Часть 4 (1/2)
Янка пришла в ахер от новостей. Четыре дня назад, когда я ей рассказал про нас с Шакалом, в ее голове три часа происходила монтажная склейка всех событий прошедшего года ее глазами со всеми событиями, которые, по мнению ее богатого воображения, происходили со мной в хате у Шакала. (Да-да, я надеялся, Янка не вспомнит, какую интересную вкладку спалила у меня в гугле в тот период).
«И я же не догадалась! Как я не догадалась, что у тебя появился парень?» — сокрушалась Янка полушепотом, когда загрузка наконец завершилась.
«Ты и не могла ничего заметить, — прошипел я, тактично пытаясь намекнуть тычками локтем Янке под бок, что очередь в магазе не лучшее место, чтобы обсуждать, что у меня на личном. — Потому что мы не встречаемся!»
И если б я только знал, что этой фразой открою врата ада. Теперь, как ни идем куда-то с Янкой, она активно жужжит у меня над ухом одно и то же в разных вариациях. Как так не встречаетесь? Ну а что вы делаете, просто сексом трахаетесь? Сеня, какой кошмар! Сеня, ты же романтик, ты же музыкант, ты создан для любви, хуе-мае! Сеня, ну ты посмотри, как он тебя от гопарей спас! Сеня, он Бима выгулял, пока ты дрых! Он тебя кормит! Сеня, нельзя быть таким слепым. И вообще, Сеня, если ты профукаешь такой шикарный вариант, я тебе этого не прощу.
Я предпочитаю не заикаться при Янке от греха подальше, что она еще неделю назад Шакала как минимум боялась, а теперь он вдруг стал шикарным вариантом! Мало ли, нарвусь на очередную забористую метафору про то, что Шакал это стремная морская раковина, воняющая тиной, внутри которой находится бесценная жемчужина его внутреннего мира, которую нужно достать и оценить, ага.
Да чтоб я знал, что там творится с внутренним миром Шакала.
Четыре дня проходит, а я до сих пор не втыкаю, что поменялось. То есть все просто возвращается в привычное русло. В универе мы делаем вид, что друг друга не знаем, но я снова выхожу покурить с ним в перерывы или во время особо скучных лекций и толкаю монологи ни о чем, получая в ответ сдержанное «Вш-ш-ш…» его виноградных сигарет.
Ладно, привираю. Кое-что все-таки меняется. Мы четыре вечера подряд проводим вместе. И каждый вечер начинается поцелуем на пороге его хаты и заканчивается тоже поцелуем.
Не поймите меня неправильно, целуется он шикарно. Есть что-то в этой закономерности: агрессивно припереть к стенке, зло врезаться в мои губы своими, углубить и усугубить борьбу языками под чудовищно мурашечные влажные звуки набравшего обороты поцелуя, а потом с каменной рожей отлипнуть — и это не Шакал только что сосался с напором пылесоса, Шакал вообще не при делах.
Короче, наша вечерняя программа становится разнообразнее, но я не догоняю, что стало причиной. То ли Шакал решил, что я бунтовал за поцелуи — и хоть это не так, я не жалуюсь на результат! Классно. Мне нравится. То ли Шакал меня разогревает, чтобы прогнуть в ближайшем будущем под неизвестные условия. Я пока не уловил его мотивации, а хрен он мне сам расскажет.
