Глава 13. Предатели крови (2/2)
— Он был такой грубый за столом! Так смотрел, словно я таракан какой-нибудь. А ты велишь улыбаться ему и говорить комплименты!
— Он обещал жениться, если ты родишь ему сына.
Джинни опешила.
— То есть я должна забеременеть? Так мы же не женаты!
Молли вздохнула.
— Выбора всё равно нет. Теперь замуж тебя не возьмёт даже сапожник. Родишь сына, поженитесь, и всё будет хорошо…
— А как я буду с животом ходить до свадьбы?
— Обыкновенно. Как все ходят. Ты никогда не обращала внимания на даты? День рождения Уильяма, нашего старшенького, и день нашего с отцом бракосочетания…
Джинни вытаращила глаза.
— Мама! Вы с отцом…
— Тише! — прикрикнула Молли. — Чего голосишь на весь замок? Ну да. И кто сейчас что-то вспомнит?
— Ну, в вашем случае все хорошо. Он так тебя любит!
«Конечно, любит, — усмехнулась Молли. — До сих пор нет-нет да пьёт чай с Амортенцией». Она грустно вспоминала, как клеймо предательницы крови висело над нею, тогда молодой и горячей ведьмой. Никто не сватался к ней. Они с матерью выбрали Артура Уизли — чистокровного, рассеянного, доброго парня, — и она сама подпоила его зельями и забеременела от него. Когда живот стал виден, наивный Артур был поставлен перед фактом, напоен Амортенцией и… На свадьбу не явился никто из родственников мужа — ни Уизли, ни Блэки; прибыли только Пруэтты. Артур переехал к молодой жене, и в тот же день их замок — подарок на свадьбу дорогому зятю — официально переименовали в Уизли-касл. Артур был так горд и счастлив. Наивный.
Прошли годы. Молли так и не научилась точно следовать дозировке, поэтому её Амортенция получалась нестабильной. Приходилось подливать зелья побольше… А после рожать, рожать, рожать.
Ну да ладно. Теперь Джинни в курсе, что надо делать. Теперь самостоятельно варить Амортенцию не было нужды, — юный маг Северус Принц охотно брал заказы и не задавал вопросов.
* * *
Принц аккуратно наложил очищающее заклинание на потёртый колченогий стул в родительской кухне. Вынул из кармана небольшую коробочку, одним взмахом вернул ей истинные размеры, превратив в прочный плетёный короб, и принялся чистить травы, аккуратно доставая их и раскладывая в строгом порядке на каменной столешнице. Завершив это трудоёмкое дело, он водрузил посередине медный котёл — ценнейшее приобретение, он полгода копил на него, — вынул черпак, несколько глиняных горшочков, запечатанных воском, и удовлетворённо вздохнул. На его зелья по-прежнему находились заказчики, хоть он и появлялся дома всего на несколько недель в году и завести постоянных клиентов никак не получалось.
Ему хотелось зарабатывать именно зельеварением. Северус представил, как будет счастлив, занимаясь днём любимой работой, а ночью — любимой женщиной. Отношения между супругами не являлись для него тайной: он был взрослым, здоровым молодым мужчиной, и хотя избегал любых связей, надеясь подарить всего себя Лили, не был ни глухим, ни слепым. Тем не менее, в свои короткие и резкие визиты проводя с ней рядом так мало времени, он до сих пор относился к ней возвышенно и боготворил её, не позволяя никаких вольностей, кроме скромного рукопожатия и нежного поцелуя. При мысли о супружестве душа его переполнялась восторгом, а щёки заливались румянцем.
В бытность ученичества мастер поручал своим подопечным лечить местных крестьян, их скот и птицу, справедливо считая, что практика ещё никому не вредила. Приходилось участвовать и в родовспоможении, так что женская анатомия отнюдь не являлась для него тайной. Северус готовился стать для Лили хорошим мужем. Он мечтал сделать её счастливой. Ведь он так любил её.
* * *
Между тем Поттер скакал вдоль берега, понукая коня и радуясь ветру, движению и одиночеству. Мораль его и без того неоднократно подвергалась ударам злого рока, отчего стала весьма растяжимой. Обручальное колечко на пальце Джинни, конечно, кое-что значит. Он может расторгнуть помолвку, Джинни может умереть… Люди умирают каждый день. А если помолвку расторгнут сами Уизли? В таком случае у него не будет законного права тут оставаться, придётся уехать. Но он только обрёл свой алтарь и не мог предать его! Значит, нужно найти способ остаться хозяином Поттер-касла, не вступая в брак с Джинни.
Поттер осадил коня и поехал шагом. Он обязательно что-нибудь придумает.
Что же до клятв… Джеймс ещё не встречал человека или мага, который не нарушал бы собственного слова. Вот хотя бы его люди. Давали слово не колдовать при магглах! И чего оно стоило, это их слово…
* * *
Лондон становился для магов всё опаснее.
Поттер до сих пор не мог простить своим людям, что их обещание на самом деле не стоило ни гроша.
