Часть двадцать четвертая (1/2)

Кап-кап-кап — мерный стук капель валерьянки о донышко гладкой, чистой рюмки нарушал тишину, воцарившуюся на кухне в квартире Филатовых. Всегда светлая и уютная, с крепким и роскошным дубовым гарнитуром, широким столом и резными стульями — здесь всегда было приятно находиться. Окна Тамара часто открывала, никогда не закрывала обзор тяжёлыми шторами. Однако, теперь, после того страшного звонка кухня вместе со всем жилищем погрузилась во тьму.

Тома резко запрокинула голову и осушила рюмку — уже третью за последние полчаса. В перерывах между принятием лекарства она хлюпала носом и причитала.

— Всю жизнь я этого боялась! — плакала Филатова. — В ночных кошмарах видела семнадцать лет подряд и вот…

Сидевшая напротив нее женщина была одновременно похожа и не похожа на Тамару. Те же светлые короткие волосы, выпрямленные, от них так и разило отдушкой всяких профессиональных уходовых средств. Но вела она себя совсем не так: лицо женщины больше походило на посмертную маску какой-нибудь великой личности. На нем не было ни страха, ни сомнения. Глаза, цвет которых в зависимости от освещения балансировал где-то между зелёным и голубым, смотрели на собственные руки, в которых тлела сигарета. Тоже третья за последние полчаса.

— Что же теперь будет, Людочка? — вопрошала Тамара. — Что эти изверги от нас хотят?

— Это я спрошу у своей дочери разлюбезной, когда она явится наконец, — ответила Людмила и вновь затянулась.

Если бы кто-то со стороны посмотрел на Людмилу, то с вероятностью в почти сто процентов сказал бы, что эта женщина готова убивать. И не был бы так уж неправ: после того, как выяснилось, что Сашу похитили и отдадут только после разговора с Юлианой Холмогоровой, Люда бросила все и помчалась к Филатовым. Уже тогда ее сердце горело злостью так, что, казалось, подобно шаровой молнии вылетит из ее груди и уничтожит все вокруг.

С тем, что ее дочь ввязалась во что-то очень опасное, ей пришлось смириться. Успокоиться было очень сложно, но Космос заверил, что все будет хорошо. А своему мужу Люда, несмотря на их прошлое, все же верила.

Покой из жизни Людмилы Холмогоровой ушел тридцатого августа тысяча девятьсот девяностого года. Первый месяц жизни в Москве, заочное отделение главного лингвистического института страны и полная свобода действий аж до декабря. Родители, оставшиеся в Тольятти, рассчитывали, что их единственная дочь будет учиться как большинство студентов, посещая пары каждый день, но Людочка Веселова, не желавшая лишний раз мутить воду, очарованная шумом столицы, скрыла сей факт от них и по совету соседки по комнате стала обустраиваться в Москве. Первым пунктом у нее было посещение всевозможных дискотек. В Тольятти начала девяностых на дискотеки ходить было скучно и попросту страшно: в кучках танцующей молодежи все чаще проглядывались бритоголовые «шкафы» в разноцветных олимпийках и черных куртках из толстой кожи. И хоть обстановка в Москве была не менее серьезная, почему-то Люда смотрела на количество людей, посещающих дискотеки и надеялась, что там, где больше, там выше шанс найти помощь в случае чего.

Вечером тридцатого августа Аленка — так звали соседку Люды — потащила ее на Воробьевы Горы. Район, в который Людмила пока была не в состоянии заглянуть самостоятельно, поскольку считала, что до него надо «дорасти». Тем не менее, яркая и шебутная Аленка сумела уговорить новоиспеченную подругу, помогла принарядиться и поволокла за собой в красочную ночную жизнь.

