Новогодний спешл. (1/2)

— Знаешь, поначалу я думал, что ты только во время гона такой говнюк, но как же я ошибался.

Намджун фырчит, пытаясь натянуть на вторую ногу разноцветный чулок и не завалиться на бок.

— Просто надень уже это, — Чонгук проходит мимо комнаты, дожевывая банан.

Альфа, натянув, наконец, эти чертовы чулки, берёт в руки мягкие красные шортики с отвратительно пошлым белым помпоном на попе и растерянно рассматривает их, испытывая муки выбора.

Это полный пиздец, он ни за что такое не наденет. Не надел бы, но мелкий выглядел таким счастливым, притащив этот аккуратный маленький пакетик из специфического магазина.

А ещё, Намджун задолжал ему на днях пол-ляма вон, так что...

Отчаянно выругиваясь под нос и зажмуривая глаза, он спускает свои удобные домашние шорты, что бы заменить их на эту... тряпку. Они действительно плотно сидят на нём, не остаётся места даже для нижнего белья и он может чувствовать, как толстая ткань впивается в его мягкие бедра и такой же член. И это даже не самое худшее — оно впереди, на дне этого чертового пакетика.

Кружевной красный топ, чьи широкие лямки раздваиваются и пересекаются у горла, создавая вокруг шеи такой же кружевной чокер. Помимо того, что в это хрен залезешь, не запутавшись, так он ещё и выглядит теперь наверняка как дешёвая проститутка. Ни за что, даже переживая о том, как глупо это всё на нём смотрится, он не подойдёт к зеркалу, просто потому что его сердце такого не выдержит.

Его щёки почти наверняка уже такие же красные как и весь этот комплект.

Самое ужасное, что сидит это всё идеально, будто под него и шили, и теперь Намджун начинает подозревать, зачем Чонгук оставил себе его замеры, когда водил к портному, что бы подарить хороший сшитый под него костюм на день рождения.

— Боже, — шепчет он, стоя рядом с кроватью и чувствуя себя куда более голым, чем без одежды.

— Боже, — раздаётся завороженное в дверном проёме.

Намджун инстинктивно поворачивается на звук, и лучше бы он этого не делал. Смотреть в обезумевшие глаза, которые крайне внимательно осматривают каждый дюйм этого глупого наряда — невыносимо. И становится только хуже, когда младший начинает двигаться.

— Хён, это идеально, — облизывается он, закатывая рукава на своём черном лонгсливе.

— Я тебя ненавижу.

— Враньё, — мурлычет Чонгук, подбираясь всё ближе.

— Тебе не сойдёт это с рук, Чон Чонгук, в моей следующий гон твоя задница будет отдуваться за всё это безобразие по полной, понятно? — он бессознательно защищается, делая шаг назад.

— Понятно-понятно, — хмыкает он, останавливаясь и вытягивая перед собой руку, что бы поправить перекосившуюся лямочку на круглом плече. — Это я всегда с радостью, хён, твой гон же теперь моя забота.

Это правда. После того случая с первым гоном Чонгука, он, как послушный тонсэн, пришел ему на помощь сразу же, как только Намджун заикнулся о своём.

Более того, старшему альфе пришлось пол дня гонятся за ним по квартире, в попытке вырвать свой телефон, который он, хихикая, украл, что бы ”Точно никому не писал, потому что я позабочусь о тебе сам.” А потом хорошенько поработал своей задницей, да.

А теперь они здесь, в украшенной глупыми огоньками и веточками Чоновой квартире, и его руки уже привычно обжигают смущенную кожу своими нежными прикосновениями.

Намджун ёжится, пытаясь совладать с собой, и выдыхает через нос, пропуская через всё тело легкое движение пальцев к груди.

— Всё хорошо? — мягко шепчет Чонгук, оставляя под губой поцелуй, пока его зоркие глаза высматривают ответ в прикрытых глазах на против.

— Я смущен, — так же тихо отвечает Намджун, — мне неловко.

