Часть пятнадцатая (1/2)
Блеск вожделенного золота, сияние горького, сдавливавшего горло спазмом, серебра; мерцание утешительной бронзы — Саша внимательно изучала каждую медаль, висевшую на полке в ее комнате. В каждой из этих наград была заключена какая-то своя, особенная история. Большая часть жизни Филатовой была представлена скоплением драгметалла на разноцветных ленточках. Осознание этого факта не вызывало у нее никаких чувств: к этому девушка давно привыкла. Сколько она себя помнила, всегда была занята на тренировках, завоевывала медали на различных соревнованиях. Только виды спорта менялись.
Она была спортсменкой до мозга костей и то, что могло потрясти обычного человека — и в хорошем, и в плохом смыслах — то не могло потрясти ее. Спорт высоких достижений приучил Сашу терпеть и не показывать суровую реальность никому, кроме тренера. А теперь даже и ему ее нельзя показывать.
В дверь ее комнаты постучались:
— Ты уже не спишь? — на лице отца была написано искреннее недоумение.
Конечно, он удивился: на часах — половина седьмого утра. До звонка будильника осталось немного, но утро буднего дня отличалось от любых других ситуаций тем, что в это время всем всегда хотелось поспать подольше, а не встать раньше треклятого будильника.
— Выспалась, — коротко ответила Саша, отходя от полки и направляясь в сторону уже заправленной постели.
Филатов нерешительно переступил порог комнаты дочери, при этом смотря на нее вопросительно, мол, разрешаешь? Саша чуть улыбнулась отцу в ответ: ей стало даже немного жаль его в тот момент, ведь он хотел ей только лучшего и был готов сделать все, как скажет ему она. Даже на ее территорию не ступал без разрешения — это не могло не умилять.
— Пап, я могу сегодня не идти в школу? — девушка села на мягкий стул, стоявший около письменного стола. Нужно было решать вопрос здесь и сейчас; Саша устала молчать и заниматься болезненным самокопанием. — Ты раньше разрешал не ходить, если случалась травма.
Раньше разрешал. А теперь мог и отправить, ведь шла полным ходом подготовка к экзаменам. Валерий Константинович относился к этому едва ли не с большей ответственностью, чем его дочь, раздираемая страстями, о которых она твердо решила не рассказывать.
— А экзамены? — Валера поднял голову и взглянул на Сашу. — Обещай, что будешь сегодня весь день заниматься.
— Обещаю, — Филатова активно закивала головой.
Валерий Константинович немного помолчал, а потом кинул взгляд на травмированную руку Саши:
— Болит?
Она осмотрела закутанный в плотный кокон бинтов палец и пожала плечами:
— Неприятно. И ходить неудобно как-то с этим.
— Из-за того, что смотрят? — предположил отец. Голос при этом у него стал тише и появились хрипы, будто до этого он сильно кричал.
— Нет. Почему меня это вообще должно волновать? — Саше хотелось зажмуриться и провалиться сквозь землю, ведь она чувствовала, как ее мнимая уверенность рушилась, словно карточный домик.
Саша вздохнула и прокашлялась:
— И потом, я правда иногда чувствую себя не очень хорошо из-за этого. Не получается использовать обе руки, — продолжила она. — Но это не боль. Так, небольшой дискомфорт.
Боли на самом деле иногда беспокоили Сашу, однако они были столь несерьезными, что она не обращала на них внимание. Тем более, что в ее жизни случались и более противные травмы.
— Кстати, мне повезло: меня привезли в ту больницу, где Ваня сейчас практикуется. Он помог мне с рентгеном и перевязкой.
Иллюзия, которая была так нужна Саше. Ей хотелось почувствовать то, что она почувствовала бы, если б родители знали о ее влюбленности и не были против их с Беловым отношений. Она отдавала себе отчет в своих действиях, понимала, что это бессмысленный ход, но он давал надежду на то, что когда-нибудь она все-таки наберется смелости и разрубит этот гордиев узел.
— Я знаю, — кивнул Валера. — Он сам позвонил мне в тот день и попросил следить за тобой.
— Вот как… — задумчиво протянула Саша, отводя взгляд. Это заявление было не таким уж и неожиданным, однако оно все равно озадачило девушку. — Хотя, он не мог не позвонить. Будь у него телефонные номера всех его пациентов, он бы звонил родственникам каждого!
— Не думаю, ведь ты для него особенная, — со смехом сказал ей отец, отчего у Саши вдруг сердце с оглушительным грохотом упало в пятки, а пальцы здоровой руки одеревенели.
— В каком смысле? — пробормотала она, все еще пытаясь казаться невозмутимой.
— Ну, ты же ему почти как сестра. Он рос рядом с тобой, — ответил Филатов. — Вы же не чужие друг другу люди, согласись?
— Ну да, соглашусь, — Саша скривила рот в подобии улыбки, чувствуя при этом невероятное облегчение.