На танцплощадке было, как и ожидала Веселова, многолюдно. Затеряться в толпе было легко, поэтому неудивительно, что уже через каких-то полчаса Аленку куда-то уволок очередной кавалер «одной ночи» — так она сама их называла — и Люда решила влиться в общее столпотворение, которое без всяких проблем ее приняло. В ушах гремела песня про примерную дочь, которая вопреки всему пошла ночью с мальчиком гулять; лица вокруг были совершенно незнакомы Люде, но ей было все равно. Она отрывалась как могла и ее дзен прервал внезапный и очень сильный удар по мягкому месту. Она чуть не подпрыгнула от неожиданности, а когда обернулась, то поначалу не поняла, как сильно ей придется задрать голову, чтобы встретиться глазами с грубияном.

— Ты что делаешь? — возмущенно вскрикнула Веселова, смотря в голубые огни глаз над собой.

— Пардон, мадам… — пьяно пробурчал «шкаф» в черной куртке и синей рубашке под ней.

— Хамло! — обиженно закричала Люда.

Вечер был безнадежно испорчен: она чувствовала себя последней проституткой, к которой любой мог подойти и точно также хлопнуть по заднице, да еще и прилюдно. Парень что-то кричал ей вслед про какую-то Ленку, но Люда не слушала. Могла ли она тогда знать, что через несколько лет это «хамло» станет ее законным мужем, с которым она, как и завещано, будет вместе и в горе, и в радости. Хотя с его работой горя у них будет так много, что хоть тем самым местом жуй!

И на дочь Людмила была особенно сильно зла именно поэтому. С рождения она воспитывала Юлю так, чтобы она подальше держалась от всей этой грязи. Безбожно врала ребенку, что папа у них кооператор, вынужден часто ездить в командировки. Покупала от его имени дочке подарки, чтобы она не чувствовала подвоха. Будто чувствовала, что если дочери откроется страшная правда, вся ее жизнь пойдет не по тому пути.

Но, как выяснилось, дело было вовсе не в воспитании, а в генах. Которые, как известно, пальцем не размажешь.

В прихожей раздался звон. Тамара, едва не уронив стул, на котором сидела, вскочила и понеслась к двери. Где-то в глубине квартиры послышался шорох — Валера, по всей видимости, тоже решил встретить гостей.

Юлька выглядела плохо. Животный страх был будто написан на ее лице алой краской. Отец даже немного подгонял ее сзади, чтобы она проходила внутрь.

— Жалкое зрелище, — констатировала Людмила, смерив дочь холодным взглядом.

— Мама…

— Зачем ты Сашу в это впутала?! — надрывно спросила девушку Филатова. Ее лицо тут же исказилось в истерике. — Мало тебе, да? Хочешь, чтоб все страдали из-за твоих приключений?

В узкой прихожей появился Валерий Константинович. Две верхних пуговицы черной рубашки расстегнуты и в желтом свете ламп блестел крест на груди. Лицо у него было как у мастифа: грустное, уставшее, будто бы даже обвисшее. В темных глазах читались те же чувства, что его жена сейчас показывала всем присутствовавшим.

— Проходите, — сухо скомандовал Филатов. Аккуратно подхватив Тамару под локоть, он стал что-то тихо нашептывать ей в ухо и уводить в сторону кухни.

Семья Холмогоровых впервые за долгое время оказалась вместе. Юлиана расстегнула куртку, сняла ботинки. Делала она все не глядя на мать, нарочито быстро, чтобы поскорее убежать от ее строгого взгляда. Немного понаблюдав за дочерью, Людмила не выдержала и схватила ее за руку, выволакивая на середину прихожей.

— Ты что сделала? — возмущенно зашептала Холмогорова. — Я тебя спрашиваю, отвечай!

— Мам, я не знаю, как так получилось… — стала оправдываться Юля, но это только сильнее разозлило Людмилу.

— Зато я знаю! — эмоции переполняли женщину и она, не в силах держаться, тряхнула дочь что было мочи, чтобы та пришла в себя. — Ты — эгоистка, Юля. Ни о ком не думаешь, только о себе и своих делах.

