А если не я, то кто? (1/2)

Я попросил их. По человечески попросил сказать мальчишкам, что никто не собирается их разлучать. И что сделали эти идиоты из администрации? Просто сказали, что их забирают и все! Даже не подумали сообщить детям, что забирает их всех один человек, то есть я. Идиоты, просто идиоты! Злости на них не хватает, взрослые ответственные люди называется. Если это ответственность, то я танцор, не иначе. Неужели так сложно было выполнить маленькую просьбу? К тому же, я объяснил почему они просто обязаны все объяснить детям, сказал, что ребята друг без друга никуда не пойдут. И что в итоге? Я вернулся сюда через три дня, чтобы мне сказали, что трое из четверых с утра пропали и где их искать — непонятно? Замечательно. И я даже знаю почему они пропали и детей винить не собираюсь. Они просто испугались, что им придется уйти, оставить друг друга, забыть. И виновата в этом администрация. Поувольнять бы их всех к чертовой матери, честное слово.

А мне сейчас что делать? Где искать потеряшек? «Арсений на месте, он должен знать, где остальные», — вот это мне сказали! Это нормально вообще? Я очень рад, что Арс оказался достаточно разумным, чтобы не последовать примеру младших, но где гарантия, что он знает, где они? К тому же, сам мальчик с утра не желал ни с кем контактировать, да и из комнаты не выходил. И вот что лучше: побег младших или молчаливый протест старшего? Лучше было бы, если бы меня послушали и поговорили с детьми. Но нет, у нас же тут все в этой администрации гордые, как же это так, снизойти до разговора с детьми? Злости на них просто не хватает! И это при том, что я вообще-то всегда считал себя человеком спокойным и вывести меня из себя — это та еще задачка. Что же, у этих людей получилось, поздравляю их! Только потом пусть не удивляются, если их зарплата за этот месяц будет сокращена раза этак в два, а может и в три. Нет, что вы, я не злопамятный, просто сейчас я очень злой, да и память у меня хорошая. А им на пользу пойдет, может научатся слушать и выполнять, когда их вежливо о чем-то просят. Но это ладно, с этим я ещё успею разобраться. Мне бы сейчас мальчишек отыскать, вот это было бы здорово.

Именно за этим, собственно, и иду в сторону комнаты, в которой, ну по крайней мере по словам женщины, с которой я общался минут пять назад, находится Арсений. Впустит ли меня мальчик — вопрос. Нет, защёлок у них на дверях нет, все-таки они в комнатах живут и по трое, и по четверо, но я все равно считаю невежливым вламываться в чужое личное пространство, а комната все-таки является этим самым пространством, без позволения. Ну и что, если это всего лишь десятилетний мальчик? Что ж он не человек что-ли? Как и у всех людей, у него есть право на отстаивание личных границ, и я даже осуждать его не стану, если он попытается меня прогнать. Имеет право, в конце концов. И все же, надеюсь, что мне удастся с ним спокойно поговорить и все объяснить, все-таки Арсений мне с самого начала показался не по годам развитым и очень рассудительным ребенком. А потом уже буду решать, что с разбежавшейся куда-то мелочью делать, не могли же они далеко уйти, правда? Мне вообще сказали, что из здания они не могли выйти незамеченными, а значит прячутся где-то внутри. Да вот только где?

Я подошёл к нужной комнате. Дверь в нее даже не была закрыта и я отчётливо увидел мальчишку, лежащего на одной из кроватей и смотрящего на потолок. Кажется, мысли его были не здесь, этот ребенок находится в каком-то своем мире, далёком от реальности. Мне не хотелось его напугать, а потому я легонько постучал по дверному косяку, привлекая внимание. На стук ребенок отреагировал, вскинул голову и недоуменно уставился на меня. И взгляд этот такой тяжёлый, мрачный, даже обречённый. Ну как десятилетний мальчишка может так смотреть? Это настолько неправильно, настолько сильно не вяжется с его внешним видом. Ребенок с глазами взрослого, успевшего познать жизнь человека. Но разве такие глаза должны быть у детей? Я уверен, что нет.

