Новогодний спешл. (2/2)

— Что такое, Намджун-хён? — альфа появляется на пороге комнаты тут же, помешивая в маленьком ковшике, видимо, какой-то соус.

Даже сквозь плотный запах готовящейся еды, Намджун отчетливо может слышать жуткую сладость яблок, пришедшую в комнату вместе с парнем.

— З-блять-заканчивай уже этот цирк, — выплевывает он, поднимая на Чонгука недовольный взгляд, под которым мелкий тушуется на одно, едва ли заметное мгновение, прежде чем подойти и сесть к нему на кровать.

— Хорошо, — он макает палец в соус, поднося его к старшему, на грудь которого тут же падает несколько очень горячих капель, — попроси меня как следует, — он вдавливает палец, который с трудом проникает в непослушный рот. — Вкусно?

Чонгук хмыкает, опуская голову, что бы слизать с Намджуна упавшие на него капли, и это неожиданно подбрасывает всё тело старшего вверх, заставляя выгнутся дугой.

Язык проходится так близко к соску, что он не может сдержать миленькое просящее поскуливание.

— Чонгук-и, я серьёзно, просто... Сделай уже что-нибудь.

— Я с радостью, хён, — Чонгук поднимает губы выше, пуская мурашки по всей длинной шее, и потираясь носом о вспотевший висок, — ты бы знал, как ты выглядишь сейчас. Так сильно хочу позаботиться о тебе как следует, — младший, не сдержавшись, кладет на его талию свободную руку, сжимая между пальцами гладкую кожу, — хочу целовать твои губы, пока ты не начнёшь задыхаться, хочу выбить из тебя всю спесь, что бы ты забыл, что когда-то вообще стеснялся попросить меня об этой услуге, как хороший мальчик, — Чонгук, под слабое хныканье, и он даже не уверен, чьё именно, отстраняется. — Попроси.

— Сходи нахуй, — скалится Намджун. Он не слепой, тоже видит, что Чонгук уже на пределе.

Правда, от этого не легче, когда он снова уходит, оставляя его одного. Намджун ерзает на простынях, как можно тише шмыгая носом, и пытаясь игнорировать жжение в чувствительных местах.

Как же он хочет всего одно, хотя бы одно прикосновение.

Чонгнук закрывает за собой дверь в комнату, тут же оседая вдоль стенки.

Ему приходится зажать свой рот двумя руками, что бы сдержать эмоции. Глаза младшего альфы широко раскрыты, а сердце стучит как бешенное.

Намджун, очевидно, понятия не имеет, насколько он горячий. Пытается казаться стойким, но его тело подрагивает даже от малейшего дуновения.

Его глаза, в отличии от рта, молят о помощи, боже, ещё немного, и он будет разбит без единого даже касания.

Чонгук уверен, когда он снизойдёт до своего парня, тот просто рассыплется и сойдёт с ума в его руках.

Боже боже божечки.

Он готов пищать. Вся квартира уже плотно пропитана сильным запахом его яблочного феромона, по прежнему довольно сильно перебивающий феромон Намджуна, который из-за этого можно услышать только в комнате.

Не то что бы Чонгук садист или вроде того, но ещё после их первого раза у него остались очень приятные впечатления от вседозволенности по отношению к Намджуну.

Просто он всегда был для него примером. Тот самый сын маминой подруги, который, правда, ещё и по совместительству близкий друг с самого детства.

Старше на три года, всегда всё знает лучше и всегда, конечно же прав. И как приятно видеть его потерянным, плачущем на толстом члене своего милого тонсэна, которого столько раз поучал, читая занудные наставления и выкидывая в урну очередную найденную пачку сигарет в старшей школе.

Ладно, нет, ну, может быть, он всё же немного садист, но, скорее, с моральной точки зрения. Он ни за что не хочет вредить Намджуну физически, хотя шлёпать его пухлую задницу ему всё равно нравится.