Руки Чонгука аккуратно поглаживают его напряженный открытый животик.

— Мне остановится? — шёпот горячим ложится на кожу, заставляя волосы на загривке шевелиться.

— Не смей.

Намджун сам ловит его губы для робкого поцелуя. Всего лишь небольшое движение, от которого пальцы сами тянутся в черные кудри — притянуть, сжать, почувствовать.

Младший альфа стонет в нетерпении, подбирается, углубляя поцелуй и позволяя себе, наконец, дотронутся до желанного именно так, как он хочет, как ему нужно.

В воздухе густеют жаренные каштаны, мешаясь с переспелым яблоком. Их запахи могут сколько угодно кричать о их несовместимости, Чонгук просто рад, что больше его это не пугает.

И он каждый раз вдыхает в лёгкие поглубже эту ароматическую несуразицу, отдавая Намджуну всего себя.

Иногда ему хочется просто съесть его, особенно, во время гона — он даже не уверен, как до сих пор не покалечил старшего. Хочется разбить его, что бы потом заботится и лелеять, но только до следующей жаркой ночи.

Может, это зависимость, вроде той, что бывает при проблемах с алкоголем, потому что он не знает, как иначе объяснить, почему его руки так трясутся в нетерпении каждый раз.

Снова нужно больше — всего и сразу, так что он проклинает себя, открываясь от сладости губ, что бы рассмотреть представшую перед ним картину.

Золотая кожа поблёскивает в тёплых огнях развешанных тут и там гирлянд, топ плотно обхватывает грудь, едва ли прикрывая тонким кружевом соски, и на широкой шее так красиво затянут красный чокер — он уверен, сегодня он разорвёт это бельё в клочья.

Намджун нетерпеливо вздрагивает под скользящим к его плотно обтянутым тканью ногам. Шорты выглядят миленько, но длинные, в цвет рождественского леденца, чулки, обхватывающие сочную часть внутреннего бедра — выше всяких сил Чонгука.

Невозможно невозможно невозможно.

И так хорошо.

— Блядь, как же красиво, — стонет Чонгук, заламывая брови и совсем не жалея свои колени, на которые перед ним падает, припадая ладонями к ногам.

Намджун вздыхает от удивления, но не мешает, ощущая теплые касания от икр. Выше, боже, пожалуйста, выше. Сильные руки давят мягкое, заглаживая тут же подушечками пальцев.

Жадный рот припадает к эластичной ткани, выцеловывая одними губами каждый сантиметр, пока не поднимается достаточно высоко, туда, где она впивается в кожу, оставляя небольшую полосочку — тогда он опускает влажный язык и острые зубы, почти не дыша, что бы услышать каждый звук, который Намджун готов ему подарить.

Его нос утыкается в разгорячившуюся кожу так близко к шортикам, пока зубки подцепляют край ткани, оттягивая её, что бы насладиться тем, как она врезается обратно в плоть с звонким шлепком.

— Прости, хён, — разморившийся Намджун вопросительно мычит, что быстро перерастает в возмущённую возню, когда его разворачивают, толкая на кровать попой к верху. — Я от тебя сегодня живого места не оставлю, — старший стонет, подтягиваясь повыше на простынях, но его тут же накрывает сверху чужое тело. — Не убежишь.

— Я, блять, и не собирался, глупый ты, напыщенный-а!

Его голову вдавливают в матрас грубым движением. К счастью, или, конкретно на данный момент, к сожалению, за столько проведённых вместе ночей, они только убедились в главном преимуществе половой связи между двумя альфами. Можно себя ни в чём не ограничивать и не сдерживать, потому что это всё равно безопасно. Ну, по большей части. Они почти не могут навредить друг другу и в доказательство тому, Намджун, однажды, был перекинут через плечо, оказавшись на животе с заломленной рукой, потому что Чонгук, сколько бы не любил трахаться сквозь сверхчувствительность после многих оргазмов, имел свой предел, которым старший, в погоне за очередным своим, тогда пренебрег.