— Павел? — его голос звучал удивлённо. Он явно ожидал увидеть кого угодно, но только не меня. — А вы зачем здесь?

Я постарался улыбнуться, да я зол, но ведь ребенок в этой моей злости ни капли не виноват. Ему я должен показать, что настроен дружелюбно и не собираюсь обижать ни его, ни его друзей. Я позволил себе зайти в комнату, Арсений, вроде как, не протестовал. Он просто сел на кровати, продолжая разглядывать меня с искренним недоумением во взгляде. Вот это уже больше похоже на детские глаза, в них видно простое любопытство и вроде как вся та мрачная тоска отошла на второй план. Не исчезла, нет, хотя мне бы очень этого хотелось, просто перестала быть такой очевидной, но это уже что-то.

— За тобой, — сказал и тут же понял, что брякнул не подумав.

Нужно было сформулировать по-другому, не «за тобой», а «за вами», подразумевая всех четверых. Язык мой — враг мой, честное слово. Нужно же думать перед тем как говорить, а я как обычно. Неудивительно, что Арсений сразу же нахмурился и поджал губы, смотря на меня с таким недовольством, что словами не передать.

— Я вам ещё в прошлый раз ясно дал понять, что никто из нас поодиночке отсюда не уйдет, — сухо сказал он мне, — Я просил оставить в покое мальчишек и вы решили переключиться на меня? Если вы считаете, что я с вами куда-то уйду, то глубоко ошибаетесь.

Вот говорю же, что я — дурак. Сам настроил мальчика против себя. Ну вот что мешало заранее продумать, как завести разговор? Я настолько увлекся злостью по отношению к безответственности взрослых, работающих здесь, что и сам невольно повторил за ними, совершив ошибку и, кажется, напугав ребенка перспективой оставить младших здесь. Ох, ну и идиот же я.

— Арсений, извини, я не совсем правильно выразился, — стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно, хотя на самом деле очень сильно волнуюсь.

Вдруг он все равно не согласится и будет настроен против меня? А документы то уже оформлены. И почему я не догадался сначала спросить детей, согласны ли они вообще остаться со мной, а сразу побежал оформлять все бумаги? Говорил же, что решения должны быть взвешенными, а я поддался собственным эмоциям. Но теперь то что? Мне остаётся только найти с ними общий язык и постараться доказать, что я им не враг и наоборот хочу показать какой может быть другая жизнь, та, в которой есть человек, который поможет решить проблемы, который будет рядом несмотря ни на что. Да вот только гожусь ли я на роль такого человека? До этого момента я был уверен, что да, а теперь… А теперь эта уверенность канула в лету.

Я заметил, что мальчишка продолжает меня буквально прожигать взглядом, то ли хочет чтобы я исчез, то ли пытается прочитать мое настроение и мысли. Непонятно, если честно. Но молчу я, кажется, явно больше положенного и из-за этого напряжение с каждой секундой становится все сильнее. Вот-вот и в комнате начнут сверкать молнии. Ситуацию нужно срочно исправлять.

— Я за вами пришел, — я так уверенно это сказал, что и сам удивился. Ещё пять минут назад начал сомневаться в собственной компетентности и пригодности на роль родителя, а сейчас слова сами легко срываются с языка и ни о каких сомнениях даже речи не идёт. — За вами четырьмя, не беспокойся. Я услышал тебя в прошлый раз и не собираюсь вас разлучать.