Так или иначе — старается он с удвоенной силой. Чего только стоит вчерашний великолепный секс. Настало, кажется, время приоткрыть еще одну тайну пикантного характера. У Шакала какой-то ебанутый фетиш на мою задницу. Серьезно, в кровати она получает нереальное количество почестей: в прошлой жизни точно носила титул графини. Здесь тебе и массаж, плавно переходящий в прелюдию, и поцелуи. И ладно бы нежные: порой это жадные, болючие до слез интенсивные укусы и мерещащиеся сквозь мои вскрики довольные «Вр-р-р…» рокотом от обычно скупого на звуки в постели Шакала. А я, между прочим, бледный, как китайский фарфор, у меня потом на заднице целые галактики синяков со звездными вкраплениями отпечатков чьих-то зубов, и сидеть на этой роскоши — удовольствия мало. Но в процессе удовольствия через край. Когда твою графиню регулярно мнут, нацеловывают, впиваются в нее пальцами в ходе увлекательной долбежки, а потом еще шлепают с азартом, чтобы наверняка, сложно не проникнуться. Не знаю, что Шакала так в ней заводит. Но вчера, если вернуться к нашему шикарному сексу, моей заднице снова перепало столько укусов и шлепков, что я потом, нехило разогретый грубыми Шакалиными игрищами, под это «Шлеп-шлеп-шлеп» кончал дальше, чем видел, а орал так, что к концу второго раунда соседи Шакала слева тактично постучали в стенку. И когда целовались на пороге на прощание, Шакал так крепко держал меня за задницу, опороченную по самое не балуй, будто я отнимал у него самое дорогое. Пиздец.
Вспоминаю сейчас, уши горят.
А ушам гореть непозволительно. Максимально неудобное время, чтобы вспоминать о сексе — боюсь, Шакал не поймет нечаянного стояка в процессе доработки трека.
Что Шакал делает у меня в квартире? Это вообще клоунская история на миллион. Час назад прилетело от него стандартное «Я у себя», но у меня творческий процесс с самого утра продуктивно попер: неудачно перебьешь, с неделю потом такой же волны вдохновения не поймаешь. Ну я и ответил по чесноку: «Ром, занят очень, работа кипит — жесть! Если хочешь, подваливай, с Бимом пока поиграешь». На серьезных щах я, естественно, его не приглашал, сказал это просто, чтобы Шакал не подумал, что я динамо или опять против чего-то бунтую. А он возьми и припрись. «Тр-р-ру-у-унь…» — раздался звонок в дверь спустя пять минут. Нет, я-то не против. Но Шакал бы хоть предупредил, что может на такие предложения откликаться — желательно, за месяц предупредил, чтобы я ко дню икс успел начать капитальный ремонт хаты или, на худой конец, провести три генеральные уборки с хлоркой и огнем, в котором обязательно сгорела бы батина любимая шторка для душа с принтом под хохлому.
Делать нечего, пришлось пустить Шакала через порог, проблеяв: «Ну… э-э-э… это самое… заходи, располагайся…»
Шакал в моей комнате, в новых черных джинсах и брендовой майке, короткие рукава которой не скрывают, как он нехило мышцы рук за год занятий боксом прокачал, выглядит как прифотошопленный. Когда он молча на заправленную кровать плюхнулся, я только молился, чтобы та не отблагодарила его четырехчастной симфонией скрипа матрасных пружин. Спойлер: отблагодарила. У Шакала и мускул на лице не дернулся. Он не глядя почесал за ухом Бима, который под шумок в комнату прокрался, делая оценивающее «Фырк-фырк-фырк…», и положил волосатую морду ему на колени. Шакал, повторюсь, вел себя так, будто каждый день по убитым хатам вроде моей шляется и ничего кринжового в шторах с игрушечными машинками, которые бабок не хватает сменить, не видит. Он лишь велел лаконично: «Работай».
Ну вот я и работаю. Все бы ничего, потому что, даже чувствуя затылком его взгляд, работаю на энтузиазме — а в чем-то и продуктивнее обычного. Хорошо, сижу в любимых мониторных наушниках, а по звуковым дорожкам секвенсора Шакал визуально ничего не поймет. Потому что — вы же помните, я обещал клоунскую историю? — делаю я не просто музыку, а подарок к его дню рождения.
