Часть 4 (2/2)
Ловлю его за запястье, понимая по взгляду в сторону двери, что он собрался уходить, тяну его к себе ниже и прошу:
— Не уходи, а?
Мы целуемся. Спонтанный выходит поцелуй. Просто я его к себе наклонил, а он поддался — и тут от губ до губ от силы было одно движение, чтобы себе в нем отказать.
Шакал расслаблен, его язык непривычно лениво соприкасается с моим, дыхание такое тягучее, праздное — мы никуда не спешим и ни на кого не злимся в этом поцелуе. Пробегаюсь мимолетно пальцами по трем серьгам-кольцам в его ухе, касаюсь теплых волос. Шакал отстраняется, не кукся, как ни странно, рож, и повторяет:
— Занимайся. Я свожу пса на улицу.
— Да? — спрашиваю тупо. Предложение классное, спору нет. Мне бы еще буквально часик без отрыва от компика, который может сбить настрой. Времени до режимного Бимовского выхода еще полчаса, но вечером он не такой принципиальный, как утром, да и есть подозрение, что Бим без ума от Шакала и спит и видит, как показать ему, какой он хороший мальчик.
— Да, — отзывается Шакал и возвращает амбушюр мне на ухо.
Не слышу в своем рабочем вакууме, но вижу, как Шакал кивком показывает Биму на дверь, а тот, радостно виляя хвостом, выскакивает за ним в коридор. Вот падла пушистая. Я ведь если начну Биму невербальные команды раздавать, он сделает вид, что великий слепой.
Чувствую себя так, будто мне надо было на пару, но тут препод позвонил старосте и сказал, что пара отменяется, можно балдеть. Довожу черновик до промежуточной поставленной цели быстрее, чем планировал, и к тому времени, как Шакал с Бимом возвращаются, я уже свободен — и иду мыть собачьи лапы.
Так странно видеть в зеркале, как Шакал в своей брендовой майке стоит, прислонившись плечом к облупленному дверному косяку. Как он смотрит вроде на меня, а вроде мимо, о чем-то своем задумавшись, еще немного румяный после уличного мороза. «Пш-фх-ш-пш-ш…» — шипит теплая вода, с перебоями идущая из насадки. Нет, все же действительно поменялось. Мы не говорим об этом вслух, но год назад, да даже пару месяцев назад, я и представить не мог, что буду стоять, задницу в растянутых трениках оттопырив и сунувшись по пояс в свою покоцанную ванную, неуклюже моя Биму лапы, а Шакал будет смотреть на дурацкую шторку, расписанную под хохлому, ждать нас, молчать, как он любит — и вообще будет тут находиться.
Что мы будем целоваться вне кровати. Что я позову Шакала к себе потупить рядом, пока делаю трек, он действительно придет, а к моменту, когда я вытру Бима полотенцем, кивком покажет на входную дверь — мол, ну, мне, наверное пора. Без секса, без того, к чему мы привыкли сводить все наше общение.
Просто пришел, посидел и готов уйти, унеся с собой новое выражение в черных смородиновых глазах, которое мне позарез надо изучить и понять.
Чем я и займусь, потому что понимаю в эту же секунду — с Шакалом пока нельзя словами. Чего бы я ни хотел от новизны его взгляда, чего бы ни ждал от интригующего «Что-то поменялось между нами, м?», робко озвученного у себя в голове, Шакала ведь корежит от вопросов в лоб.
Может, он тоже не знает ответа. А может, знает, и этот ответ делает ему больно. Может, он боится. Почему я вообще отказываю Шакалу в человеческом? Почему думаю, что он не может бояться? Пусть даже не понимаю чего.
Не буду спрашивать. Не сейчас.
Достаточно того, что знаю, — мне хорошо, когда он рядом. Остановлюсь на этой мысли, и никаких копаний вглубь. Нам обоим пока достаточно этой мысли, ведь правда?
— Может, ну, типа, — говорю, вешая собачье полотенце на крючок пониже, надеясь заранее, что предложение выгорит — и заранее предупреждая Шакала от ошибок, которые часто совершает папка, когда ищет, чем бы вытереть лицо. — Ну, может, останешься?..
Шакал смотрит на меня пристально и долго.
— На ночь, — добавляю после смущенной паузы.
«Тудумс-тудумс-тудумс…» — сердце, ты когда-нибудь угомонишься?
Вообще-то, мы вместе никогда не ночевали. Вообще-то, у меня кровать скрипучая, как оркестр, и не чета той кровати с охуенным матрасом, которая на пару этажей выше стоит. Шакалу, что ли, за радость со мной спать — в буквальном смысле? Он не согласится, не надо строить планов, угомонись, дурацкое сердце.
Всего секунду. Мне мерещится, что он собирался улыбнуться. Но лицо не меняется в выражении. Шакал пожимает плечами.
— Р-в-ваф! — подает голос Бим и виляет хвостом.
Да, дружище.
Конечно, это значит да.