Член больно упирается в домашние штаны, пока Чонгук, собираясь с мыслями, встаёт на дрожащие от возбуждения ноги, что бы закинуть макароны в бурлящую на плите воду.

”Оно того стоит” — повторяет он себе, пытаясь не сорваться и не ринутся в комнату, когда слышит громкий, отчаянный стон старшего.

Он хочет довести всё до конца, раз уж начал.

Безусловно, если бы Намджун и правда был против, то Чонгук тут же развязал бы его, но он уверен, что на самом деле, даже если Намджун не отдаёт себе в этом отчет, он тоже играет в эту игру. И он чертовски возбуждён.

Руки чешутся к тому времени, когда он уже доваривает макароны. Соус давно готов, остывая на плите, и Чонгук понимает, что прошло минут пятнадцать с тех пор, как старший подозрительно притих.

В квартире слышно только тиканье настенных часов и дыхание самого альфы.

Никаких всхлипов и стонов, никакой возни.

Вдруг это очень пугает Чонгука. Всю игривость смахивает рукой, когда в голову лезует ужасные догадки, так что он выключает плиту, врываясь в комнату так быстро, как только может.

Но его дыхание по-прежнему не в порядке от представшей перед ним картины. Он не может набрать в лёгкие воздуха, будто ударили в живот.

Намджун лежит на кремовых простынях, связанный этими крепкими верёвками, его голова откинута на шелковую подушку, на которую стекает капелька слюны с плотно закушенной нижней губы.

Колени нетерпеливо трутся друг о друга, заставляя крепкие мышцы на ногах перекатываться под кожей, которая так красиво обтянута в зелено-белые полосатые чулки, а грудь выглядит набухшей и покрасневшей даже сквозь красное кружево.

Шея и уши покраснели от напряжения, короткие волоски тут и там прилипли ко лбу, но лучшее — это глаза.

Заплаканные.

Тут же устремляющиеся к Чонгуку и умоляющие.

Он не уверен, что ему делать. На самом деле, он просто потерян в своём самом сладком раю, пахнущем, как пережаренные на диком огне каштаны. Даже не может сделать шаг внутрь, такое чувство, что всё это рассыплется, стоит ему пошевелиться.

Они молчат, смотря друг на друга. У Чонгука широко раскрытые глаза и раздутые ноздри, а на шее выступили небольшие венки. У Намджуна слипшееся ресницы и наваждение.

— Пожалуйста, — хрипит старший, так тихо, что еле слышно, смущённо откидывая голову в сторону. — Прошу, Чонгук, пожалуйста, — он находит в себе силы вернуть взгляд к глазам парня в дверях и собирает всю оставшуюся внутри гордость, что бы показать, что не сломлен, но она быстро перемешивается с солёной водой, выходящей из его глаз, когда его тело вздрагивает от непрекращающегося раздражения кожи.

Чонгук хотел бы что-то сказать. Победно улыбнуться, может быть, съязвить. Было бы так круто выдать сейчас какую-нибудь сальную фразочку, да, но вместо этого он бежит к кровати с каким-то очень по-детски жалким ”хён!”

Его не заботит одежда на своём теле, не смотря на жар, который прошибает его с ног до головы.

Чонгук получает самый громкий и грязный стон, который когда-либо слышал в своей жизни, стоит ему всего лишь протянуть руку, аккуратно отодвигая кружево на груди в сторону.

Намджун под ним дрожит и ластится, когда чувствует, как его избавившеюся от колкого топа кожу приятно обдувает прохладный воздух.

Чонгук расстёгивает сзади две застёжки, освобождая его от этого мучения, и принимается ворковать, мокро облизывая и причмокивая всю покрасневшую кожу.

Старший альфа сходит с ума, коротко постанывая от долгожданных прикосновений. Он никогда не чувствовал, что так сильно в чем-либо нуждался.

Его тело само поддаётся под ласки, пока из глаз не полилось ещё больше слез.

— Пожалуйста, — он не был уверен, что знает, о чем просит, просто судорожно пытается продлить этот момент, совершенно теряясь в пространстве.