Животная страсть всегда захватывает каждого из них достаточно сильно, что бы слететь с катушек, просто раньше приходилось ограничивать себя, не давая разгореться ей до того, что они имеют теперь.

Однажды, правда, Чонгук зашёл слишком далеко, накачав его во время второго своего гона двумя узлами, не давая семени вытечь, и трахая третьим, на котором Намджун и отрубился, не успев оттолкнуть от себя перевозбудившегося альфу. Честно, он до сих пор не знает, как его тело это выдержало, зато после, в качестве извинений, младший альфа целую неделю будил его миньетами и давал согнуть себя в любое время над любой поверхностью, так что вид кухонного стола, за которым он так часто готовил, теперь вызывает у Намджуна только незваные стояки.

Было так сладко по приходу домой обнаруживать его, такого теплого и большого, нарезающим овощи, и, не спрашивая, просто вытаскивать член из ширинки, удовлетворяя свои потребности, пока младший ныл о сгоревшей на плите еде, до тех пор, пока вообще мог связанно разговаривать, а не просто стонать и подрагивать, под его жадным напором, чем все обычно и заканчивалось.

Но это было заслуженно. А за какие такие грехи Намджун теперь прижат к кровати, атакованный этим извращенцем?

Вероятно, не стоит влюбляться в другого альфу, если не хочешь таких проблем. Но, по крайней мере, это все чертовски возбуждает.

— Чонгу-м, — пытается сказать он, когда его рот грубо накрывает ладонь, сминая губы. — Пхха, блять.

Ругаться в таком положении крайне не удобно, но по другому не получается, когда тебя нахально лапают, без всякого стыда ощупывая верхнюю часть ног и ягодиц, которые, кстати, очень трудно сжать в руках из-за того, как плотно их облегает ткань, но Чонгуку это удаётся.

Намджун уверен, что очень скоро на нём расцветут синяки.

— Хочу, что бы ты больше никогда нахуй не снимал эти чулки, — рычит из-за спины младший альфа, отпуская, наконец, голову, и прижимаясь носом куда-то под шорты, что бы оставить яркий след на коже.

Больно так же, как и сладко. Его рот открывается в немом крике, когда он тянет зубами ткань шорт, заставляя другой их край больно впиваться в ноги.

— А я хочу, — он отпинывает настойчивого парня, переворачиваясь на спину и облокачиваясь на локти, — что бы ты проявлял больше уважения к старшим, и, видимо, мы оба хотим слишком много, да?

Чонгук смаргивает дрожь, когда видит перед собой вальяжно раздвинувшего ноги Намджуна в этом шлюшеском наряде.

— О чем ты? — сбивчиво шепчет он. — Сегодня я собираюсь очень уважительно засунуть в тебя свой член по самые яйца, и, будь уверен, узел, который ты получишь, накормит тебя спермой с не меньшим уважением.

— Сука, — старший стыдливо прикрывает глаза рукой, никак не препятствуя.

Его ноги раздвигаются ещё шире, пропуская между собой большое тело, и кружева на его груди тут же поддаются нападению.

Чонгук млеет, ведя по ткани пальцами почти невесомо, пытаясь нащупать сквозь неё кожу, которая мокнет следом, когда к пальцам добавляется язык.

Это странно ощущается через ткань. Она начинает раздражать и колоть, и хочется, что бы Чонгук вернул язык на только что покинутое место, что бы зализать это ощущение.

Но он не возвращается, исследуя крепкие мышцы дальше.

Его шершавый язык невзначай задевает затвердевший сосок, что тут же отдается волной возбуждения по телу.

Хочется подставиться под ласки, ластиться, прося о большем, но Намджун ещё недостаточно сошел с ума, что бы делать такое.

Вспоминая об этом, он останавливает рвущийся из горла скулеж, пытаясь выровнять дыхание, что получается, хоть и не на долго.

