Часть 7. Интермедия (1/2)
Ночь, проведенная в видавшей виды кровати Арсения, очевидно, крайне хуево сказалась на моей психике. Иначе мне бы не снилось столько всего из разряда подавленного и упакованного на чердак памяти. Иначе оно бы не просилось словами сквозь сон, когда я еле соображал, что прошу его об этом в действительности — и что мой партнер по протекающей крыше может на просьбу откликнуться. Просыпаешься, твои руки уже на его аппетитной заднице, а сам он выцеловывает жарко твою шею, будто ему долго запрещали и вдруг наконец разрешили сладкое. И спросонья тебе это особенно нравится. Ты не думаешь, зачем и с каким подтекстом. Тебе просто вот сейчас, в эту самую минуту, в уютную темень за окном, под скрип пружин его раздолбанной кровати, нужны до одури его настойчивые губы на шее и плечах, укусы в ключицы и влажный кончик языка, нежно пишущий по больным отметинам. Не знаю, что мной верховодило. Заходить со стороны построенной на обострившемся желании прелюдии, а не по плану, оказалось так непредсказуемо и, как ни странно, необходимо, что понесло меня со страшной силой. То есть я бы, может, и сдержался, если бы Арсений не полез мне в трусы и не взял глубоко, вырвав из меня треклятый стон и вынудив буквально оттрахать его в рот с рвением и восторгом, будто мне в первый раз перепал минет и упускать возможности никак было нельзя. Он еще никогда так не сосал. И дело было не в горловом, который он не умел до сегодняшнего дня. Просто складывалось впечатление, что Арсению уж очень хотелось доставить удовольствие не столько нам обоим, сколько персонально мне — держи свой билет в первом ряду, наслаждайся моим ртом.
Польщен, падок, каюсь.
Каюсь теперь сосучками для горла из аптеки и стаканчиком капучино из кофейни по пути в универ. Чуть ногти не грызу, гадая, что у Арсения на уме. Из-под сухой светлой челки ничего не видно. Только хитрую улыбку до ушей. Мне вообще сегодня достается исключительно лаконичное:
— Круть! — в ответ на робкое подношение. И больше этот любитель попиздеть по поводу и без не произносит ни слова до самого универа.
Арсений выкидывает выдутый чуть ли не залпом стаканчик из-под кофе в урну, за локоть отволакивает меня в пустую раздевалку и там, в темноте, под чьими-то мокрыми куртками на крючках долго и самозабвенно целует в губы, наминая кольца в моем ухе холодными пальцами.
— Встретимся вечером? — уточняет загадочно и, не дожидаясь ответа, выскакивает из раздевалки, только и слышно его торопливые шаги вприпрыжку.
Остаюсь переваривать в гордом одиночестве. Прислоняюсь спиной к чужим курткам и напряженно несколько минут думаю, что, черт подери, это было? Где мое радио? Где «Эй, давай я поболтаю, а ты послушаешь?» Откуда взялась схема с поцеловать и убежать? А если я хотел еще?
Год дэмн, хотел. А получил интригующее предложение встретиться вечером. Обкашлять вопросики, наверное. Узнать, что мы делаем — и почему сейчас я прячу улыбку, которая пугает меня самого и пугает какого-то случайного первака, попавшегося по пути в аудиторию? Пацан резко бледнеет и улепетывает от меня в противоположную сторону, на всякий случай прижимаясь к стеночке.
До вечера успеваю сгрызть себя внутренне до основания. А вдруг Арсению было так больно утром, что он теперь решил меня избегать? Размышляю об этом, щелкая автоматической ручкой и поглядывая в его светлый затылок с задней парты на последней лекции. Арсений вдруг оборачивается, подпирая подбородок кулаком, и подмигивает мне из-под челки. Нет. Не стал бы он в таком случае заикаться про вечер и доводить меня до очередного приступа рожи кирпичом, не знающей, какое выражение принять, этими взглядами через плечо.
Впрочем, грызть себя успокаивающая мысль не мешает.
Возвращаюсь домой раньше обычного. Подумав, впервые отменяю занятие по боксу, получаю от тренера нагоняй, но обещаю ему в качестве компромисса поколотить грушу, которая у меня подвешена на крюке в гостиной. Зову Леню и с порога нападаю на него с просьбой приготовить что-то особенное.