— Конечно, детка, — ворчит Чонгук, легонько дуя набухшие соски.

Боже, каким беззащитным был сейчас Намджун. Кажется, он был готов выполнить любую просьбу, лишь бы Чонгук не покидал его, и младший обязательно хотел бы использовать такую возможность, но, черт подери, не мог. Не тогда, когда это значило, что от его божественного тела придётся оторваться хоть на секунду.

Колени Намджуна трутся не переставая, так что Чонгук опускает на них руку, в успокаивающем жесте, пока другой ещё раз сжимает раскрасневшуюся грудь, потирая между пальцами твердый сосок на последок, и спускается ей вниз, поглаживая поясницу.

Из Намджуна вырывается нетерпеливый скулёж, его рот широко открывается, а глаза, напротив, захлопываются, делая щёки ещё более мокрыми от новых слёз, когда пальцы его парня, наконец-то, поглаживают распухший вход.

Чонгук принимает проталкивать внутрь пальцы, тут же чувствуя под ними влагу от оставшейся смазки. Вторая рука тоже скользит к бёдрам, что бы помочь себе и оттянуть одну половинку для лучшего доступа.

Внутри так тепло, боже, будто настоящий пожар. Как же здорово будет засунуть туда свой изнывающий от возбуждения член. Альфа внутри Чонгука ликует, смотря на то, как отчаянно Намджун подставляется под ласки. Сегодня он точно сможет завязать узел, может быть, даже два, что крайне не просто сделать вне гона, но так легко, когда всё нутро кричит о желании наполнить Намджуна щенками.

Старший альфа пытается выгнутся глубже, получше насадившись на пальцы. Ему было бы стыдно от хныканья, которое он издаёт, если бы его парень не обезумел бы так же сильно, неустанно вылизывая грудь, то и дело поднимаясь к шее, что бы вдохнуть поглубже феромон, от которого Чонгук сразу же рычит, капая слюной на кожу, пока вновь не возвращается к всё ещё ищущим трения соскам.

Пальцы внутри ощущаются отлично, за тем лишь исключением, что их очень мало. Но Намджун не хочет больше пальцев. Внутри всё жжёт и зудит, и больше всего на свете он хочет, что бы Чонгук перестал его растягивать и приступил к делу, потому что тогда внутри будет так тесно, что раздраженные стеночки смогут плотно обхватить член и хорошенько о него потереться, пока младший его трахает.

— Чонгук, — его имя из уст старшего звучит сейчас особенно вкусно, так что Чонгук не торопится дать ему договорить, утягивая в безобразный мокрый поцелуй, такой долгий, что Намджун, не выдерживая, немного поднимает голову, что бы продолжить свою мысль, пока младший всё ещё играется с уголками его губ, то и дело проталкивая язык глубже, мешая словам выходить из его рта. — П-пожалуйста, р-развяжи-ахм.

На его губы вновь опускается долгий поцелуй, пока руки Чонгука поднимаются выше, выходя из Намджуна, что бы освободить его кисти.

Он делает это так просто, всего за пару движений, что снова кажется Намджуну, отчаянно пытавшемуся выбраться из этих пут так долго, очень не честным.

Зато, он, наконец-то, может дышать, когда Чонгуку приходится оторваться от него, что бы быстро расправится с верёвкой на ногах.

Намджун довольно мурлычет, освободившись от сковывающих ощущений, и тут же хватает Чонгука за ворот, усаживая к спинке кровати, что бы вскарабкаться сверху.

— Малыш, — младший хлопает его по голому бедру, — я знаю, тебе не терпится, но давай я растяну тебя ещё немного, ладно? — Чонгук уже собирается привстать, когда Намджун толкает его в грудь, заставляя снова упасть на большие подушки.

— Завались, — сбивчиво шепчет Намджун вытаскивая из просторных спортивок, испачканных изнутри прекумом, налитый кровью член.

Чонгук сводит брови, и сжимает на бёдрах старшего руки, пытаясь, всё же, найти в себе силы остановить его.

