Часть пятнадцатая (2/2)

Сергей Александрович тут же перевел взгляд на источник звука. Юлиана тут же почувствовала укол совести, ведь только что она повела себя неправильно и это могло отразиться на ее репутации. Тут же захотелось прикусить себе язык до крови в качестве наказания, но Волков вдруг ухмыльнулся и сделал несколько шагов в сторону, чтобы стоять прямо напротив Холмогоровой. Влад при этом сидел и глаз не сводил с одногруппницы. В воздухе повисло напряжение и все следили за происходящим.

— Как вас зовут? — он заложил руки за спину.

— Юлиана. Юлиана Холмогорова, — ответила девушка. От волнения она вытянулась в струну и смотрела на преподавателя как бы сверху вниз, из-под пушистых ресниц.

— Юлиана… — протянул Волков, как бы смакуя ее имя, а затем бегло глянул в журнал посещений. — Космосовна? Какое интересное отчество!

— Мой дед — профессор астрофизики и настоящий фанат своей профессии, — пояснила девушка, бессильно улыбаясь и пряча глаза.

Всякий раз, когда кто-то удивлялся ее необычному отчеству и начинал расспрашивать об отце, она не могла сдержать улыбки. Искренняя любовь дедушки, Юрия Ростиславовича, к науке, умиляла Юлю, а ее последствия смешили даже сейчас. Это было чем-то вроде выстрела в воздух: вопросы об отце могли расслабить девушку, когда это было нужно.

— Да-да, кажется, я что-то слышал о профессоре Холмогорове. К сожалению, никогда не приходилось с ним встречаться, — пробормотал Волков. — Что ж, вернемся к делу! Так вы считаете, что Яковлев прав?

— Глупо это отрицать, — развела руками Юля. — Наша профессия и придумана для этого. Просто у каждого из нас своя история, но все они сводятся к столкновению со злом.

— Это лишь одна из причин, Холмогорова, — тон Сергея Александровича приобрел снисходительные нотки и, даже будучи ниже нее, умудрялся смотреть будто сверху вниз, но это не страшило Юлю, а, как ни странно, подстегивало. — Кроме нее может быть еще много других: например, жажда справедливости или какой-нибудь кумир. Почему вы не рассматриваете вопрос с этой точки зрения?

Действительно, почему же? Может, потому что когда человек сталкивается со злом и теряет из-за него что-то очень важное, он чувствует целый спектр негативных эмоций, способных перевернуть его мироощущение с ног на голову? Личный опыт действует гораздо эффективнее всяких Дядь Степ и прочих детских слащавых персонажей.

— А вы когда-нибудь теряли что-то очень важное по чьей-то вине? — спросила преподавателя Юля.

Волков завел руки за спину и опустил глаза в пол, размышляя над словами студентки. Терял, конечно же терял. В не столь давние времена все теряли близких и родных по вине алчных и циничных мразей, многие из которых, едва дотянувшись хоть до какой-то власти, упивались ею и считали себя богами. А ведь многие из них сами когда-то были чистейшей души людьми, пострадавшими от рук других злодеев, их предшественников.

Вот такой был порочный круг. И продолжался он до сих пор.

— Я думаю, вы понимаете меня, — продолжила Холмогорова, не дождавшись ответа Сергея Александровича. Он же, казалось, провалился в мир собственных мыслей и не замечал вокруг себя никого. Юлиане даже стало жаль его, ведь, скорее всего, своим вопросом она задела какие-то струны его души.

Он вдруг тяжело вздохнул и вновь взглянул на девушку:

— Что ж, очень жаль. Жаль, что в нашу профессию приходят только побитые жизнью люди.

И никто не возмутился. В аудитории стояла поистине мертвая тишина, от которой Юлиане было тошно. Не хватало только, чтобы к ней после пары появились вопросы от одногруппников. И зачем она только встряла в их с Владом разговор?

Невероятной силы тщеславие взяло в тот момент контроль над ее телом или же желание хоть как-то выплеснуть всю боль вчерашнего дня? Впрочем, и то, и другое свидетельствовало о ее слабости, которая проявилась не в том месте и не в то время.