Чонгук рассыпается на мелкие частицы, делая это прекрасное бельё влажным. Он уверен, что член Намджуна тоже сейчас очень мокрый: истекает предъэякулятом и пачкает шортики изнутри. И он очень, очень хочет посмотреть, как сильно тот испачкался, но может только ворчать, пытаясь подцепить сквозь ткань сосок зубами, пока что не в силах оторваться от широкой, раскаченной груди. Не справедливо, насколько упруго там ощущаются мышцы, под мягкой, легко продавливаемой кожей.

Иногда он подумывает о том, что бы в будущем обязательно открыть свой фитнес центр, потому что каждый раз, когда они ходят туда со старшим, который надевает едва ли скрывающие что-то футболки и потеет так, что капельки красиво скатываются по его бархатной коже — хочется взять его прямо там, без долгих прелюдий и нежностей, потому что кажется не честным, насколько сильно он влияет на Чонгука. Но вокруг слоняют люди, хуже, рядом с Чонугком или Намджуном большую часть времени кто-то есть, потому что такие альфы, а младший отдаёт себе полный отчет в том, что они оба под идеальный тип альф отлично подходят (или подходили бы, если бы не трахали друг друга дома каждый вечер, мяукая вокруг членов совсем как омеги), пользуются неплохой популярностью.

Так что собственный зал решил бы все проблемы.

Картинка того, как славно можно было бы прижаться к старшему альфе, пока он приседает, округляя свои сочные половинки, смывается нетерпеливым копошением под руками Чонгука, поглаживающим и сминающим пухлые ножки.

И это совсем не хуже того, что происходит в его фантазиях.

Когда он отстраняется, с его языка по подбородку стекает несколько капель густой слюны. Тело под ним разгоряченное, запарившееся от ласк и прикосновений, не смотря на то, что почти полностью раздето.

Чонгуку и самому жарко, до липкого пота под кофтой, и, пока глаза любуются, блуждая по открытым рельефам мышц и покрасневшей коже на груди, пальчики неустанно теребят краешки шортиков.

Они были ошибкой. Купил их просто из-за милого помпона сзади. Он должен был, черт возьми, просто присмотреть хорошенькую пробку с хвостиком.

Хотя, видя, как туго и, вероятно, больно, обтянут крепко стоящий член старшего, Чонгук думает, возможно, шортики не были таким уж плохим выбором.

— Хён, можем мы сегодня кое-что попробовать? — сбивчиво шепчет он, поворачиваясь назад, что бы достать из под кровати ещё один пакет сомнительного содержания.

— Мы, ахм, — он не может перестать реагировать на руку Чонгука, которая, будто живя своей жизнью, играется с низом его животика, как ни в чём не бывало, обходя член, — разве мы уже не пробуем кое-что?! Ахуеть, я тут для тебя влез в это стыдное дерьмо, а тебе и этого мало?

— Да ладно тебе, — мягко улыбается он, подталкивая свои бедра между его ног, что бы заставить затихнуть хоть не на долго, — я не так уж часто тебя о чем-то прошу.

Намджун задыхается на очередной толчок, который слишком несправедливо слабо ощущается сквозь два слоя одежды.

— Ты буквально на днях уломал меня отсосать тебе, пока ты играешь в эту свою... Лигу Легенд! И тебе же хватило наглости даже не выйти из Дискорда, общаясь дальше со своими друзьями.

Ох, воспоминания об этом заставляют Чонгука по настоящему мурлыкать. Он не знает, откуда у него кинк на безразличие, но было чертовски весело опускать руку под стол во время игры время от времени, что бы поправить член в более удобное положение или затолкнуть его поглубже, удерживая голову старшего на месте.

Как хорошо, что у его микрофона отличное шумоподавление.

И Намджун выглядел таким потерянным и нуждающимся к концу, когда Чонгук, сжалившись над ним после тридцатиминутной катки, начал двигать его головой сам, вцепившись в короткие волоски на затылке, наконец, доводя до разрядки и освобождая его.