Но стоит истекающей головке коснутся жаркого входа, как эти идеи тут же выбивает из головы. Намджун вообще никак не помогает ситуации, с трудом опускаясь ниже и о боже.

Это так влажно и так туго, что Чонгук под ним почти задыхается, когда старший альфа, даже не опустившись ещё до конца, довольно мурчит и стонет, поднимаясь и опускаясь с каждым разом всё ниже.

— То, что надо, — хнычет Намджун, опускаясь до конца.

Чувствуя внутри заполненность и усаживаясь поудобнее, он, наконец, может уделить пару секунд своему затекшему телу. Его руки тянутся вверх, когда он выгибается, подтягиваясь на члене Чонгука, и он разминает шею, игнорируя рычание под собой.

Он не красуется специально, но что поделать, если мелкий от него тоже без ума.

Голова медленно наклоняется в разные стороны, пока одна рука прижимает локоть второй к груди, что бы размять мышцы и там.

У Намджуна всё ещё влажное от слёз лицо и раскрасневшаяся, опухшая грудь. У него на ногах всё ещё длинные чулки, сжимающие и обтягивающие.

И он сидит на члене Чонгука, и кажется абсолютно сытым, вот так бесстыдно потягиваясь и ерзая бёдрами, что бы удобнее устроиться.

— Бесстыжий, — заворожено шепчет Чонгук, постепенно ощущая странное покалывание на члене. О боже, смазка, что была внутри Намджуна, — блять, как же чешется!

— Отсоси, — победно улыбается старший, в чьих глазах беснуются искры.

И, чёрт возьми, у Чонгука очень нехорошее предчувствие. Такое, что пробирается под кожу, неприятно щекоча мозги, но он не может отвлекаться на это, придавленный Намджуном, который наклоняется и целует так, будто не дышал всю свою жизнь, а губы Чонгука — первый и чистейший кислород.

Большие ладони старшего скользят по всему поджарому телу под собой, миленько скрещивая их руки над головой Чонгука.

Младший алфа сейчас бы замотал хвостом, если бы он был, от того, как это нежно и сладко — вот так переплести их пальчики, пока языки нежно касаются друг друга, пытаясь насытиться после всех этих игр, которые он устроил.

Именно так он попадает в ловушку – видя перед собой только самый желанный кусок сыра, наивно закрывая глаза на холодную клетку, в которой он лежит.

Его кисти ловятся в крепкую верёвку, позабыто завязанную на спинке кровати. Где-то глубоко в голове вспыхивает рефлекс – мысль о том, что второй альфа делает что-то странное, не входящее в его планы.

— Хочешь объездить меня? — игриво спрашивает Чонгук, подталкивая вверх свои бедра, на которых сидит Намджун, и снисходительно позволяя ему затянуть верёвку.

Его член проезжается так хорошо и глубоко внутри, что старший ненадолго сбивается, вновь пытаясь взять себя в руки.

Ничего опасного. Чонгук уверен, что распалил его достаточно, что бы получить желаемое прямо сейчас.

Они оба заведены слишком сильно – никаких больше игр.

— Вот ты вроде умный парень, Чонгук-и, — старший улыбается своей самой мягкой улыбкой, прежде чем поменяться в лице, — но иногда совсем головой не думаешь.

Намджун сверкает глазами, едва ли отрываясь от горячего, твердого тела и слезая с такого же члена. Пара движений, и его длинные конечности уже поднимают его с кровати.

— Намджун, — опускает формальности, самодовольно фыркая и совершенно плюя на обстоятельства, в которых оказался, — детка, не глупи. Иди ко мне.

Он становится ещё более самодовольным, когда Намджун послушно следует его словам, но похоть на его лице быстро сменяет раздражение, когда он видит знакомый, подцепленный с простыней, флакон в его руках.

— Кажется, ужин ты так и не доготовил? — как ни в чем не бывало, спрашивает старший, фиксируя ноги Чонгука весом своего тела, и открывая бутылочку.

