Часть шестая (2/2)
— Это все не означает, что я больше не люблю Ваню, — хрипло возразила Юлиане Филатова. — Просто… Просто ты все прекрасно знаешь.
— Саш, ты тоже много чего знаешь. И когда у вас все начиналось, ты была готова врать родителям, чтобы сохранить ваши отношения. А сейчас у вас явно что-то не так…
— Выключи своего внутреннего мента и поговори со мной, как подруга. — не глядя на нее, заявила Саша. — Я, в конце концов, не на допросе у тебя.
То, что Юля послушала свою подругу, можно было увидеть сразу же после этой фразы, ведь она прикрыла глаза так, будто бы на нее только что замахнулись. После же, открыв их, она обвела внимательным, но в то же время совершенно пустым и неосмысленным взглядом обоих и обошла Пчелкина со спины. Уперевшись руками в перила, она села на них и склонила голову, показывая тем самым близость к ее проблеме.
— Ты любишь Ваню. Но боишься жить во лжи, боишься родителей. Тебе неприятен твой нынешний образ жизни, правильно? — голос ее был таким бесцветным и тихим, будто бы совершенно отделенным от смысла этих слов. Он использовался ею только лишь для механической озвучки предложений, а не как инструмент воздействия. И это насторожило Пчелкина.
— Да, все верно… — бессильно согласилась Саша. — Меня это мучило и раньше, но теперь совсем невыносимо.
— Поговори с ним об этом. — пожала плечами Юлиана. — Почему ты должна вообще обо всем этом думать, если кашу заварил он?
Предложение было настолько простым и незамысловатым, что вызвало шок у Саши. Она ведь об этом никогда не задумывалась, взвалила все переживания на собственные плечи, как будто так оно и должно было быть. Ване она редко что-либо говорила на эту тему, да и так только, в шутку. А Юля сказала об этом совершенно серьезно.
— Что, не можешь? — продолжила она, сверля взглядом подругу. — Боишься и того, что он охладеет к тебе, когда поймет, что ты не только доступная машинка для удовлетворения низменных потребностей, но и человек?
— Ты охренела, Холмогорова? — оборвал ее Паша, который был без меры удивлен такому поведению девушки.
Он знал, что та никогда не одобряла романа между Беловым и Сашей, но, казалось, самые первые, бурные эмоции уже должны были уйти в тень. Как выснилось, они никуда не делись.
— Мне надоело смотреть, как она гробит себя! — Юлиана едва не сорвалась на крик, но Паша грубо дернул ее за ногу и она, едва удержавшись, только тихонько взвизгнула. Саша наблюдала за этой баталией молча, не спуская тяжелого взгляда с обоих.
— Что у вас здесь происходит? — дверь веранды приоткрылась и в ней появилась Ольга Евгеньевна в толстом байковом халате. Вид у нее был измученный и далеко не факт, что она не слышала имени своего сына.
Филатова, увидев ее прямо напротив себя, едва не грохнулась в обморок. Она вцепилась в столешницу, чувствуя, как тело неумолимо тянет ее вниз. Глаза расширились и теперь она выглядела подобно запуганной овечке перед волком. Тело все покрылось колючими мурашками.
— Не спится, Ольга Евгеньевна, — взял инициативу в свои руки Павел. — Мы же теперь все видимся редко, хочется побольше пообщаться.
— А Ваня тогда почему не с вами? — с подозрением в голосе спросила его Ольга.
Юлиана кинула напряженный взгляд на Сашу, мол, держись. По Филатовой было видно, что делала она это из последних сил. Идей не было абсолютно и оставалось только уповать на изобретательность Паши.
— А Ваня устал очень. Он говорил с нами на улице, а потом просто вырубился. Сами понимаете, медицинский много времени отнимает… — пожал плечами Пчелкин. — Нам, конечно, тоже грустно, что мы здесь только втроем, но не будить же человека?
Ольга стояла, скрестив руки на груди, и, казалось, не верила ему от слова совсем. Тем более, еще и Сашка выглядела настолько измотанной, что сказка про встречу старых друзей выглядела почти совсем неубедительно.
— Долго здесь не засиживайтесь. А то простынете.