Они продержались два дня — всего лишь два грёбанных дня они были внимательны и не колдовали. На третий день Лестрейндж уронил хлыст и, не задумываясь, призвал его Акцио. Ехавший с ним рядом рыцарь-маггл побелел, пришпорил коня и умчался вперёд. Родольфус так ничего и не понял, не поняли и остальные, пока Поттер, провожая глазами удалявшегося всадника, не произнёс:
— Какой забавный у вас хлыст, лорд Лестрейндж. Сам прыгает в руку. Интересно, о чём сейчас расскажет тот бедолага своему офицеру? — и, взглянув в застывшее лицо Руди, рявкнул: — Шевелись!
— Что я должен сделать? — беспомощно оглянулся тот: вокруг них двигалась масса верховых.
— Завещание составил? — деловито уточнил Поттер. — А я предупреждал. Хотя можешь попробовать остановить того парня. Сам, без меня. А, черт! — оставив растерявшегося Руди, он ударил лошадь пятками.
Тем же вечером Поттер позвал их на очередной разговор.
— Мне нет смысла брать на себя обузу из пяти человек — вы мне не сыновья и воспитывать вас я не нанимался. Уходите в магический мир, останетесь живы, — Поттер был убедителен и непреклонен.
— У нас есть причины не возвращаться домой. У каждого свои причины. Нам некуда больше пойти, одному только Руди и будут рады дома, — признался Крауч.
— Зато я не буду рад, — категорично заявил Лестрейндж.
Джеймс чувствовал себя странно. Головокружительное чувство отступило, стоило ему расстаться с чужим артефактом, такой притягательной волшебной палочкой, но разбуженные и вырвавшиеся на свободу желания назойливо напоминали о себе. Его собственные грязные страстишки… такие понятные, родные, они взрослели вместе с ним и не желали скрываться дольше. Почему бы не отдаться на их волю? Заодно и круговой порукой остальных повязать.
Заметив в отдалении две светловолосые головы, он кивнул на них воинам:
— В таком случае я отдам приказ, и вы его выполните. Кому совесть воспрепятствует делать то, что я прикажу, тот уйдёт. Те, кто останутся, получат от меня ответ на свою клятву, но в этом случае моя магия заставит вас служить мне, как я того захочу. Едем.
Миновав поле и углубившись в лиственный лес, Поттер решительно скакал впереди заинтригованных друзей. Сейчас он откроет этим наивным своё истинное лицо, страстное, порочное, и затем наложит Обливиэйт. Поттер не сомневался, что его тайные желания вызовут отвращение, но иначе уже не мог.
— Привезите их. — Две фигурки были уже едва различимы. — Проследите, чтобы вас больше никто не видел, и не позвольте им кричать, — и, отвечая на безмолвный вопрос, кивнул. — Устроим оргию.
* * *
Крестьянские женщины, которым не повезло повстречать Поттера и его свиту, никогда не вспомнят той длинной ночи — Обливиэйт не подводил никогда. Пятеро мужчин, пресыщенные ужасающей вседозволенностью, приняли увлечение Поттера без особых возражений. Они достаточно помотались по свету, много чего видели, много кого вожделели. Ни один не отказался от своих слов, и тогда Джеймс принял клятву у каждого — на своих условиях.
* * *
Поттер лениво вертел в пальцах палочку и вспоминал, какой ужас охватил его приятелей, осознавших, что магия их больше не слушается. После первой принесённой ему клятвы ни один из его воинов никогда не колдовал при магглах — просто не мог. Во дворце были везде чужие глаза и уши, и его воины держали себя в руках весь день. Они едва дождались ночи, чтобы прокрасться к нему в комнату, и набросились с жалобами и упрёками, но ему было всё равно, и он отослал всех прочь, отобрав волшебные палочки. Им понадобилось ещё несколько дней, чтобы привыкнуть не швыряться заклинаниями — те всё равно не работали — и убедиться, что магглы замечают всё. Поттер же впервые за много лет спокойно спал, видел сны, а после вновь взял к себе Блэка.
Какое-то время всё было замечательно.
Приятели привыкли, успокоились и даже находили некую философию в том, чтобы жить большинство времени как обычные люди. Запертая в них сила давала о себе знать, принимая самые причудливые формы: Блэк увлёкся азартными играми, Петтигрю вдруг взялся командовать солдатами-магглами, в чём преуспел и даже получил повышение по службе. Крауч засел за свитки и книги, Макнейр полюбил возню с огнем и железом — его завораживали горючие смеси, узорчатые клинки и крепкая упряжь. Только Лестрейндж предпочитал проводить время за кувшином вина. И все они, вместе с Джеймсом, испытывали неодолимую тягу к плотским утехам. Закалённые воины, славившиеся выдержкой, теперь они буквально сгорали от сладострастия, и Поттер не видел причины сдерживать их и сдерживаться самому. Вскоре слава о их подвигах пошла по городу. Оставалось удивляться, как они не выдали себя!
А между тем жизнь катилась своим чередом. Король, потерявший жену и лишённый общества сына, мрачнел с каждым днём. Он то запирался в покоях, то метался по замку, то собирал отряд и мчался прочь из дворца. Поттер понимал, что государь страшился праздности, точно боялся остаться наедине с собственными мыслями, сочувствовал ему и старался служить так хорошо, как только мог.
Его тревожили взгляды Утера — настойчивые, вопрошающие, но Джеймс был уверен: его Обливиэйт королю не сбросить. Ни одному магглу не под силу такое…