— Перестань, — хмурится Чонгук.

Ему остаётся только скрипеть зубами, когда Намджун льет все оставшееся содержимое смазки прямо на налитый член, и тут же подтягивает резинку штанов назад, делая спортивки грязными внутри.

Он почти невинно целует своего парня в щеку и подцепляет несправедливо красивыми пальцами домашние шорты у кровати, удаляясь от нее в сторону двери.

Обнаженный, высокий, такой красивый. С этими совершенно блядскими чулками на ногах.

— Намджун, — рычит он, дёргая руками.

Дверь закрывается и, черт возьми, Чонгук проклинает себя за оставленный на спинке расслабленный узел.

Старший альфа насвистывает, шагая в ванную, что бы смыть с себя остатки смазки. Он не уверен, что был собой когда-либо более доволен, чем сейчас, удерживая в голове злой, полный отчаяния взгляд Чонгука.

Вкусно.

Теплая вода расслабляет уставшую от пыток кожу, Намджун на самом деле не может сдержать стон удовольствия, промывая себя пальцами внутри. В коридоре и на кухне все воняет Чонгуком, так что душевая кабина сейчас для него – настоящая крепость целомудрия.

Не смотря на это, его возбуждение, которое он стойко игнорирует, никуда не хочет уходить.

Мимолётная мысль останавливается в его сознании, расползаясь и заполняя весь мозг. Всего лишь фантазия о том, как сейчас выглядит Чонгук.

Боже, его член, наверное, просто сходит с ума, а в глазах наверняка скопились слезы.

Ему страшно и одновременно трепетно от понимания того, что сейчас то он, может, и убежал, но разбираться с этим все равно придется.

Чонгук наверняка будет очень голоден к тому моменту, как Намджун решит закончить его наказание и, хоть еда тут и не причем, старший решает пойти хотя бы доготовить ужин, что бы занять себя чем-то в квартире, пропитанной манящим и отвлекающим ароматом переспелые яблок.

Хорошенько вытирая кожу и натягивая на себя домашние штаны, Намджун отправляется на кухню, игнорируя невозможное желание остановиться у комнаты, послушать сквозь дверь глубокие постанывания, может, тайком приоткрыть, ловя на себе одичавший, но такой нуждающийся взгляд...

Его пальцы уже скользят в воздухе к ручке, и только рычащее, совсем не доброе ”Намджун, сука.” едва ли слышное из-за двери, заставляет его одернуть кисть.

Немного страшно. Не потому что Чонгук страшный, а потому что у него и без всяких раздражающих смазок член бывает главнее собственной головы, и, когда Намджун делал то, что сделал, он думал только о сладкой мести, но совсем не о том, что потом придется с этим разбираться.

Перевозбужденный Чонгук, измученный и распаленный действием смазки, кажется не маленькой проблемой.

С другой стороны, Намджун успокаивает себя тем, что выдержал уже не один его гон, так что, должно быть, все в порядке, потому что с этим то он тем более справится. Это успокаивает его достаточно, что бы уйти на кухню и порезать на небольшие круглешки уже поджаренные сосиски.

Стойкий запах феромона туманит его голову, заставляя тело немного растекаться, так что он берет себя в руки, что бы в них же взять острый нож.

Намджун вздыхает, обнаруживая на плите брошенные, с не слитой водой макароны. Если бы он ещё помнил, где у них находится дуршлак – в конце концов, готовит им, в основном, либо Чонгук, либо повара из доставки за углом соседнего дома.

Обыскивая ящики, он то и дело возвращается мыслями к комнате, в которой Чонгук, рычит и мечет. И ждёт его, черт.

Намджун надеется, что это сойдёт ему с рук. Потому что да, сам он младшего баловать любил, прощая ему любую дурость, но вот Чонгук подобной благосклонностью не отличался.

Его любовь чаще проявлялась в восхищении и защите, а не в снисхождении и заботе, как у Намджуна. Так что небольшие мурашки страха перемешанного с предвкушением пробирают его прохладную после душа спину.