Кажется, сразу после оргазма он принялся смеяться над какой-то сказанной его другом шуткой, и это сделало старшего альфу таким жадным до внимания, коем он был обделён, что тот принялся вылизывать его.

Хотя, это длилось не очень долго — Намджуну всё это надоело, так что он просто выдернул вилку из розетки, рядом с которой и сидел, не заботясь о том, как это может сказаться на компьютере, и поднял Чонгука с кресла, что бы усесться туда самому и засадить ему прямо так, посадив младшего на свои колени.

Что ж, это было оправданно.

— Хён, прошу, — Чонгук откидывается между его ног на свои пятки, снимая свою кофту, — ну пожалуйста, — игриво тянет он, проводя пальчиками от своих коротких прядок до небольших бусин розовых сосков и опускаясь ниже.

— Блять, — Намджун просто не тот, кто способен такое выдержать.

— Новый год уже через неделю, — младший облизывается, проводя по кубикам пресса и оттягивая резинку своих штанов, открывая две красивые полоски у самого паха, — побудешь моим подарочком?

— Нечестно, — ноет Намджун, болезненно сдвигая брови у переносицы.

Вздох безысходности, означающий полную капитуляцию, вызывает у Чонгука победную улыбку.

И, честно говоря, Намджун не уверен, что хочет видеть, что он там из этого пакета сейчас достает.

А достаёт он из него несколько плотных, длинных верёвок.

— О, — удивляется ожидавший худшего старший, — а это, кажется, будет весело.

— Ох, ещё как, — толкая язык за щеку шепчет Чонгук, принимаясь связывать вместе его лодыжки и кисти за спиной. — Так не туго?

— Туго, — пытается дернутся Намджун, понимая, что у него не только нет пространства для каких-либо маневров, но и сама верёвка не очень приятно давит на кожу.

— Отлично, — хлопает в ладоши младший, и вот этого уже стоило ожидать. — Ох черт, я забыл снять твои шортики... — растерянно воркует он, с сожалением глядя на крепко связанные вместе ноги. — Ладно!

Он вскакивает, оставляя старшего альфу на кровати одного, и это вдруг ощущается как-то очень неловко и неправильно, но быстро возвращается с ножницами, что бесконечно радует Намджуна, потому что, честно, его член уже болит от того, насколько сильно упирается в эту ткань.

— Мне они всё равно не особо нравились, — хмыкает Чонгук, оглаживая попу, прежде чем надавить на кожу холодными ножницами, делая первые надрезы.

Он не торопится, наслаждаясь тем, как ткань, скрипя, разъезжается по коже, на которой видны две тонкие полосочки от того, как крепко они в него впивались.

Чонгук лелеет себя мыслью о том, что после сегодняшней ночи, следов на старшем будет намного больше.

Даже мысль о том, как красиво красные отпечатки будут сходить с него ещё несколько дней, тихо прячась под его одеждой, пока он будет сидеть в кафе с друзьями или в комнате переговоров на работе, сводит его с ума.

Спереди на низ живот тут же шлепается тяжелый член, и, о да, он действительно очень сильно испачкался.

— Хорошо, а теперь к сути, — Чонгук довольно откидывает всё лишнее, в том числе и второй пакет, из которого на последок выуживает подозрительную бутылочку, похожую на смазку.

— Ты шутишь, — ерзает Намджун, — почему нельзя, ну, знаешь, просто трахаться?

— В следующий раз будешь думать дважды, прежде чем давать мне себя связать, — пугающее заявление. — Поначалу тебе, наверное, не понравится, но, обещаю, потом тебе будет очень хорошо.

— Чего... — Испуганно шепчет он, наблюдая, как младший выдавливает жидкость из бутылочки на свои пальцы.

— Нужно только немного потерпеть, — младший опускается, облизывая его красное ушко, и опускает влажные, липкие пальцы на вставшие под кружевом соски.