Волков начал читать вводную лекцию и всю оставшуюся часть занятия он не отвлекался от темы. После живой беседы сухая лекция казалась неимоверно скучной, а время тянулось как жевательная резинка. Холмогорова все это время ерзала на стуле, чувствуя себя крайне неуютно в этом помещении. Алена же кидала на нее изредка подозрительные взгляды, отчего внутри у Юли все сжималось и она все больше и больше склонялась к тетради. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что вот-вот ляжет на нее грудью и пришлось выпрямиться. Волков же на ее телодвижения и выражение лица не обращал никакого внимания. Будто подменили любознательного и остроумного Сергея Александровича на другого преподавателя — равнодушного и скучного.

Звонок стал сигналом для осуществления смертной казни. Как только он прозвенел, Юля в хаотичном порядке кинула все вещи в сумку, схватила пальто и выбежала из аудитории. Больше всего хотелось, чтобы как в старые-добрые ее забрал Пчелкин и они бы поехали куда-нибудь вместе. Хоть бы и в Западное Бирюлево, куда они раньше часто наведывались и где провели огромное количество времени, которое изначально должны были проводить в школе.

— Юль, у тебя все в порядке? — глупо было предполагать, что Алена не догонит ее — все-таки в прошлом была спортсменкой.

— Да, а почему ты спрашиваешь? — как можно более легко и непринужденно ответила ей Холмогорова, поправляя вещи, висевшие на руках.

— Ну так, просто интересно, почему ты так сказала Волкову, — пожала она плечами.

— Забудь об этом. Это была чистой воды философия. Причем, самая примитивная.

Юлиана повернулась и одобряюще хлопнула по плечу одногруппницы, а затем накинула на плечи пальто и кинула взгляд на окно, через которое можно было увидеть просторный двор Академии, в котором темно-серый от недавней мороси асфальт удивительно гармонично сочетался с остатками золотых листьев на деревьях и кустах:

— Пойдешь? Я сегодня не завтракала, хочу кофейку выпить.

— Извини, мне к Надежде надо. — мотнула головой Алена. — Она сказала мне сегодня подойти к ней, тему для курсача взять.

Надежда Васильевна была в далеком прошлом сотрудником МВД, а ныне преподавала историю в Академии. Новоиспеченным первокурсникам как раз необходимо было в этом году сделать курсовую работу по истории и круг научных руководителей был весьма ограничен.

— Кстати, Волков вроде бы берет первашей для написания курсовых. Не хочешь сменить руководителя? А то у вас вроде бы какое-то взаимопонимание произошло…

— Поздно, Маня, пить боржоми! — со смехом сказала Юлиана. — Мне и с Коржихиным про декабристов неплохо пишется.

На самом деле, Юлиана еще даже не приступала к написанию курсовой работы. Иван Павлович Коржихин — преподаватель истории политических и правовых учений — был тихим и скромным дядечкой, который зачитывал свой материал прямо с книг, которые приносил на каждую пару. Но Иван Павлович был профессором, автором многих оцененных по достоинству работ, а потому никто не сомневался в его компетенции. Он всем казался просто уставшим от жизни. Юлиане было стыдно в этом признаться даже себе, но она выбрала его в качестве научного руководителя лишь потому, что он не стал бы ее донимать тогда, когда это было не нужно. Тему для курсовой работы она предложила ему сама и он только покорно кивнул, одобряя ее. Все таки она хоть как-то, но пересекалась с направлением его деятельности и, самое главное, нравилась самой Холмогоровой.

— Ладно, встретимся на следующей паре! — Юля помахала ей рукой и, не дожидаясь ответа, побежала вниз по лестнице. Времени было катастрофически мало, а желудок требовал закинуть в себя хоть что-нибудь.

В холле была абсолютно нормальная для подобных заведений толпа: студенты спешили по своим делам, иногда сталкивались друг с другом; те, кто шел компанией, пытались не затеряться и как только не выгибались, чтобы обойти более медленных однокашников. Юля толкнула входную дверь и вскоре вынырнула из потока голодных до фастфуда и никотина обучающихся, жадно втягивая при этом свежий осенний воздух. Бабье лето в Москве уходило неспешно и во второй половине сентября она еще не мерзла, когда не надевала пальто поверх формы, а небрежно накидывала.