— Люд, ну что сейчас огород городить, когда все уже случилось? — заговорил Космос. Он подошел к жене и дочери и отцепил их друг от друга, вставая как бы между ними. — Сейчас только решать проблему можно.

— А еще можно было эту проблему не создавать! — уже громче ответила ему Людмила. — Хотя… Кому я это объясняю? От осинки не родятся апельсинки!

Отец и дочь молчали. Как бы то ни было, но в одном Людмила была права: Юлиана не смогла уберечь близких, ни в чем не виноватых людей от опасности. Никакой информации о похитителях и местонахождении Саши у них не было, что только вгоняло их в панику.

Люда заправила пряди светлых волос за ушли и потерла нос. Она стояла, будто пыталась сформулировать какую-то мысль, но так и не смогла. Взглянула на дочь совершенно разочарованным, обиженным взглядом и скрылась в боковых дверях. Юлиана стояла, как обухом по голове огретая, в одних носках, с капюшоном на голове. Отец снял его с головы дочери и потрепала по волосам.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что мать сейчас права? — спросил Космос Юрьевич. Юле ничего не оставалось, кроме как покачать головой.

— Но я же правда не хотела, чтобы Сашку или кого-то еще задело!

— Ты не хотела, но все твои действия привели именно к этому. Ладно, не о чем уже говорить. Пойдем…

Встретили их молчанием. Отец и дочь Холмогоровы хотели было сесть за стол, но стоявший возле безутешной супруги Валера вдруг преградил им путь.

— Не будем ходить вокруг да около. Сказали, что будут говорить с тобой, значит, сейчас ты звонишь и разговариваешь с ними при нас.

Не то чтобы Юля была ошарашена столь резким поворотом событий, но ей явно было страшно. Ее и до того тошнило, а когда Филатов протянул ей телефон, ей показалось, что если она расцепит зубы, то все скудное содержимое ее желудка выйдет наружу.

— Дел наворотила, а теперь жим-жим? — спросил Валерий Константинович и в голосе его послышалось что-то похожее на презрение.

Действительно, ничего, кроме презрения она и не заслужила. Жила бы спокойно и горя не знала, тем более, что оплакивать Мишу всю жизнь все равно бы не смогла — вон как быстро с Пчелкиным сошлась. Все происходящее буквально кричало Юле в уши, что даже если она и добьется своей цели, то это будет пирова победа.

Ничего не ответив, Юля взяла мобильник и нажала на номер, который ей указал Филатов. Девушка подошла к столу, положила телефон на него и включила громкую связь. В ту секунду ей показалось, что она слышит хор тревожно бьющихся сердец.

— Да! — на всю кухню закричал чей-то ломаный голос с явным акцентом. Юлиана нервно сглотнула и выдохнула.

— Холмогорова. Мне сказали, что говорить будете со мной.

В трубке послышалось шуршание, отдаленно напоминающее человеческий шепот. Юля испуганным взглядом скользила по Филатовым и своим родителям, ища в их глазах поддержку. Многорукий страх перед неизвестностью вцепился в каждого из них и ни у кого не было уверенности в том, что они смогут отразить готовящуюся атаку.

— Наконец-то мы с вами беседуем, — вдруг в трубке послышался совсем иной голос: он был более взрослым, бархатным, но также подернутым дымкой кавказского акцента. По ту сторону сидел человек представительный, явно имевший власть в этом городе. — Признаюсь честно, давно ждал этого момента.

— Кто вы? — нервно спросила Юлиана, уперевшись руками в стол.

— Об этом, как и о том, что мне от вас нужно, вы узнаете при личной встрече, — мягко осадил ее голос. Юлиана усмехнулась: этот неизвестный явно привык решать вопросы благодаря харизме и какой-то врожденной царственности.

Холмогорова ощутила горькую досаду: он обложил ее со всех сторон и она не знала, что еще можно спросить.

— Где и когда мы встретимся? — продолжала допытываться девушка. Голос на том конце усмехнулся.