Намджун ожидает чего-то ужасного, но, по ощущениям, это обычная смазка. Может, немного более теплая, но с чего бы Чонгуку думать, что его может испугать смазка с разогревающим эффектом?

Глупости, да он такими тысячу раз пользова-

— Так, что это за хуйня? — испуганно встрепинается старший, ощущая, как оба соска начинает покалывать.

Боле того, чесаться. Его кожа горит от желания почесать ноющее место, потереться обо что-нибудь. Это явно не смазка с обычным разогревающим эффектом.

— Т-с-с, — Чонгук наливает на пальцы между их телами ещё смазку, пока сам сладко опускается на губы с поцелуем.

К ужасу Намджуна, он чувствует, как рука постепенно опускается вниз, за его спину, между ягодиц. О боже, он скулит в поцелуй, пытаясь перевернутся, пока вторая рука младшего крепко удерживает его бедро достаточно сильно, что бы нанести эту штуку на его дырочку.

— Чонгук, я, — начинает он неуверенно, когда младший оставляет его губы, что бы пройтись шершавым языком по челюсти.

— Доверься мне, хён, — мягкая хрипотца щекочет короткие прядки на висках, — я просто хочу что бы тебе было невыносимо хорошо, — Намджун немного тает, чувствуя теплую жидкость между своих ног. — Хочу посмотреть, как ты будешь сходить с ума, от невозможности потрогать себя. Как эта смазка разрушит тебя, щекоча и покалывая твою кожу, делая тебя таким перевозбуждённым.

— Чёрт, — он стонет, начиная ощущать покалывание и внизу тоже.

Самое худшее, что это и правда звучит чертовски, блять, интересно. Потому что он уже готов самостоятельно взобраться на Чонгука, что бы почувствовать прикосновения к его раздраженной груди. И он может только представить, насколько хорошо ему будет, когда его парень начнёт играть с его телом.

Чонгук целует его ещё раз, довольный покорностью, и переворачивает, поднимая попу вверх, что протолкнуть в тугой жар смазанные это чертовщиной пальцы на все фаланги.

Твою мать твою мать твою мать.

Ладно, он и правда не ожидал, что это окажется ещё и внутри него. Более того, Чонгук, добавляя третий палец, льёт смазку сверху. Немного, но она всё равно попадает на кожу вокруг ануса и пару капель укатывается на яйца.

— Чонгук-и, — Намджун поворачивается на него с большими, полными страха глазами, в которых застыло сомнение.

— Ну что ты, — воркует младший, тут же переворачивая его обратно на спину и припадая с нежными поцелуями вперемешку с успокаивающими словами, — она, в целом, вполне безвредная. Я нанес совсем немного, ага? Даже меньше, чем в инструкции, — он мокро облизывает его язык, — просто попробуй расслабится, ладно?

— Мх, — Намджун кивает, зажмурив глаза и пытаясь отвечать на поцелуи.

Выходит плохо.

Чонгук не трогает его больше, давая смазке разгореться на коже. Хуже, он уходит, черт возьми, помыть руки от этой жидкости, не смотря на то, что только что намазал ей почти все самые чувствительные места на теле старшего. И зачем-то натягивает свой отброшенный на пол лонгслив обратно на тело, прежде чем удалиться в ванную.

Мурашки ползут по всей спине от непривычного чувства. С каждой секундой намазанные места теплеют всё сильнее и сильнее, а зуд становится таким сильным, что он готов наплевать на то, как будет выглядеть, и просто перевернутся на живот, потираясь сосками хотя бы о простыни.

— Чонгук! — кричит он в пустоту коридора.

— Да, хён? — его голова почти тут же выглядывает из проёма, что крайне возмущает старшего.

— Ты... Чем ты там занимаешься? Ты не собираешься... — он немного ёрзает на простынях, когда покалывание сзади увеличивается, — помочь мне?