Брови ребенка резко взлетели вверх, давая понять, что мои слова вызвали у него сильное удивление. Но губы по прежнему плотно сжаты, да и недоверие ясно прослеживается на его лице. Впрочем, я и не ожидал, что мне сразу же поверят и кинуться на шею с объятиями, это так не работает, да и Арсений не трехлетний ребенок, завоевать доверие которых гораздо проще. Биологически ему десять, а вот психологически… Я не могу судить наверняка, все-таки я не психолог, но то, что я вижу перед своими глазами доказывает, что сам мальчишка считает себя явно гораздо старше, да и ведёт себя подстать взрослому человеку. Я более чем уверен, что он умеет рассуждать, приходить к логическим выводам и аргументировать свою точку зрения. Причем делать все это не так, как делают дети, оперируя самыми простыми логическими цепочками, а как взрослый человек, состоявшаяся личность. Не просто так он взял на себя ответственность за тех, кто младше него, далеко не каждый взрослый на такое способен, а тут десятилетний мальчишка. И говорит это о многом.

— Зачем вам это?

Вопрос, конечно, логичный, но какой я могу дать на него ответ? Я делаю, потому что… Почему? Если рассуждать логически, то можно прийти к выводу, что я пытаюсь восполнить пустоту в собственной жизни, то есть, по сути, собираюсь использовать детей в своих целях. Но с другой стороны, я ведь не из плохих побуждений решился на это. Я не собираюсь эксплуатировать их труд, как, знаю, делают некоторые богатеи из стран третьего мира, не хочу им навредить или ещё чего похуже. Так что да, в какой-то степени мои цели корыстны, но так ли плоха именно такая корысть? Я ведь очень многое могу этим детям дать и многим обеспечить. И тем не менее, у меня нет ответа на вопрос, который мне задал мальчик, я просто делаю то, что делаю.

— Я не знаю, — ответил максимально честно, как только мог.

— Вы не можете делать это без причины, — и смотрит прямо мне в глаза, смело так, обычно дети не любят прямого контакта глаза в глаза. Но Арсений наоборот, он словно пытается прочитать в моем взгляде мотивы моих действий. — Просто потому что у каждого следствия, есть своя причина. Вы зачем-то решили нас забрать — это следствие, это результат. Но результата нельзя достичь без каких-либо действий, и, в первую очередь, результата нельзя достичь без мотива, благодаря которому все и началось. Поэтому я не верю, что вы не знаете, зачем это делаете. Скорее уж вы просто не хотите мне об этом говорить, что, согласитесь, выглядит подозрительно.

Ребенок… Передо мной десятилетний ребенок. Какие дети разговаривают ТАК? Люди и в сорок лет не будут обращать внимание на причинно-следственные связи, а тут мальчишка. И он сбил меня с толку. Я прекрасно понимаю, почему он считает все происходящее подозрительным, я знаком с этими детьми всего-ничего, а уже говорю о том, что усыновляю их. Я бы тоже на его месте считал это подозрительным, но у меня ведь и вправду нет тех мотивов, о которых он, возможно, подумал. Да вот только это понимаю я, но Арсений — это совершенно другая личность, он не является мной, мыслей читать не умеет, а потому, конечно, не может быть уверен наверняка.

— У тебя очень интересные мысли, — я присел на край кровати, на которой сидел мальчишка, он никак на это не отреагировал, даже не пошевелился, продолжая неотрывно смотреть на меня, — Я понимаю, как все это может выглядеть со стороны. Я понимаю твое недоверие. Но я сказал, что я не знаю, почему это делаю не потому что хочу что-то скрыть, а потому что у меня и вправду нет объяснения собственным действиям. Мне в жизни просто не хватает тепла и простой человеческой радости, в этом, по сути, заключается и правда, и мотив.

— Вы могли взять одного, — мальчишка все не стремился расслабляться в моем присутствии. Вернее как? Выглядел то он расслабленным, но на самом деле я легко мог прочитать по его глазам, что внутри он напряжен, натянут, как струна. — Тут десятки детей, которые могли бы вам дать, как вы выразились, тепло и радость. Но вы взяли нас. И не кого-то одного, а четверых. Почему?