Предвкушение... Старший альфа возиться с только что обнаруженным прямо перед его носом дуршлаком, пытаясь понять, откуда это чувство взялось.

С Чонгуком всегда чувствуешь это - горячий азарт, заставляющий твоё сердце заходиться в нетерпении.

Может быть, это единственная аналогия, по которой он может понять зависимых от чего-либо людей.

Приглушённое, но всё ещё очень громкое ”Намджун!” доносится до него из комнаты как раз в тот момент, когда он сливает воду. Боже, это заставляет его замереть.

Это правда очень громко. И так злобно, что альфа внутри Намджуна щетиниться, невольно оголяя клыки.

Он не хотел его злить злить, он хотел поиграться.

Но, черт подери, он так же не хочет проигрывать.

Кажется не честным, что Чонгук позволил себе даже из квартиры уйти, ведь да?

Старший альфа так и стоит неподвижно, неуверенный в том, какой следующий шаг ему стоит предпринять.

Кажется, пару капель воды из кастрюльки теперь попали на его кожу и обжигают указательный палец, так что он, всё же, ставит её назад, вытирая руки о полотенце, небрежно кинутое рядом с плитой.

Намджун всё равно не успевает обернуться, когда слышит скрипт двери из комнаты и сердце заходится в бешенном темпе.

Как это может быть?

Скрежет половиц едва ли слышно добирается до его ушей. Он слышит тяжелое дыхание позади себя. Даже если бы не слышал, не трудно было бы угадать, что к нему кто-то приближается, не только по тому, что кухня в одно мгновения заполняется феромонами настолько сильно, что нос начинает сам по себе чесаться, в попытке чихнуть — сама атмосфера к комнате тут же становится тяжелей, просто инстинкт, просто предчувствие.

— Ты должен быть связан, — шепчет он одними губами, сразу понимая, что во рту страшно пересохло.

Своей спиной он действительно может чувствовать жар исходящий от стоящего рядом тела, не смотря на то, что Чонгук, кажется, должен быть полностью одет, и тихие, но такие свирепые порыкивания, что хочется стукнуть наотмашь и спрятаться.

— А ты должен научится затягивать узлы потуже и закреплять их хотя бы один раз, — обманчиво любезно шепчет младший, опуская дрожащие руки на крепкую талию, тут же подцепляя пальцами краешки шорт.

Шорты медленно расходятся по швам, разрываемые сильными руками, хотя Чонгуку ничего не стоило их просто спустить. Черт подери, он действительно не в духе.

Намджун прикрывает глаза, надеясь, что его не развернут к себе лицом.

Родные ладони расправляются с шортами, которые бесполезной тряпкой падают на пол, и Чонгук всё же разворачивает его к себе.

Глаза совершенно зациклены на его же руках, с одной из которых свисает толстая красная верёвка.

Намджун завороженно смотрит, как он отодвигает свои спортивные штаны, где всё влажное и липкое, что бы использовать эту же смазку на уже помывшемся Намджуне.

— Что-ай! — его вертят в руках, что бы поудобнее приставить пальцы ко входу, — может переберёмся в кровать? — неуверенно предлагает старший, когда его смазывают внутри.

Следующие слова застревают в горле, когда в одно мгновение пальцы сменяются членом.

Немое оцепенение овладевает им от быстрого, настойчивого темпа, установленного сразу же. Намджун просто вытягивается всем телом, пытаясь опереться о столешницу, что бы не упасть, пока его пухлые губы расходятся в крике.

— Ч-ч-чонгук, м-медленнее! — его толкают всё сильнее и сильнее, отодвигая в сторону одно бедро и прижимая к кухонному гарнитуру, так что Намджун пробует ещё раз, когда вся левая часть его тела уже лежит на холодной древесине. — Па-А-постой!

Чонгук не разговаривает с ним, хмуря брови и жадно оглядывая его раздвинутые бедра, но без реакции слова, если их можно так назвать, старшего не оставляет.