Небольшая кофейня, куда часто наведывались студенты Академии МВД, находилась буквально через дорогу от учебного корпуса. Внутри всегда пахло чем-то сладким и было так тепло, будто по всему помещению расставили выкрученные на полную мощь обогреватели. Помимо стойки, за которой стояла миловидная девочка-бариста, в кофейне было несколько столиков — в основном, только для двоих. Но работники были не против, если пришедшие шумною гурьбой будущие генералы и полковники заимствовали стулья от других столов. Лишь бы только вели себя прилично, что, впрочем, было само собой разумеющимся обстоятельством.

Юлиана взглянула на время на экране телефона: до конца перемены оставалось не так уж и мало времени. Бежать с картонным стаканчиком обратно в корпус не хотелось, а вот посидеть в приятном местечке, где, к тому же, было в тот час немноголюдно, было можно. Атмосфера и количество свободного времени прямо-таки уговаривали Холмогорову сесть за любой из свободных столиков и подумать о происходящем в жизни. Тем более, что подумать было о чем.

Получив заказ в виде белоснежной чашки пенистого кофе, Юлиана устроилась поудобнее за столиком у длинного окна, откуда открывался вид на место ее учебы. Можно было проследить, когда студенты вновь начнут подтягиваться к корпусу, но на данный момент все, кто еще почему-то находился во дворе Академии уходили оттуда. Возможно, что это Юля пришла немного раньше основной массы и сейчас здесь булет гораздо более шумно. От осознания этого захотелось скривиться, будто вместо сладкого капуччино с сиропом ей подали безмерно горький эспрессо.

Из посетителей на данный момент была только молодая пара, сидевшая за диаметрально противоположным столиком и над чем-то мило хихикающая; старушка в очках с толстыми стеклами, сидевшая впереди через стол от Юлианы и задумчиво перелистывавшая книгу. Внезапно заведение пополнилось еще одним любителем ароматного напитка: в кофейню зашел молодой человек, который будто сошел со страниц поэтических сборников Серебряного века. Он не мог не привлечь к себе внимание, поскольку выглядел немного нетипично для времени, в котором они жили: строгий повседневный костюм темно-синего цвета и дипломат не казались Юлиане чем-то особенным, а вот копна светлых и крупно вьющихся волос будто заменяли уже потерявшееся в гуще темно-серых облаков солнце и на них хотелось смотреть вечно.

Неизвестный молодой человек был, несомненно, кем-то очень важным, о чем свидетельствовал его стиль, его расслабленная, даже хозяйствующая походка. Его профиль также отдавал тем свободолюбием, той гордостью и той же верой в светлое будущее, которой обладали поэты начала двадцатого — революционного — столетия, с которыми она его сравнила.

Незнакомец был даже чем-то похож на более взрослую версию Павла Пчелкина, однако если тот больше походил на лихого картежника и весельчака, безнадежно проигравшимся в каком-нибудь Баден-Бадене, то от этого человека веяло рассудительностью и интеллигентностью за километр. Смотря на него все это время, Юлиана вдруг поймала себя на мысли, что безумно хотела услышать его голос: по ее мнению, у него должен был быть весьма приятный, бархатистый тенор, который в более зрелом возрасте был бы похож на голос главного злодея из «Убить Билла» — одного из ее самых любимых фильмов.

Он что-то внимательно изучал в своем смартфоне и, казалось, даже не замечал, как на него откровенно пялилась молодая девушка. А может, он настолько привык к факту собственной неотразимости и яркости, что и впрямь не замечал томных взглядов в свою сторону. В любом случае, это играло на руку Юле.

— Американо, — равнодушно бросил он бариста, не отрываясь от телефона. От этого холодного тона у Юлианы сердце дернулось в короткой конвульсии и ей даже стало жаль работницу кофейни.

— Вам с собой или будете здесь пить? — видимо, она уже привыкла к подобного рода посетителям и никак не отреагировала на это.

— Здесь буду.

Он выключил телефон и потянулся к дипломату. Выудив оттуда кошелек, он положил купюру на столешницу и огляделся в поисках свободного столика. Вдруг его меланхоличный взгляд встретился с задумчивым взглядом Холмогоровой, которым она его прожигала все это время. Не успев ничего толком увидеть в выражении его лица, Юля спрятала глаза в пол и спешно сделала несколтко глотков подряд. Пока она смотрела на прекрасного незнакомца, кофе успел немного остыть и теперь его сладость была более выраженной. Тем не менее, деньги она заплатила за напиток, а, значит, должна его допить. Неожиданная для человека ее слоя бережливость не позволяла Юлиане оставлять слишком много еды или кофе, за которые она заплатила из своего кармана.