— Я знаю, что вопросом на вопрос отвечать очень нетактично, — забавно, я перенял манеру речи мальчишки и сам того не заметил, — Но позволь все же мне задать один, — я дождался лёгкого кивка и продолжил: — Почему ты взял на себя ответственность за троих? Конечно, я прекрасно понимаю, что ты не несёшь за них полную ответственность, это делают воспитатели, но все равно ты очень близок с ребятами. Ты для них как старший брат, это становится ясным с первого взгляда. Да, Дима с Серёжей явно тоже ощущают некое желание защитить и уберечь, направленное на Антона, но ты его ощущаешь по отношению ко всем троим. И почему-то, я более чем уверен, что для них ты куда больший авторитет, чем воспитатели. Я ни в коем случае не заставляю тебя отвечать, но все-таки, если ты можешь поделиться этим, то расскажи, почему ты это делаешь?

— Они беззащитные, маленькие, одинокие, — Я не ожидал, что ребенок действительно решится и ответит мне, но он говорил. Спокойно, размеренно, не отводя глаз, говорил. — И почему-то выделяются на фоне остальных. Им нужна была поддержка и забота. Воспитатели никогда не были способны ее предоставить. Да и не входит это в их обязанности, они следят за дисциплиной, за питанием, за посещением школы и кружков, но никак не за чувствами детей. А потому если не я, то кто бы предоставил это Антону, Диме и Серёже? Мне казалось, что именно они больше всего нуждались в заботе, до сих пор нуждаются. Я ответил на ваш вопрос?

— Ответил, — я улыбнулся.

Нравится мне этот мальчишка, он интересный, взрослый, ответственный, но в то же время я вижу, что ему на самом деле не хватает того же, что и остальным. Ему не меньше младших нужна забота, да вот только Арсений и сам кажется этого не понимает. Он решил заменить детям родителей, которых у них никогда не было, но никто из детей не смог бы заменить родителей ему.

— Тогда, может, вы все-таки решите ответить на мой? — браво, мальчик, просто браво, отличный подход. Естественно я теперь не смогу тебе не ответить, ведь ты ответил мне. Мне этот ребенок с каждым мгновением нравится все больше и больше.

— А если не я, то кто? — да, я скопировал фразу, которую мальчик сказал ранее, но это ведь чистая правда.

Кто бы ещё решился на подобное? Может быть это я сошел с ума, но мне с каждым мгновением все больше хочется узнать каково это, когда дом наполнен детскими голосами и топотом ног. Наверняка очень громким топотом, но от того он не становится неприятным. Да, четверо — это сложно, но, я более чем уверен, не невозможно.

— Я вас понял. Думаю, мы можем попробовать, вдруг и вправду из этого что-то выйдет.

Улыбнулся? Он мне улыбнулся? Я не уверен на сто процентов, но мне показалось, что на мгновение на его губах мелькнула улыбка. Или это тень так падает? А неважно, главное, что он вроде как не против. Ему не требовалось мне объяснять, что именно подразумевалось под «можем попробовать», тут и так понятно о чем речь.

— Рад, что мы пришли к взаимопониманию, — я несильно сжал его плечо, словно пытаясь ободрить. Если честно, боялся, что он шарахнется от меня как от прокаженного, но Арсений этого не сделал, лишь удивлённо посмотрел на мою руку, а потом снова посмотрел мне в глаза. — Ты знаешь, где искать остальных?

— Точно не знаю, — он почему-то вздохнул, — Я не должен был позволять им прятаться, но они выглядели такими напуганными и грустными, что я не стал препятствовать.

— И что же, они не сказали тебе, где именно собираются скрываться? — он отрицательно покачал головой. Интересно однако. А я считал, что младшие наоборот отчитываются перед ним чуть ли не за каждый свой шаг.