Веревка, болтающаяся на его руке довольно быстро и неприятно врезается между его приоткрытых губ.

Чонгук пренебрежительно толкает Намджуна, что бы развернуть к себе спиной и потянуть за края веревки, затягивая узел на загривке.

— Просто заткнись, — Чонгук шлёпает бедрами без остановки, никак не теряя темпа не смотря на растущий узел.

Намджун хнычет, скользя руками по столешнице. Обычно, узел Чонгука формируется намного дольше, а сейчас это всего несколько минут. Он никогда не кончал так быстро и это все так сильно подводит старшего альфу к краю.

Он теряется в своих ощущениях каждый, каждый чертов раз, когда его парень нещадно трахает его на кухне до красной кожи и сорванного голоса.

Он у Намджуна хриплый, бас срывается на октаву выше, едва ли заглушая громкие шлепки.

Чонгук стонет тоже, когда его узел, наконец, формируется, запирая его внутри Намджуна. Даже так он пытается двигаться, и стонет снова, когда не получается.

— Я тебя нахуй разрушу, — сбито шепчет Чонгук, принимаясь ощупывать все ещё покрасневшие соски одной рукой, пока вторая опускается вниз, что бы поиграться с уретрой.

Намджуну нечего ответить, пока на его языке крепко сплетенная, толстая веревка, тяжело врезается в корешки рта. Кожа наверняка потрескается.

Плевать.

Он подмахивает бедрами, пытаясь приподняться на руках, что бы оторваться от столешницы и дать младшему лучший доступ к своему телу.

Иногда ему так жаль, что узлы Чонгука держаться ненормально долго, но давящая изнутри наполненность делает из Намджуна разбитое месиво, думающие только о том, как заставить эту огромную штуку внутри снова двигаться.

— Прости, — хрипит из-за спины Чонгук, получая в ответ только вопросительное мычание. — Прости, что использовал на тебе эту хрень, — Намджун оборачивается на него уставший и затраханный, но с приподнятой бровью и чертовски самодовольной улыбкой. — Тц, ты несносен, — закатывает глаза младший, быстро ударяя бедрами, что бы Намджун подпрыгнул на его члене и стёр эту глупую рожу со своего лица.

— Пока я лежал там, — продолжает он, как ни в чем не бывало лениво поглаживая возбуждённый до предела ствол под своей рукой, — я не мог думать ни о чем другом, кроме как о твоей тесной, тугой дырке, хорошенько сжимающей меня, — он ещё раз двигается, пытаясь пристроить и протолкнуть узел как можно глубже, и наклоняется вниз, — ты снова чувствуешь это, да, детка? Как смазка с моего члена заставляет тебя тереться об меня, пытаясь получить как можно больше.

Чонгук сжимает кулак на его члене, двигая кистью быстрее, а Намджун может только тупо кивать на его грязные слова, но рука останавливается, стоит ему только подумать о том, что он вот вот готов кончить.

— Ты кончишь только тогда, когда мой узел расформируется, что бы я мог повеселиться с твоим разморившимся телом после оргазма, ага?

Он хлопает его по щеке, не сильно, как послушного щенка, и тянет за верёвку, что бы поднять голову старшего повыше, и, наплевав на верёвку, начать жадно облизывать и покусывать распухшие и теперь ставшие слишком большими губы.

Грязно. Намджун не может сомкнуть рот или проглотить накопившуюся слюну, верёвка давно промокла, и теперь это всё усугубляется этим <s>до дрожи вкусным</s> мерзким поцелуем.

И Чонгук сдерживает своё обещания, доводя его рукой до оргазма, как только его узел начинает расформировываться. Он всё ещё слишком большой, что бы двигаться как следует, но Чонгук пытается, о, видит бог, он ещё никогда в своей жизни не был так старателен, как сейчас, растягивая распухшие края до предела, что бы вонзиться снова, с новым шлепком.