Москва не сразу строилась: еще было слишком рано переходить на более радикальные и широкие шаги. Но тот мираж, который Саша сейчас создала, был все же необходим. Как минимум, он дал понять ей, что отец еще ни о чем не догадывался, а вот сам Ваня вполне был готов поддерживать более тесный и частый контакт с ним. Точно нельзя было сказать, что им руководило тогда, однако почему-то от осознания того факта, что он позвонил ее отцу и попросил следить за состоянием Саши, беречь от лишних нагрузок, заставил блаженную улыбку не просто расползтись по ее лицу, а еще и застыть там, будто она была из бетона или гипса.
— Так я останусь дома? Обещаю, что буду целый день заниматься.
Валерий Константинович только усмехнулся и махнул рукой:
— Оставайся. Кстати, — он вдруг остановился на пороге, держа при этом дверь открытой. — Я вообще к тебе по другому поводу зашел: Юрий Анатольевич звонил мне. Просил передать, что после выздоровления ждет тебя на тренировках. Все таки первый взрослый сезон на носу, надо красиво войти в него!
А вот от этой новости у Филатовой внутри разверзся настоящий вулкан. Для нее это было величайшей наглостью. Конечно, ведь ее тренер, вероятно, замолчал ту ситуацию и отец ничего не знал! Стоял перед ней и улыбался, думая, что способен зажечь в ней огонь жизнелюбия своей фирменной доброй улыбкой. А этот огонь и не нужно было зажигать, потому что он тут же заполыхал внутри Саши, нещадно обжигая все внутренние органы.
— Хорошо, — только и смогла ответить она. — Вообще-то я и так это знала…
— Это к тому, чтобы ты не смела появляться на тренировках до того, как срастется перелом. Если я об этом узнаю, я тут же отправлю тебя в школу! — пригрозил отец.
Саша покорно склонила голову, уткнувшись в собственные колени, прижатые к груди. Вулкан продолжал гореть; в грудной клетке все противно ныло и требовало выхода наружу. А она не могла дать внутреннему пламени свободы, потому что до сих пор не знала, что предпринять в той ситуации, что сложилась у нее в спорте. Может, и не так все плохо, как ей казалось? Абсолютной истины Саша все равно не знала и вряд ли бы могла узнать о ней когда-либо, потому что абсолютная истина объективна. А люди не умели быть объективными. Они судили о положении другого лишь с высоты собственного опыта и под влиянием собственного характера. А о том, что эти две вещи могли не совпадать с опытом и характером нуждавшегося в помощи, они почти всегда забывали.
— До вечера, — Валерий Константинович широкими шагами направился к дочери, обнял ее на прощание и все-таки скрылся за дверью.
Сашу трясло от обиды и все, чего она хотела на тот момент — это чтобы дом поскорее опустел и вместо родителей к ней приехал Ваня. Уж с ним она могла быть собой и говорить все, что вздумается
***Преподаватель теории государства и права на четвертом факультете Академии МВД был окутан ореолом тайны: несмотря на уже достаточно немолодой возраст, это был довольно импозантный мужчина, не обделенный не только интеллектом, но и юмором. Сергей Александрович Волков полностью оправдывал свою фамилию тяжелым взглядом темных глаз, цепким, будто репейник. Все, что о нем было достоверно известно — это то, что он был уроженцем культурной столицы и большую часть жизни прожил именно там. Из-за этого в студенческой среде образовалось множество теорий о его прошлом: старшекурсники пугали «пекусов» рассказами о том, будто Волков в свое время под самим Антибиотиком ходил и лишь чудом смог потом отмыться от той грязи, в которую он его втянул.
Юлька в эти байки не верила: она была твердо убеждена в том, что от тех дел, которые, гипотетически, мог проворачивать Сергей Александрович по поручению знаменитого петербургского Мефистофеля, отмыться невозможно. Уж она-то как никто другой понимала, что там могло твориться.
Отец остановился прямо перед крыльцом института. Всю дорогу до этого они пытались поговорить, однако все попытки грозили закончиться скандалом. Отец всегда был человеком нетерпеливым и упертым; он до победного пытался узнать хоть что-то, а когда дочка продолжала гнуть свою линию и играть в дурочку, обижался. Юлиана только молчала в ответ, изучая урбанистические пейзажи за окном автомобиля.
— Ну ладно ты, я уже смирился с тем, что ты не отстанешь от этой темы, но Пашка-то? Пацана зачем в это впутываешь? — возмущался Космос Юрьевич.
— А он сам впутался. Когда в меня влюбился, — равнодушно ответила Юля. — Я его ни о чем не просила. И вообще, почему ты о нем беспокоишься больше, чем обо мне?