— Они знали, что я не стану убегать или прятаться вместе с ними, — пояснил Арсений, — Просто не вижу в этом смысла. Рано или поздно кто-нибудь все равно сумел бы нас обнаружить, как бы хорошо мы ни прятались. Или же нам самим пришлось бы выйти. Физиологическая потребность в питании и потреблении воды никого не обходит стороной. Не говоря уже об остальных, человеческих потребностях, — наверное я сейчас выгляжу максимально глупо, но улыбка так и лезет на мое лицо, когда я смотрю на этого ребенка. Он так забавно хмурится, когда начинает рассуждать, брови сводит к переносице и слегка морщит нос, сам того не замечая.

— Арсений, я тебя понял, — мягко прервал я его рассуждения, а то мне кажется, что так мы ещё до следующего утра тут просидим, — Ты не стал с ними прятаться, а потому они решили не раскрывать место своих пряток.

— Именно, — он такой серьезный, что это в какой-то степени даже комично. Если очки наденет, то станет похож на маленького профессора. — Но знаете, Павел, думаю, я могу предположить, где они могут быть.

— Пожалуйста, зови меня Пашей, — попросил я.

Я не очень люблю, когда меня называют «Павел», сразу же проходит ассоциация с коллегами по работе, которые только и произносят так заискивающе «Павел Алексеевич, я сделал то…», «Павел Алексеевич, я сделал сё…» Не хочу я, чтобы ещё и дома меня так называли, мне с детьми дружить хочется, а дружба, и уж тем более отношения в семье, как по мне, не терпят формальностей. Хватает того, что дети ещё неизвестно сколько времени ко мне на «вы» обращаться будут, просто потому что вот так сразу перескочить через манеры и правила хорошего тона, которыми каждого обучают с малолетства, конечно же, будет нелегко.

— Если вы настаиваете, — пожал плечами мальчик, а потом вскочил на ноги, — Пойдёмте, проверим мою теорию.

Я кивнул, поднялся и двинулся следом за Арсением. Он провел меня по коридору второго этажа до какой-то комнаты и, толкнув дверь, мальчик вошёл первым, а я за ним. Комната мало чем отличалась от той, в которой мы были до этого. Три кровати, три небольших письменных стола, полка, в основном с какими-то игрушками, явно утащенными из игровой, шкаф для одежды и ковер на полу. Арс остановился посреди комнаты и начал осматриваться вокруг. У меня почему-то сразу же прошла ассоциация со сканером или детектором каким-нибудь в человеческом обличье. Я правда совсем не понимал, что он пытается увидеть, комната как комната, совершенно пустая, все дети сейчас в игровой. Но Арсений видимо знал, что искать, потому что, спустя буквально минуту такого созерцания, он подошёл к одной из кроватей.

— Ну и кто тут у нас в теремочке живёт? — вдруг заговорил он, опускаясь на пол около кровати.

Я даже обалдел слегка. Напомню, этот ребенок мне не более десяти минут назад рассказывал о причинно-следственных связях. А тут теремочек… Я правда не понимал, что он делает, но потом из-под кровати донёсся тоненький такой писк:

— Я тут.

Я подошёл ближе, вопросительно посмотрел на Арсения и он, правильно истолковав мой взгляд, указал на пол рядом с собой, предлагая мне присесть. Арс приподнял покрывало, которое свисало с кровати до самого пола и явил моему взору маленького растрепанного подкроватного монстрика. Ну, то есть Антошку. И как долго он там просидел? Хотя, кажется ему было вполне удобно, вокруг лежали какие-то небольшие игрушечные звери, а ещё я заметил бутылку с водой. Маленькому мальчику места под кроватью хватало, чтобы спокойно лежать на животе и не ударяться головой, а потому он не испытывал никакого дискомфорта.

— Ой, здрасьте, — этот маленький чудик с большими зелёными глазами явно не ожидал увидеть меня, а потому смотрел так растерянно, но без страха.