— Ну что ты такое говоришь? — Наигранно удивляется он. — Конечно собираюсь, — и снова исчезает в коридоре.

— Чонгук твою мать!

— Ну чего? — его голова опять просовывается внутрь. — Не доставай меня, я занят.

Намджун на простынях мысленно умирает, пытаясь пошевелится, что бы не выглядеть так жалко, когда ему хочется, на самом деле, убить своего парня.

— Но ты сказал-

— Я закончу дела и обязательно помогу тебе, — с этими словами он захлопывает дверь, и, к своему ужасу, Намджун слышит, как следом захлопывается и входная.

Он бросил его. Этот говнюк намазал его этой непонятной хренью и бросил его тут одного.

— Невероятно, — шепчет он, утыкаясь лбом в постельное бельё и растягивая губы в неверящей улыбке, — вот ведь засранец.

Не собирается же он и правда заставить его плакать и умолять?

Намджун пытается дернутся на пробу, только ещё раз убеждаясь, что верёвки связаны так крепко, что можно сказать наверняка — Чонгук точно провел не один час на ютубе, что бы научится вязать такие узлы так быстро.

Так что да, очевидно, именно это он и собирается сделать — заставить плакать и умолять.

Более того, он всё это спланировал, черт возьми. Подготовился.

Возможно, гордость не уместна, когда ты лежишь разодетый как актриса из дешевого порно и готовый на что угодно, лишь бы только кожа успокоилась, перестав требовать прикосновений, но именно она неожиданно просыпается в Намджуне.

Этот парень сделал это все специально, ожидая увидеть его жалким, и альфе внутри Намджуна это очень не нравится. Да ему и самому это нихуя не нравится, так что он зарекается, что, как бы дерьмово не было, Чонгук от него не добьётся сегодня ничего.

Никаких просьб. Слёз. Унижений.

Да, возможно, края его дырочки уже подрагивают от нетерпения, и внутри всё так чешется, что он хочет, что бы в него просто засунули чертов член и выебали настолько сильно, насколько это возможно, потому что это чувство невыносимо, НО. У него серьёзные отношения с Чон Чонгуком, а это значит, что в терпении ему равных просто нет.

На контрасте с эффектом от смазки, кружева кажутся ещё более неудобными и колючими, а чулки так неприятно сдавливают ноги — хочется просто стянуть их, что он бы и сделал, не будь его лодыжки крепко связанны вместе.

Из Намджуна вырывается непонятный болезненный стон, когда он чувствует жуткую потребность потереть свои соски, так что он решает разрешить себе это безобразие, пока Чонгук всё равно не видит, и потихонечку раскачивает тело, что бы перевернутся на живот.

Сделав пару движений вверх и вниз грудью, он тут же хнычет. Натурально хнычет, ощущая, насколько чувствительными и разбухшими они стали. Каждое прикосновение ощущается как маленькая пытка, но без них ещё, блять, хуже. Ему нужно что-нибудь холодное. Он так хочет остудить раздраженную кожу, или, хотя бы, мягко и аккуратно потрогать её своими пальчиками, а не тереться сквозь колючее кружево об эти простыни, доставляя ещё больший дискомфорт.

Даже так, ему не остаётся ничего, кроме как продолжать. Он пытается остановится, но каждый раз это превращается просто в небольшой перерыв, пока желание потереться снова не станет невыносимым и не заставит его грудь вновь проезжаться по постельному белью.

Его пальцы случайно проходятся по копчику самыми кончиками и это наводит на мысль.

Намджун выпрямляется на кровати и пробует опустить связанные кисти так низко, как может. Его поясница глубоко выгибается, а подушечки пальцев скользят по коже, вызывая громкий стон облегчения. Он давит по распухшим, наверняка красным краям, шипя, и начинает аккуратно просовывать внутрь первую фалангу среднего пальца.

Его голова гудит, он, кажется, роняет несколько стонов, опускаясь на вторую фалангу и делая ещё одно движение грудью вверх. Боже, как это хорошо. И так, блять мало, очень мало.