Хмурая Юля повернулась к отцу и внимательно осмотрела его с ног до головы. Он только языком недовольно цокнул:
— Да кто тебе сказал, что я о нем беспокоюсь больше, чем о тебе?! Я всегда волнуюсь только за тебя, принцесса моя! Просто я не хочу, чтобы других близких мне людей эта история тоже как-то задела, — кричал в запале Холмогоров. Юлиане хотелось заткнуть уши, когда отец так разговаривал, а в душе появилось гадкое предчувствие того, что его возгласы слышали все на дороге.
— Не заденет! — ответила ему в тон дочь. — Ты иди и попробуй его отговорить, это же невозможно! Да, мне тоже не хочется подставлять невинного человека под пули, но я что-нибудь придумаю…
— Погоди, а что, там пули могут быть? — чуть не подпрыгнул на месте Космос Юрьевич.
Юлиана отрицательно помотала головой:
— Да фиг его знает, я сама еще ничего толком не понимаю, — ответила она. — Но вы же поможете нам разобраться?
В этот момент она взглянула на отца так, как в далеком детстве, когда выпрашивала у него очередную куклу. А Космос Юрьевич никогда ни в чем не отказывал своему «солнышку» и делал все, что она говорила. Юля устала от вечных секретов и постоянно чувства страха; сегодняшний визит отца к Пчелкиным, по ее задумке, должен был хотя бы частично вернуть почву под ноги.
— Чем можем, тем и поможем. Только вы обещайте, что в пекло поперек батек не полезете! — сказал Холмогоров, когда они уже стояли у института.
— Обещаем, — кивнула Юлиана, осторожно скрещивая два пальца за спиной.
Ритуал, от которого даже по прошествии многих лет было невозможно отказаться. Даже смешно было от того, что даже в таких серьезных ситуациях находилось место ребячеству и, более того, оно могло даже успокоить вполне себе взрослых людей.
До звонка на вторую пару оставалось совсем немного, поэтому Холмогорова миновала гардероб и прямо в пальто побежала в аудиторию, где с минуты на минуту должна была состояться лекция по новому предмету.
Она училась здесь всего третью неделю и ее уже тошнило от легенд о Волкове, о котором она невольно вспомнила во время поездки. Первокурсники должны были познакомиться с ним еще давно, однако, видимо, он был в затянувшемся отпуске и потому теория государства и права появилась в расписании только сегодня. Будучи любопытной от природы, Холмогорова все-таки не могла удержаться от размышлений по поводу личности преподавателя. Ей было интересно пообщаться с ним и потому девушка с нетерпением ожидала семинарских занятий. Жгучее желание показаться умнее всех в группе толкало ее вперед и, казалось, что вот-вот у Юли вырастут крылья за спиной.
В аудиторию она вошла с минутным опозданием. Там было непривычно шумно и возгласы отца в машине уже не казались Юле столь громкими и режущими слух. Напротив многочисленных рядов, уходящих едва ли не под самый потолок, стоял крепкий мужчина с пушистыми черными усами и такими же волосами и, сложив руки перед собой, внимательно слушал высказывавшихся по очереди студентов. Юлиана молча направилась к первому попавшемуся на глаза свободному месту и краем уха пыталась вникнуть в то, о чем шла речь.
— То есть, вы пришли сюда, потому что хотите бороться со злом? — прервал говорившего одногруппника Холмогоровой Сергей Александрович. — А что вы понимаете под злом?
Влад Яковлев — парень из династии МВД-шников — задумался. Он вообще был толковым, хоть иногда и спесивым человеком. Юлия мало общалась с ним, как, впрочем, с большинством своих одногруппников. Лишь только несколько человек удостоились ее внимания. В их числе оказалась, например, Алена — обычная, ничем не примечательная девчонка, похоронившая в далеком прошлом карьеру профессионального легкоатлета. Рядом с ней Юлиана как раз и сидела всегда.
— Ну… Зло для каждого свое, — протянул Влад.
— Вот как? Получается, вы пришли сюда с личными целями? — вскинул брови Волков.
— Да нет, я имел в виду то, что мы все понимаем слово «зло» по-разному, — кинулся в объяснения парень. — Для нас зло — это преступники, которые нарушают покой и порядок мирных граждан. А для других людей зло может означать что-то совсем другое.
— Это верно, однако я не понимаю, почему вы нервничаете, — Волков окинул оценивающим взглядом студента. — Почему вы думаете, что я считаю вас неправым?
Влад больше ничего не мог сказать преподавателю. Но тот, казалось, совершенно не расстроился. Ему даже нравилось говорить об этом с обучающимися и слушать их. Юля точно не знала, удалось ли ему услышать еще хоть что-то похожее на осмысленную и членораздельную речь, но мнение Яковлева нашло отклик где-то в чертогах разума самой Холмогоровой.
— Влад прав, — она и сама не поняла, как смогла вклиниться в их с преподавателем беседу. — Мы все здесь оказались потому, что хотим защищать мирных людей от зла.