— Привет, — я не мог не улыбнуться, до чего же милым мне кажется это создание, — И от кого ты тут прячешься? — голос я понизил специально, чтобы звучало так, словно мы тут собираемся обсуждать по меньшей мере заговор.

— Дима сказал, что нас всех заберут в разные места и мы больше никогда не увидимся, — и так грустно он это проговорил, что у меня сердце сжалось. Просто маленький наивный ребенок, который не хочет оставаться в одиночестве. — И мы теперь прячемся, — добавил он, — И… и я не знаю кто меня заберёт. А вдруг они плохие?

Он глазками своими так хлопает и губка нижняя у него задрожала, словно расплачется вот вот. Ох, чертова администрация, всех детей мне напугали. Но сейчас не время для моей злости и раздражения, к тому же, они уже давно сошли на нет.

— А я похож на плохого? — и улыбаюсь так мягко, ещё и голову в бок склонил, чтобы лучше видеть мальчика.

Тошка вроде плакать передумал, только уставился на меня и задумался. Видимо воспринял мой вопрос чересчур серьезно и теперь пытался придумать ответ. Ну что же, мы пока что никуда не торопимся, конечно, нужно ещё двоих найти, но если они, как и Антон, торчат где-нибудь под кроватью, то ничего страшного не произойдет, если мы поищем их чуть позже.

— Нет, ты не плохой, — серьезно сказал он. И на «ты», боже мой, радость то какая, хотя бы кто-то со мной на «ты». Я конечно, ещё не успел сегодня пообщаться с Димой и Серёжей, но почему-то уверен, что они так легко мне тыкать не будут. — Ты с нами играл, — добавил Антошка, а моя улыбка стала только шире.

Ну конечно же, у детей, которым едва четыре исполнилось, только такие мерки: поиграл — хороший, не поиграл — плохой. Это забавно, но в определенной степени мило. И что я имею в итоге? Двое из четверых, один не особо мне доверяет, но сказал, что мы попробуем найти общий язык, а второй сказал, что я хороший. Для начала очень даже неплохо. А теперь нужно вытащить Антона из-под кровати и выяснить куда подевалась вторая половина моего уже почти семейства.

— Вот видишь, раз я не плохой, то тебе и прятаться незачем. Вылезешь? — Антоша задумался, а потом кивнул и пополз в сторону меня и Арсения. Сначала из-под кровати вылезла голова и руки, а потом Арс осторожно подтянул мальчишку наружу, помогая ему выбраться. — И разлучать вас я не собираюсь. Всех забираю, — улыбнувшись, добавил я и, последовав мимолётному желанию, растрепал кудряшки этого мальчика. Он забавно поморщился, но не отстранился, а наоборот прильнул ближе, как кот выпрашивая ласки.

— Ты нас заберёшь? — не, ну это он что только сейчас понял, о чем я говорил? Вот же забавный ребёнок и глазенки у него такие… Даже не знаю как описать. То ли звёзды в них сияют, то ли искры.

— Да, — уверено сказал ему я. — Только нам сначала нужно Диму с Серёжей найти. Ты случайно не знаешь, где они? — Тошка отрицательно замотал головой, но я увидел, как он активно прячет от меня взгляд. Что-то мне подсказывает, что все-таки знает.

— Ну ничего, мы Арсения попросим, он их найдет, — я подмигнул голубоглазому, он, впрочем, никак не отреагировал на это, — Тебя же нашел, — сказал я уже младшему ребенку, — А кстати как ты понял, что Антон под кроватью? — и опять я перевел взгляд на Арса. Я так косоглазие себе заработаю, и это я только между двумя разрываюсь, а что будет когда я всех четверых разыщу?

— Дедуктивное умозаключение, — сказал мне он, — Я заметил, что покрывало слишком сильно свисало, практически полностью скрывая пространство под кроватью, — с тихим смешком пояснил мальчик, заметив мой охреневший взгляд.