— Смотрю, кто-то уже во всю развлекается? — Издевательский голос заставляет его вернутся в реальность, распахнув ресницы. — Непослушный хён, — Чонгук ерошит свои волосы, видимо, ранее придавленные шапкой.

Боже, он даже не слышал, как младший вошёл.

— Н-х, — надо взять себя в руки и сказать настоящее слово, а не это жалкое подобие, — придурок, — шепчет он, пряча лицо в простынях.

Стыдно. Плохо. Но теперь Чонгук тут и его израненная кожа, наконец, получит утешение в нежных прикосновениях. Наконец почувствует необходимое трение. Как славно бы сейчас ощущался мокрый язык Чонгука на его набухших сосках, одна мысль об этом, заставляет его ёрзать.

И его попа гудит от того, насколько сильно хочется насадиться на толстый член и снять с себя это мерзкое напряжение, потираясь стеночками о твердую плоть изнутри.

— Ну-ну, — Чонгук нежно берёт его за запястья и развязывает их, тут же усмехаясь на полученный от старшего альфы облегченный вздох.

Намджун расслабляется, чувствуя, как его кисти мягко растирают, что бы немного размять. Руки у младшего ледяные, отчего он то и дело вздрагивает, но это ничего.

Чонгук приподнимает его на кровати, укладывая на большие подушки, и Намджун расслабляется в его объятиях.

Очень зря, когда чувствует, что его руки тянут верх, тут же вновь перехватывая веревкой.

— Какого черта, Чонгук? — обреченно воет он, теперь привязанный руками к спинке кровати.

Он завтра же выкинет её нахрен, и купит новую, на спинке которой не будет дизайна с удобными для подобных игрищ вырезами.

Чонгук молчит, смотря на него со всей чистой любовью, которая вообще может быть у мужчины, вытворяющим со своим партнёром такое непотребство. Он, прежде чем встать, скрипнув кроватью, легко целует Намджуна.

Старший гонится за этим чувством, жадно пытается поймать ускользающие губы, зажмуривает глаза и, тяжело дыша, тянется за Чонгуком, насколько позволяет верёвка, пока окончательно не упускает этот сладкий и такой нужный поцелуй.

Чонгук хмыкает, похлопывая его по щечке, и уходит снова, судя по звукам, готовить ужин.

Намджун, правда, пытается его любить, но младший альфа сам делает всё, что бы вызвать к себе одну сплошную ненависть.

Если бы только он мог выбраться из этих веревок, он бы растерзал всего Чонгука и не оставил бы не кусочка. Заставил бы часами мучаться под сильными укусами, сдавливая челюсть так сильно, что бы на кончиках клыков остался привкус железа.

На самом деле, чувствуя, как всё его тело выгибается, а из горла рвётся что-то плохо сдерживаемое и плаксивое, его раздраженные мысли очень быстро переходят в представление того, как мягко он бы тут же эти укусы зацеловал и как хотел бы крепко обнять его со спины, утыкаясь носом в его мягкие волосы, смешно вьющиеся на кончиках и всегда так хорошо пахнущие свежими яблоками.

Не честно, что даже в такой ситуации, Намджун от него без ума. Просто не честно.

Он обидчиво дует губы, беспомощно пытаясь дергать руки, но тут же останавливает себя, понимая, как это, должно быть, жалко выглядит со стороны.

Намджун снова пытается перевернуться и создать какое-то трение, но всё, чего он хочет на самом деле — это руки Чонгука на его нуждающимся теле.

Его дырочка так сильно раздражена и пульсирует, боже. Он правда, правда не знает, что с этим делать. Это чувство не только невыносимо, оно ещё и возрастает с каждой проведённой в одиночестве минутой.

Он чувствует, как предательски придавливается кончик его носа в знак медленно подступающих слёз.

— Чонгук! — его голос звучит немного хуже, чем хотелось бы.