— Люблю конкретных людей, без лишнего пафоса… Сегодня. Семь вечера, Раменское. Я думаю, аэродром там вы найдете легко.

Мельком Юля успела заметить, что на лицах отца и Валерия Константиновича пронеслось осознание. Что именно они осознали Юле было неведомо, ведь теперь ее мысли занимали только гипотезы и догадки.

— Попроси Сашу, — прошептал Филатов.

— Я хочу услышать Сашу Филатову! — потребовала Холмогорова. В трубке вновь послышалась возня, а потом помещение прорезал заплаканный голос ничего не понимавшей Саши.

— Юля? Юль, это я. Пожалуйста, сделай все, что они скажут. Хватит уже месть изображать!

— Все, харэ! — оборвал ее всхлипывания тот самый молодой голос, который ответил на звонок.

— Заметьте, Юлиана Космишна, ваше условие я выполнил. Теперь ваш черед, — с усмешкой сказал вкрадчивый голос, после чего на всю кухню послышались частые гудки.

Юля обмякла и приземлилась на стул. Она закрыла лицо руками в надежде проснуться и осознать, что похищение Сашки — всего лишь дурной сон. Как, впрочем, и все остальное. Эта несмелая надежда жгла ей душу своей несбыточностью. Хотелось плакать, но Холмогорова запретила: она и так упала ниже плинтуса, а слезы только бы добили ее и остатки авторитета в глазах близких.

— Все дороги ведут в Раменское, — философски заметил Космос. — Черт бы его побрал…

— Неудивительно, Кос. В этот раз чтоб без приключений, — ответил Филатов другу.

Холмогоров боязливо взглянул на дочь, ожидая, что она, как и всегда, начнет совать нос в чужие дела, но ей было совершенно все равно. Невидящим взглядом она сверлила стену напротив и судорожно соображала, что делать и говорить при встрече.

— Лично проследишь? — с надеждой в голосе сказал Космос. Намеки Валера понимал хорошо, поэтому кивнул в знак согласия.

В дверь вновь позвонили. Усадив дернувшуюся жену обратно, Валера сам пошел встречать гостей.

— Не дом, а Генштаб какой-то… — еле слышно пробурчал он себе под нос.

Филатов оставил после себя напряженную тишину. Люда и Тома смотрели на поникшую Юлю, которая в свою очередь вообще не хотела ни с кем разговаривать. Своим молчанием она пыталась доказать всем, что виновата, вымаливала таким образом прощение, хотя знала, что простить ее смогут только если она привезет домой живую и невредимую Сашу.

— Юль, ты точно нам все рассказала тогда? — потрогал ее за плечо Космос.

— В плане? — равнодушно отозвалась дочь.

— В плане, что этим чижикам нужна ты. Точнее, ты должна что-то знать, что им очень надо.

— Нихрена я не знаю, — устало сказала Юля. — Я все рассказала, клянусь. И сама не знаю, о чем говорить будем… Даже не догадываюсь.

Она перевела взгляд от замолчавшего отца к матери. Та, в свою очередь, смотрела на дочь так, будто она была ящиком со старьем, в котором нужно было найти что-то очень важное. Такой аналогии, внезапно возникшей в ее голове, Юля только усмехнулась. Все же это лучше, чем видеть злость, заставлявшую светлые глаза матери темнеть. Людмила продолжала курить и молчать, переводя взгляд с часов на дверной проем и обратно.

— Хочешь уехать — уезжай, — не вытерпела Юля. — Ты здесь никак не поможешь.

— С чего это я должна уезжать? — раздраженно спросила Людмила. — Здесь моя дочь, не поддающаяся никакому воспитанию.

— Люд… — начал было Космос, но жена и дочь вообще не обратили на него никакого внимания и продолжили говорить друг с другом.

— Сутки назад ты плакала мне в трубку и говорила, что веришь мне, — заявила Юля. — А теперь что?