Младший альфа любезно даёт, всё же, сперме вытечь, прежде повязать его ещё раз, но Намджун теряет равновесие, падая перед ним на колени, как только член выскальзывает из него.

Колени саднят, пока кожа неприятно покрывается мурашками на холодном кафеле, но он совершенно не обращает на это внимания, способный смотреть только на снисходительную, почти издевательскую улыбку стоящего над ним Чонгука, полностью одетого, с высунутым из треников членом.

Ему даже не стыдно позволить младшему играться головкой с его губами, пока он, наконец, не дёргает за край верёвки, позволяя ей соскользнуть куда-то на шею, что бы протолкнуть член в манящий жар рта.

Умолять и плакать всё же приходится вновь, когда Чонгук, поставив его на ноги, входит обратно, что бы завязать ещё один узел, а после прямо так и тащит его в душевую кабинку, с ногами старшего вокруг его поясницы, что бы помыться, пока он сходит.

И, конечно же, смыть, наконец, эту ужасную смазку, когда узел позволяет их телам отодвинуться друг от друга.

— Чулки, хён, — Чонгук, водит пальцами по его животику, мягко вылизывая припухшие края дырочки Намджуна, раскинувшегося на их кровати. — Я действительно хочу видеть их на тебе чаще.

Старший альфа без задний мысли кивает, соглашаясь со всем, что ему говорят, и закатывает глаза, позволяя раздвинуть свои ноги шире.

На самом деле слишком широко, Чонгуку столько не нужно, ему просто нравится вид, который открывается для его хищных глаз, когда хён трясется, никак не контролируя своё тело.

И трахать его в таком состоянии тоже так сладко-сладко, потому что можно никуда не торопиться, медленно скользя сквозь упругих половинок и выцеловывая влажные дорожки у его глаз.

А потом отпаивать горячим шоколадом с зефирками, усадив на свои колени перед ноутбуком, на котором включен какой-то слишком глупый и сопливый для такого человека, как Намджун, фильм. Но Намджуну нравится. Его глаза миленько слипаются, хоть он и пытается сделать вид, что совсем не хочет спать, что бы не пропустить вторую порцию любимого напитка.

— Ты делаешь самый вкусный горячий шоколад, Чонгук-и, — младшего альфу любовно целуют в руку, укладывая её обратно себе на талию, когда он возвращается с двумя вновь наполненными чашками.

До праздника неделя. Всего неделя, и Чонгук, аккуратно отодвигая лишь наполовину опустошенный стакан, укладывает своего парня спать с головой, полной мыслей.

Он, убирая ноутбук и накрывая Намджуна пледом, тихо встаёт с кровати, что бы подойти к своему компьютерному столу. Там, за неразобранным хламом, бережно спрятана маленькая коробочка. Альфа оборачивается на кровать, убеждаясь, что парень спит, прежде чем достать её.

С тех пор, как он купил это кольцо, он не может перестать смотреть на него, мучаясь страхами того, что его отвергнут. Оно сделано под заказ и подойдёт идеально — пока портной снимал с Намджуна мерки, делая в подарок на его день рождения костюм, было не трудно снять мерки с пальцев, под предлогом дурашливой шутки, раз уж в его руках оказалась лента.

Но вдруг цвет не тот? Или камень не понравится?

Вдруг дело будет не в кольце, если он скажет ”нет”?

Чонгук хмурится, возвращая коробочку на место и протирая пальцами глаза.

Спустя неделю, под бой курантов, его сердце бешено заходится, пока он опускает одно колено на пол.

Спустя ещё мгновение, оно готово разорваться, когда Намджун, округляя глаза, делает то же самое, доставая из своего кармана коробочку таких же размеров, но с другим кольцом внутри.

Прежде чем ответить синхронное ”я согласен” и рассмеяться от нелепости ситуации до коликов в животе, взгляд Чонгука на секунду приковывается к открывшейся из-за позы старшего лодыжке, на которой отчетливо виднеются зелёно-белые линии тех самых чулков.