Бросив это совершенно равнодушным голосом, Ольга Белова вновь скрылась за входной дверью. Юля тут же бросилась к Саше и подхватила ее под руки.
— Твою ж мать… — выдохнула Филатова, обмякнув в кресле. — Она так смотрела на меня… Я думала, что уж точно пришел конец всему.
— Как вы думаете, она поверила? — заговорщицки прошептал Паша, пристально наблюдая за дверью.
Чтобы перехватить его внимание, Юлиана подошла прямо туда:
— Не думаю. Надо быть осторожнее.
Саша шумно вздохнула и закрыла лицо руками. Юлиана тут же почувствовала огромную жалость к ней, ведь та хоть и находилась в незавидном положении по своей же воле, но была просто запутавшейся маленькой девочкой, задавленной со всех сторон.
— Все будет хорошо. — Холмогорова положила подруге голову на плечо и обняла. — Мы найдем выход. Ваня найдёт…
***</p>Юля с грустью смотрела на новенькое, отглаженное, длинное бежевое пальто, которое появилось в ее гардеробе с маминой подачи.
— Юль, ну что ты все в каких-то куртках коротеньких бегаешь, так ведь и застудишь себе все! Надо пальто: женственное, элегантное, понимаешь?
Пальто было куплено, но мама опять осталась недовольна. По ее мнению, пальто больше походило на мужское и элегантно смотрелось бы только на молодом парне. Юлиана только тяжело вздохнула и обиженно надула губы, мол, хотели пальто — получите и распишитесь, а какое оно — мужское или женское — колыхать никого не должно. В конце концов, мужским оно было только в понимании Людмилы, а покупала-то его Холмогорова в женском отделе! Да и шел ей бежевый цвет до безумия, нравился сильно, потому что девушка, одеваясь так, чувствовала себя хоть капельку спокойнее и увереннее в себе, чем было на самом деле.
Это пальто идеально подходило под погоду на улице, но, увы, надеть его она сегодня не могла. По разработанному им с Пчелкиным плану — очень рискованному, но, в то же время, действенному — Холмогорова должна была представиться работником органов и, напев что-то про серийные убийства, расспросить их о последних днях жизни Андрея Пловцова: чем занимался, с кем общался, как вел себя с ними.
— А если они потом проверять начнут тебя? — не унимался Паша, считавший идею с подложным следователем, как он ее сам же и называл, провальной.
— Зачем им это? Мы им расскажем почти всю правду, это будет выглядеть убедительно.
Юля связала волосы в хвост чуть выше затылка и поправила форму, по-прежнему тоскливо посматривая на пальто. Убедившись, что она выглядела так, как должен был выглядеть сотрудник органов, она подошла к журнальному столику в гостиной и взяла с него свое удостоверение, заранее приготовленное. Открыв его и бегло просмотрев, Юлиану прошиб холодный пот.
Имя. Фамилия, имя и отчество — единственное, о чем она забыла в своем «гениальном» плане. У нее было редкое имя в сочетании с еще более редким отчеством. Фамилия была гораздо более распространенной, но все же не Иванова и не Петрова. Вконец расстроенная Юля откинула удостоверение на диван и схватилась за голову. Старики Пловцовы точно бы запомнили ее, а врать в обход документов было глупо и бессмысленно. Холмогорова опустилась в кресло и взгляд ее сам упал на то злополучное бежевое пальто, мозолившее ей глаза все время, что она красилась, причесывалась и одевалась.
Немного подумав, она взяла со стола телефон и набрала номер Пчелкина. Тот ответил ей незамедлительно — уже был в дороге и телефон держал на специальном пластмассовом держателе.
— Алло, Пчелкин! Ты был прав, я передумала.
— Что? Насчет чего ты передумала? Ты не едешь к старикам? — голос его прозвучал так, будто бы она только что сообщила, что ее отчислили из Академии.
— Нет, я поеду. Только я не буду врать, что я из полиции. Скажем им всю правду, они поймут…
— Странно… — задумчиво проговорил Пчелкин. — С чего это вдруг?
— Встретимся — объясню. — бросила Юля и тут же отключилась. Отбросив телефон туда же, куда и удостоверение, она скинула с себя верхнюю часть формы и вновь обратилась к шкафу, выбирая, что больше пойдет ей под новое бежевое пальто.