Незнакомец прошел совсем рядом со столиком Юли и сел за тот же стол, но в соседнем ряду. В итоге, получалось так, что они сидели в одной линии и лишь жалкие дециметры разделяли растерянную студентку и холодного франта.

Дышать рядом с ним было сложно, будто в горле вмиг выросли острые скалы, затруднявшие проход воздуха. Юлиану это состояние пугало, но в то же время она прекрасно понимала, почему с ней это происходило.

Да и кто бы, при отсутствии постоянного молодого человека, устоял при виде этого обаятельного мужчины?

Из сладких и тягучих, будто карамель, дум ее выпихнул звонок мобильного телефона. Неожиданно, но на экране высветилось имя Вани Белова.

— Привет, — голос ее был глухим и немного охрипшим. — Что-то слу…

— Ты дверь в квартиру закрывала? — Белов орал в трубку как сумасшедший, отчего у Холмогоровой холодок по коже прошел, а громкость сердцебиения словно выкрутили на максимум.

— Я не ночевала дома… — пролепетала она, чувствуя, как ко всему прочему капилляры на ее лице резко начали взрываться и окрашивать его в красный. — Погоди, а что ты делаешь у меня дома?

— Помнишь, я отдавал тебе подарок для Саньки на хранение? Ну, браслетик такой с висюльками всякими… Так вот, я заехал к тебе за ним, а у тебя дверь в квартиру открыта! И вообще, какого черта ты не дома?

Впервые в жизни Юлиана была благодарна Паше за то, что он затащил ее к себе домой. После того, что она услышала от Белова, девушка осознала, что своей глупой влюбленностью в нее Пчелкин, возможно, спас ей жизнь. Или же отсрочил кровопролитие. Но тут уж как получится.

— Мне сегодня ко второй надо было, вот и нет меня дома, — все происходящее стало казаться ей абсурдом. Ноги тряслись и требовали встать и бежать в сторону дома, обзванивать всех и кричать о произошедшем также громко, как Ваня только что это делал.

Но не получалось. В голове злокачественной опухолью разрасталась одна-единственная мысль: и Пчелкин, и Белов спасли ее от чего-то безумно страшного. Ведь если Паша сделал это еще вчера, то сегодня Ваня, забыв о расписании подруги, поехал к ней и обнаружил следы обыска и взломанную дверь. Слишком много в этой истории было совпадений, общий результат которых говорил о том, что следовать за Мишей ей пока рано.

— Вань, а ты заходил в квартиру?

— А ты приехать не хочешь? Все таки у тебя тут в вещах порылись, а ты вопросы тупые задаешь!

Юля прикусила язык. Ну не дура ли?

— Я приеду сейчас. Только не уходи никуда от двери и ничего там не трогай!

— Да я не идиот вроде, чтобы лапать там все… — задумчиво протянул Белов.

— Ну вот и умничка. Все, жди меня!

С этими словами она сбросила вызов и направилась к выходу. К тому времени, на улице поднялся ветер и наспех накинутое пальто развевалось за ней бежевым шлейфом. Бежать в сторону автобусной остановки на каблуках было крайне неудобно, но Холмогорова старательно отгоняла от себя эти мысли — не та ситуация, чтоб на каблуки жаловаться.

Добравшись до остановки, Юля рухнула на скамейку и, недолго думая, принялась звонить Дине. Назвать это желание чем-то вроде профессионального чутья было нельзя — не выработала она его еще, соплячка. Но голос в голове буквально кричал: «Она должна знать!»

«Абонент находится вне зоны доступа сети». Все происходящее стало напоминать кошмар клаустрофоба: непроглядно-черные стены стремительно наступали, окружали ее со всех сторон, заставляя метаться по все уменьшающемуся и уменьшающемуся пространству, задыхаться от несвободы и сходить с ума от осознания того, что выхода нет и нужно пытаться карабкаться вверх по стенам, обламывая ногти и набивая синяки на ребрах.