Мадельтон благодарность Катрин. Но она была не нужна. Ведь Элизабет было даже интересно послушать, что Генри скажет ей через месяц. Что он вспомнит?

«Едва ли этот дурак вспомнит что-то важное. А если до чего и додумается, то его всегда можно снова сделать сумасшедшим», — равнодушно подумала девушка, вернувшись к кэбу, что до сих пор ждал ее рядом с больницей. Паренек тут же выскочил из ниоткуда с довольной улыбкой и галантно открыл дверь кэба перед леди Мадельтон.

— Прошу, мисс, — все так же радостно произнес извозчик и, насвистывая незатейливую мелодию, тронулся в путь.

Элизабет попросила высадить ее там же, откуда ее взяли, и устало откинулась на сиденье. Уже вечерело. Хотя за этот день Элизабет ничего особо не сделала, она очень устала. Ее сильно вымотал разговор с Генри, а потом еще и угрозы со стороны главы больницы. Надо будет попросить Уильяма собрать компромат на этого старика, чтобы точно не пытался играть в свою игру.

Вспомнив об Уильяме, Элизабет покачала головой. Снова она полагалась на него. И это почему-то казалось таким правильным и естественным. За время, проведенное в особняке Мориарти, Элизабет привыкла к его жителям и прониклась доверием. Но стоило ли это делать? Не сделает ли это леди Мадельтон слабой, неспособной двигаться дальше самостоятельно?

Невольно взглянув на левую руку, где еще утром красовалось помолвочное кольцо, Элизабет усмехнулась. Нет, с Мориарти она стала только сильнее.

***</p>

Молодой извозчик высадил леди Мадельтон там, где ему велели, получил свою обещанную плату и тут же умчался прочь. Элизабет тяжело вздохнула и осмотрелалась по сторонам. Сегодня вечером хватало прохожих, и среди них было так легко затеряться. Просто идти туда, куда тебя ведут случайные прохожие, и на время забыть о проблемах. Прямо сейчас не хотелось возвращаться домой, так что такая необычная прогулка была очень кстати. Элизабет бродила по Лондону, приводя мысли и чувства в порядок, и оказалась перед особняком Мориарти уже очень поздно.

Стащив с себя надоевший парик, девушка понадеялась, что Диана не стала дожидаться ее и легла спать. Свет нигде не горел, так что надежда была оправданной. Но Элизабет все равно решила не идти сразу в комнату. Если Диана еще не спала, то Элизабет давала ей время уснуть. Если же спала — возможность уснуть еще крепче, чтобы точно не проснуться при возвращении Элизабет.

На самом деле, Элизабет сейчас просто не была готова к встрече с Дианой после событий сегодняшнего дня. Потому и медленно шла по особняку, думая, где ей остановиться. Будто бы давай ответ на вопросы девушки, за дверью, мимо которой проходила Элизабет, раздался тихий звон бокала. Заинтригованная леди Мадельтон толкнула дверь, и оказалась в незнакомой маленькой комнате с тремя креслами и небольшим столиком. Одно из кресел было занято Альбертом.

— Доброй ночи, Элизабет, — как всегда безукоризненно вежливо поприветствовал девушку старший Мориарти. — Тебе тоже не спится? Выпьешь со мной?

Элизабет усмехнулась и села в кресло напротив. Она редко пила, но сегодня алкоголь был именно тем, что нужно. Альберт достал из стоящего рядом серванта бокал, наполнил его ароматным вином и подал Элизабет.

— За приятную компанию этой ночью, — произнес тост мужчина, и Элизабет поддержала его. Раздался тихий звон бокалов, и в комнате вновь наступила тишина. Но в этой тишине были сотни мыслей.

— Альберт, что ты чувствуешь к своей семье? Если бы кто-то из них был жив и попросил у тебя прощения, ты бы простил? — вдруг спросила Элизабет.

— Сложно ответить. Я давно не вспоминал о своей семье, — если Альберт и удивился вопросу, то вида не подал. — Но нет, едва ли простил бы. Слишком хорошо помню их жестокость и свое отвращение к ним. Что-то случилось с твоим братом?

Элизабет усмехнулась. Альберт, хоть и не был родным братом Уильяма, обладал его проницательностью. А еще хорошо чувствовал, когда собеседник готов ему открыться. И Элизабет ему все рассказала.

— Я боюсь, что Диана будет презирать меня за то, что я почти не злюсь на него. Могла его уничтожить, сделать настоящим сумасшедшим, но пожалела… — устало вздохнув Элизабет, допив вино в бокале.

— Поверь, Диана — последняя, кто тебя осудит. Скорее, мир перевернется, нежели она отвернется от тебя. Ты спрашивала, что бы я почувствовал на твоем месте. Но зачем? Ты это ты. И твои чувства — это твои чувства. Я никогда не был и не буду на твоем месте. Так что не мне судить, — пожал плечами Альберт и налил еще вина своей сегодняшней собеседнице. — Мы не можем управлять нашими чувствами. Нельзя приказать себе кого-то ненавидеть, а кого-то любить. Так что не стоит корить себя за «неправильные» чувства. Пока твой разум властвует над чувствами, это ерунда.

Слова Альберта успокаивали, а неожиданно крепкое вино заколачивало крышку гроба сомнений. Снова возвращалась уверенность в себе и своих планах. Альберт был прав. Мы не в силах управлять чувствами. Но мы можем их проигнорировать.

— Есть даже нечто прекрасное в том, что ты все еще беспокоишься о брате. Тебе не чуждо сострадание, а значит, ты точно не собьешься с пути. Что бы ты ни решила, мы поддержим тебя. Это твои чувства, твой брат и твоя семья, — Элизабет и не думала, что Альберт был таким хорошим оратором. Или же все дело было в вине, дарующем какую-то невероятную смелость?

— Спасибо. Мне казалось, что только ты поймешь меня, — девушка слабо улыбнулась, поставила на стол опустевший бокал и медленно двинулась к двери. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, невестка, — насмешливо произнес Мориарти, прежде чем закрылась дверь.