Шакала угораздило родиться под самый Новый год. В прошлом году мы не в тех отношениях были, чтобы днюхи друг друга праздновать и дарить подарки. В этом мы тоже не в ебаться-сраться каких отношениях, мы же не встречаемся, но, знаете, я позавчера проснулся с четкой мыслью, что банально хочу сделать Шакалу приятный сюрприз к круглой дате в двадцать лет. О материальных подарках и речи не шло: мой бюджет позволяет разве что пачку его любимых равиоли, перевязанную алой лентой. Смешно что-то покупать человеку, у которого зубная щетка стоит дороже годового запаса дошиков. Да и мечталось о чем-то душевном, индивидуальном, чего Шакал больше ни от кого не получит. Выбор пал на музыку — не просто музыку, а его собственный, личный трек. С его звуками, которые я украдкой записал на петличку, беспалевно спрятав ее в рукаве толстовки. Со звуком его затяжки. «Клац-клац-клац» цепочки на его рюкзаке. Барабанной дробью из-под пальцев, что-то выбивавших по столу за ужином. Его вздох я тоже очень удачно поймал — специально полчаса мариновал его трепом про учебу. Набралось с десяток неплохих сэмплов, которые я осторожно потом почистил, преобразовал и включил в черновик. В треке тут же появилась душа, но остался большой простор для мощного акцента, которого не хватало, чтобы Шакала гарантированно проняло.
И вот сегодня утром я решил — буду петь. Чужой вокал ему слушать в моем треке я, бля, не позволю. Собственно, по этой причине я сегодня благополучно проебал первые три пары: гонял к старому знакомому в студию звукозаписи.
По-хорошему, сгонять бы туда еще раз и перезаписать припев, чтобы он четче ложился на замиксованное «клац-клац-клац», под него предназначенное. Но пока у меня тьма работы по сведению всего остального и стремлению к идеалу под гнетом творческих капризов имени «Сеня, ты слышал, как этот кусок звучит? Переделывай нахуй!»
Немного стремно слушать свое пение в наушниках по пятьдесят раз. Янка говорит, что я отлично пою, но, по ее мнению, я еще и отлично готовлю — а это пиздеж, Бим вот блеванул на пол от запаха, когда я попытался сделать суп. Папка вообще, попробовав мой кулинарный шедевр однажды, убил заявлением «М-м-м. Прикольная каша. Неплохо, правда» — хотя я, так-то, пытался сделать блины. Мой потолок — сварить гречку и пельмени. Поэтому просто буду надеяться, что в этом-то Яна мне не льстит, и полагаться на собственное восприятие своего пения: вроде бы норм, а в отношении звуков я достаточно щепетилен, чтобы поверить себе на слух и не зассать сделать Шакалу подарок.
Кстати о Шакале. Пока вожусь за компиком, то одну ногу под себя подбирая, то другую, то залезая в кресло на колесиках с обеими ногами, то вообще по столу растекаясь в любимом положении «Привет сутулым» и клацая мышкой, я, разумеется, помню, что он сидит на кровати прямо у меня за спиной. Но я слишком погружен в работу — меня присутствие Шакала не смущает. Наоборот, он странным образом, по факту своего присутствия в моей спальне, мотивирует и вдохновляет лучше, чем привычная ее пустота. Когда разворачиваюсь, чтобы взять минералку с тумбочки, ловлю краем глаза, что Шакал читает откопанную на полке книжку «Цветы для Элджернона» — одну из моих любимых, кстати. Бим лежит рядом, положив голову ему на ноги, и настойчиво тычет влажным носом в Шакалову ладонь, когда он забывается и перестает чесать. В общем, я со спокойной душой возвращаюсь к треку. Шакал меня не торопит и не напрягает. Мне приятно, что мы занимаемся каждый своим делом, сидя рядом. В этом есть какая-то фишка. Да и уюта у вечера не отнять.
Правда, я увлекаюсь слишком сильно и совсем не веду счет времени.
Понимаю, что улетел на волне вдохновения в неведомые дали, когда чувствую прикосновение горячих пальцев к уху. Такое осторожное, предупреждающее о вторжении в личное пространство прикосновение, спустя секунды две после которого Шакал аккуратно стягивает с меня правый амбушюр. Отвлекаюсь от экрана и задираю голову, удивленно глядя на него снизу вверх. Еще одно новое нечитаемое выражение во взгляде темных глаз. Черт, Шакал, притормози, я не успеваю их различать — и уже немножко не понимаю, что у тебя на душе. Ты зол? Расстроен тем, что вечер пошел не по твоему сценарию? Ты, наоборот, спокоен — и тебе тоже уютно? Что?
— Занимайся, — предлагает Шакал тоном «Все окей», а не тоном «Захера я тебя так долго ждал? Чтобы что?»