— Особенное? — уточняет Леня, вздергивая бровь, ставит нагруженные продуктами пакеты на комод в прихожей и расстегивает пуховик. — Начинаешь праздновать заранее?
Не сразу понимаю, о чем он. Забыть умудрился о близящемся дне рождения, хотя папа за неделю начал присылать мне ссылки на статьи в духе «Десять способов устроить незабываемую вечеринку!». Клянусь, он сидит в Бостоне и ржет там надо мной, как гиена. Ну не может он на полном серьезе думать, что я возьму на заметку идею позвать толпу однокурсников и нарядить их всех в костюмы героев Марвел. Я позову Арсения. Без костюма. Он точно окажется достойным поднять молот Тора на моем скромном празднике жизни. Выпьем вина. Больше никого видеть на пороге не хочу.
— Просто что-то… вкусное, — говорю, подтормаживая.
— А обычно я готовлю невкусное? — ехидно уточняет Леня, хватает пакеты и с гордо выпрямленной спиной проходит на кухню.
— Нет, но… — беспомощно всплескиваю руками, тянусь за ним и возмущаюсь: — Ты понял!
Лене тридцать восемь. В моем возрасте он уже, выпорхнув из поварского колледжа, работал на моего отца. И пусть я его не знал тогда по причине отсутствия моей персоны даже в проекте, я почему-то уверен, что он мало изменился с тех пор. Такой же молодой душой ехидный подъебщик! Он единственный, кто меня знает здесь с пеленок. Он в курсе всех моих закидонов и эмоций вонючих. По этой причине на бедного Леню выливаются литры бубнежа, которые копятся во мне днями и ночами. Правда, как выяснилось, Арсений тоже в последнее время попадает под дождик. Главное, чтобы этот дождик не перерос в злоебучую грозу.
— Я понял, — отвечает Леня с подскочившим в тоне градусом веселья, когда уже достает и раскладывает на столе мясо и овощи, — что тот пацан в халате неплохо тобой крутит. — Леня рассматривает кабачок и добавляет с ухмылкой: — Без халата у него, наверное, еще лучше получается.
— Никто мной не крутит, — огрызаюсь раздраженно. Леня сто процентов знает, как зовут Арсения. Как знает и то, что играет на моих нервах — а они не железные, между прочим!
В порыве душевного раздрая иду пиздить грушу. Далеко, впрочем, уходить не приходится, потому что кухня совмещена с гостиной. Выволакиваю грушу из-за дивана и цепляю цепь на крюк в потолке. Вспоминаю некстати, как Арсений в прошлом году неделю вынашивал вопрос после первого посещения моей квартиры, искоса поглядывая на крюк. А потом подошел, подергал меня за рукав толстовки и уточнил тоном человека, который старательно строит из себя эксперта: «Это для секс-качелей, да?» Только моему ебанутому созданию могло прийти в голову, что у меня есть дома крюк для секс, мать его, качелей! Я даже не знаю, как они выглядят. Жалею до сих пор, что не сказал «Да». Чисто посмотреть, как Арсений будет еще неделю рожать вопрос «А когда мы на них покачаемся?»
Вспоминаю про Арсения чудовищно некстати, потому что грушу мне пиздить больше не хочется — ну не думая же про его лицо. Стою, дебил дебилом, обняв грушу… и покачиваюсь с ней вместе из стороны в сторону, гремя цепями, как то самое злобное обиженное на весь мир привидение, которому сказали, что им кто-то крутит.
Леня невозмутимо намывает овощи, в мою сторону не оборачиваясь. И вроде бы точку в разговоре я поставил. Но я же… я же не договорил.
Оставляю грушу, подхожу к столу и говорю, опираясь о край обеими руками:
— Я на него не запал, если ты так подумал. А ты, наверное, так и подумал.
— Началось в колхозе утро, — хмыкает Леня себе под нос.
— Серьезно, — произношу с нажимом, — просто мне захотелось пожрать чего-то особенного, вот я и попросил… Ну, точнее, прошу сейчас. Пожалуйста. Прости, может, в какой-то резкой форме высказался, я не хотел, я на самом деле очень ценю твой труд, ты замечательно готовишь, и без тебя я давно бы сдох от голода.
— Рома…
— И эта просьба не значит ровным счетом ничего особенного — вместе с ним, — продолжаю настаивать. — Да, мне иногда хочется, чтобы он поел так же вкусно, как я, потому что объективно стремно за то, как человек питается.
