Пролог. Начало (2/2)

Смена заканчивается ровно в шесть вечера, и Чонгук в пробках добирается домой. Ключ в замочной скважине поворачивается, отсекая остальной мир. Сначала в полумраке, потом в ярком свете луны он увидел его, эту черту боли, искривившую рот. И сейчас он чуть не со страхом ждёт той минуты, когда Чонгук вернётся домой. Он знал, что, оставшись один, не выдержит, непременно примется снова плакать в подушку.

— Что с тобой? — снимая пиджак, спрашивает Чонгук.

Чимин смотрит на него стеклянными, невидящими глазами, сидя на подоконнике, поджав ноги. Мужчина подходит к супругу, оставляя поцелуй на лбу, не замечая, в каком расстроенном чувстве пребывает Чимин.

— Как там Аргентина? Месси забил? — слышится звонкий голос Чонгука из кухни и мерный шум воды из крана.

Чимин пристально всматривается в спину мужа, спрашивая себя, доводилось ли Чонгуку когда-нибудь прежде скрывать тайну от него. Есть ли они у него?

Что же — соврать ему? А не лучше ли оставить на всё, как прежде? Зачем правда? Будет ужасно, если он всё узнает. А если нет, — так незачем и беспокоиться.

— Почему не попросил встретить в аэропорту? В котором часу ты прилетел? — отпивая немного воды, спрашивает Чонгук.

— В пять, — единственное, о чём умолчал Чимин, что прилетел он вчера, оставшись у друга.

— Чем так расстроен? — руки начинают трястись, как во время недавней ломки, но Чимин кое-как пытается успокоить нервозность и только в отрицании мотает головой.

— Я… устал, — слазит с подоконника и на полусогнутых, тихо, на полутонах серости своей жизни и их брака плетётся в спальню.

Чонгук провожает его взглядом, тем, будто что-то заподозрил в поведении своего супруга, но ему было всё равно: их брак — как ржа, разъедающая металл. Нет, это не значит, что Чонгук настолько глубоко погружён в сон, что не видит дальше своей прошивки, которую в него внедрило общество, отравив заблуждением, что брак — показатель любви мужчины.

Брак был всегда про деньги и умножение капитала. Брак — это бизнес и не имеет ни к любви, ни к семейному счастью никакого отношения.

Чимин засыпает. Он сидит на крыше высотного здания, встречая холодное зимнее утро в давящем серостью и пустотой городе, который ему опостылел с самого рождения; видит красные стоп-сигналы машин, угрюмых, спешащих по своим делам взрослых, толпы зевак и мигалки полицейских байков. Не самый благоприятный период в его жизни и жизни всего города, на каждом углу можно повстречать нищих и больных, в подворотне наткнуться на грабителя с ножом или огнестрелом, найти в канаве чей-то хладный труп и метры жёлтой изоленты.

У него бешено колотится сердце потому, как под ним пропасть; он сидит на самом высоком здании, в самом центре Сеула, а на его лице маска. Никто не знает его настоящего лица, никто никогда его не видел; никто не знает, как зовут этого супергероя, вышедшего из комикса про человека-паука, и газеты в своих громогласных статьях называют его не иначе, как Чёрная вдова. Чёрная — из-за цвета его костюма, вдова — из-за способности пускать паутину и ползать по любым поверхностям, точно паук.

Декабрь — это, когда ощущение анабиоза не покидает ни на день. И, можно сказать, что истощение — нормальное вполне состояние, если оно раз в году, но Чимин ощущает себя истощённым постоянно. Он падает. В серость города, летя вниз головой, позволяя ледяному ветру сковать его тело, видя, как этот монстр, разинув свою огромную пасть, хочет его сожрать.

И тогда он выпускает длинную, липучую нить белой паутины, цепляясь за стенку другого здания, и летит. В отражении зеркальных поверхностей высоток мелькает его чёрный силуэт, когда он проносится между ними. Боится ли он высоты? Он прежде не задумывался, но разум его боится; он падает в пустоту, когда паутина обрывается, и кошмар заканчивается. Чимин просыпается на кровати в их спальне. Для него это странно и непонятно, чувство падения в пропасть его не оставляет даже после того, как он распахивает глаза. Перед ним белый, плывущий в тусклости утра понедельника, потолок. Голова кружится. Чимин буквально ощущает лёгкий приступ паники, и она точно не первый раз. Он морщится, вспоминая вчерашний вечер. Встаёт, сонно потягиваясь, и плетётся в их ванную.

Чимин смотрит на своё отражение в лёгком недоумении: под глазами пролегли тёмные тени от усталости, и сам цвет лица напоминает ему хладный труп, которые лежат в морге. Он видит их часто, заглядывая к своему мужу на работу. А Чонгук не имеет ничего против: Чимин отучился на журналиста, в своей работе он ещё и не с таким сталкивается. Омега щурится, начиная массировать виски, и буквально ощущает боль в своём теле. Мигрень, которая начала его мучить с недавних пор, всё никак не отпускает его, даже после назначений врача и его рекомендаций снизить нагрузку. В такие моменты мысли Чимина всегда далеки от реальности. Он не замечает посторонних, всё то, что его окружает, как будто застывает. Только касание возвращает потерявшегося во времени и пространстве, в своей паутине мыслей, юношу обратно, в мир красок и звуков.

Из необъяснимой душевной прострации его выводят посторонние шаги и руки, коснувшиеся его плеч.

— С добрым утром, — голос Чонгука звучит хрипло после сна. Он обнимает Чимина со спины, оставляя нежный поцелуй на его шее.

Омега смотрит на него через отражение в зеркале, следит за его крупными ладонями, скользящими по его телу, за его движениями. Чонгук крепко прижимает его к себе. Так получается, что они снова занимаются сексом утром в ванной комнате у раковины. Муж нежен и ласков с ним, как и всегда. Темп нарастает с каждым движением, выбивая из Чимина стоны и даже крик перед оргазмом, после которого у него дрожат ноги и руки, которыми он опирается о раковину. Он облизывает пересохшие губы и дышит глубоко, размеренно, стараясь восстановить своё сбившееся дыхание. Открывает глаза, когда слышит зовущего его по имени Чонгука. Тот уже на кухне, сварил кофе и ждёт, когда Чимин выйдет к нему, чтобы неспешно позавтракать в тишине, разбавляемой лишь тиканием настенных часов.

Омега быстро принимает душ, смывая с себя следы мужа. Он уже давно не улыбается. Чувствует бегущие по спине мурашки, когда открывает глаза замирает в неверии, смотря на белую плитку и бегущих по ней чёрных пауков. Чимин завороженно следит за их передвижениями; пауки бегут к его ногам, и у него сдавливает горло. Он вдруг испытывает странное ощущение, не панику или страх перед насекомыми, а тягу, проводит ладонями по лицу, закрывая глаза, а когда поднимает веки — перед ним просто белая стена.

Несколько минут они в разнеженной тишине завтракают, одеваются так же молча. Потом звенят ключи от квартиры в руке, а после — всю дорогу до работы Чимина Чонгук не издаёт ни звука.

Омега молчит тоже.

Лишь сглатывает сладкий цитрусовый запах, не принимая во внимание терпкость этого аромата в салоне, и, не сумев себя побороть, снова и снова бросает взгляды в зеркало заднего вида.