— Ну да, Ром.
— Даже если я приглашу его на ужин, я хочу приятно провести вечер. Ну хочется мне с человеком приятно провести вечер. Чтобы он порадовался. Когда он грустный, мне тоже, признаться, немного грустно. Это вроде называется банальной эмпатией. И это же нормально, верно?
— Нормально, Ром.
— Ну так и чего? — уточняю, нахмурившись.
— Ну так и ничего! — фыркает Леня, откладывая тщательно вымытые болгарские перцы на разделочную доску. Хм. Звучит вовсе не как «ничего».
— Звучит не как «ничего», знаешь ли, — замечаю осторожно.
— Рома! — Леня оборачивается и угрожающе наставляет на меня вымытую морковь. Его черные брови сдвигаются к переносице, на лице появляется то решительное выражение, которое обычно подсказывает, что сейчас меня начнут отчитывать. — Остановись. — Леня требует: — Хотя бы на секунду. Я подкалываю. Просто… прикол такой. Сеня не похож на человека, который будет крутить. Нравится он тебе и нравится. Не собирался я твоего драгоценного Сеню записывать в вертихвосты.
— Он мне не… — Леня, предатель, молчит, будто не собирается меня перебивать, а у меня вдруг язык не поворачивается произнести это вслух. Ну, тушите свет, господа. Я разучился говорить, кажется, что мы не встречаемся, Арсений мне ни капельки не нравится — и это у нас так, физиологически и без грамма подтекста. Леня смотрит на меня со всем ехидством мира в глазах. Я строю в ответ сложную рожу кирпичом. Скоро из этих кирпичей отгрохаю себе трехэтажный особняк. Десять секунд раздумий оканчиваются безоговорочной победой Лени — я разворачиваюсь и трагично удаляюсь из разговора одним скептическим «Пф!»
Плюхаюсь на диван в гостиной и бездумно кручу в руках телефон. За спиной нож начинает бодро стучать по разделочной доске. Ладно, допустим, присутствует некая симпатия. Возможно, симпатия перерастает в ощущение, что Арсений мне нужен не только для секса. Но даже если это правда, и мальчик Рома снова вляпывается по самое не балуй, я не собираюсь обострять интерес до каких бы то ни было признаний.
Телефон в руке вибрирует от входящего сообщения.
Резко сажусь под замолкающий на секунду-другую и тотчас возобновляющийся стук ножа.
Ars Veter. 18:04:
Ром, прости, сегодня никак не смогу!:( У Бима, кажись, непорядок с желудком. Сгоняю в ветеринарку.
Черт.
Пальцем нервно отбиваю по краю экрана. Облом грандиозный, ничего не скажешь, но если у собакена проблемы, то…
Роман Шакалов. 18:05:
Давай я поеду с вами.
Не помню, чтобы за Арсением водились финансы на разъезды туда-сюда на такси и приемы у ветеринара. На Бима он спускает большую часть своих денег, которые зарабатывает на музле или изредка получает в качестве карманных от отца, уезжающего вахтой в другой город. В прошлый раз, когда Арсений потратился на собачью медицину, кажется, из его рациона временно пропали завтраки. Это же нормально, предложить ему помощь?
Ars Veter. 18:05:
Не надо.
Ответ молниеносный. Понимаю. Представляю себя на его месте — я бы тоже стеснялся брать деньги. Но мы не чужие люди, а? Может, я вообще имею в виду перспективу составить ему компанию.
Роман Шакалов. 18:06:
Мне не в напряг.
На этот раз ему требуется больше времени на ответ.
Ars Veter. 18:08:
Не надо, пожалуйста. Я сам. Все ок) Увидимся потом.
По спине скатывается мерзкая капля холодного пота. Я давлю на него? Очевидно, давлю. Я душу его навязчивостью? Очевидно, душу. Иначе откуда это туманное «Потом», которое может означать как завтра, так и в следующем году, а то и в следующей жизни. Стоило мне слегка ослабить поводок своей прилипчивости, и я уже лезу в ту часть его жизни, куда меня не зовут. Планирую за нас обоих совместный ужин, спасибо, что не совместный быт и совместных детей. Кто ты такой, Рома, чтобы хотеть себя рядом в своей жизни? Научись сначала поменьше душнить.