Пролог. Начало (1/2)

В мире нет человека, который бы хоть раз за свою жизнь не сталкивался с человеком помешанным, потому что невозможно жить в городе в условиях абсолютного стресса и не сойти при этом с ума. Многие лица, признаваемые душевно здоровыми, сплошь и рядом оказываются людьми душевнобольными, а лица, признанные специалистами людьми душевнобольными, в обществе считаются душевно здоровыми. Как провести грань между нормой и душевной болезнью? Если не забывать о том, что каждый болен, а болен потому, что дух его в неволе, что у мира есть ни одна, ни две, а тысячи и миллионы резких граней. Мир никогда не был однополярным. Но само отношение к миру сейчас теряется, человек сейчас действует заодно, но заволоченным туманом сознанием.

Стал наконец-то накрапывать дождик, и вдруг верескнул с раскатом гром, хлынул, как из ведра, ливень, что в скором времени уже лил стеной. Машины длинной вереницей стояли, и в отражении его очков бликами играли красные стоп-сигналы. Работа была его той частью жизни, о которой не похвастаешься при знакомстве с омегой на первом свидании, несмотря на очень значительные в последнее время успехи: хирургия заинтересовала молодого альфу ещё на первых курсах и после одной встречи, он решил, что станет хирургом. Однако утро сегодня было отвратительным, и на работу не особо хотелось ехать. А кому вообще должно хотеться ехать на работу в свой выходной? А ещё недавно в социальной сети альфа посмотрел интервью одного знаменитого футболиста, чья карьера началась так стремительно, что в свои двадцать три он уже обладатель золотого мяча, но не успехи привлекли внимание врача. А комментарии людей, которые сидят такие никому неизвестные ноунеймы и жалеют восходящую звезду футбола. У альфы всегда был один вопрос к таким людям: а этим жалеющим и соболезнующим себя не жалко? За свои долги в банках, кредиты, ипотеки, несостоявшиеся браки? За свою нелюбимую работу, на которую они вынуждены, как на каторгу, таскаться каждый день и заниматься там ничем?

Прежде чем писать подобные комментарии, нужно самому из себя хоть что-то представлять, а не жалеть того же Криштиану Рональдо или Неймара, увидеть и понять, что движет этим всем неудовлетворённость собственной жизнью. Но Чон Чонгук своей жизнью был исключительно доволен во всех сферах: потрясающая работа, карьера в центральной клинике Сеула, своя квартира, хоть и маленькая, и муж — успешный в своём деле, постоянно пропадающий неделями, бывает и месяцами заграницей. Доволен ли Чонгук своим браком? Вполне, за исключением одной детали: Чимин — не его истинный, но зато соответствует всем критериям Чона. Блестящая партия, и отличный секс — всё ещё тема для разговора.

Встречает его, как всегда, приехавший в свой рабочий день альфа Мин Юнги. Психиатр: опасная смесь острого ума и обаятельного хладнокровия, вкупе с профессионализмом.

В субботу неприлично много народу для шести утра. «Одиннадцать» — произносит в уме номер этажа Чонгук, когда боковым зрением замечает Ким Намджуна. Протягивает руку для приветствия, но в этом жесте нет и капли уважения: они давние неприятели, с первых дней интернатуры, когда молодой, не очень осмотрительный Чонгук разлил свой кофе на халат доктора Кима.

В общем и целом из всей больницы Чонгук общается только с Мин Юнги.

— Как ночь? — первый вопрос дежурному хирургу, что встретил заведующего по дороге домой.

— Двенадцать привозов и все под нож.

— Как обычно, — констатирует Чонгук. — Хорошего дня. Спасибо.

В отделении хирургии есть определённая линия поведения: врач — пациент, заведующий — хирург, пациент — заведующий. Работа Чонгука всегда стоит для него на первом месте; по дороге в операционную звонит Чимин. Между ними ничего не изменилось, несмотря на то, что супруги расстались в ссоре: Чимин укатил в Аргентину по работе, Чонгук — к себе в отделение. Не изменилось, в плане: что не стоит ссоре придавать слишком большого значения и тешить самолюбие тестю Чонгука, посчитавшим бы это новым поводом для развода. Им даже не нужно изображать, что ничего не было, ведь никому из них эта ссора и не нужна была — просто всплеск адреналина в крови по венам в мозг.

— Да? Я тебя слушаю, — надевая на лицо маску, поднимает трубку Чонгук.

— Г-гуки, — Чимин больше не мог сказать и слова, задыхаясь в тонких всхлипах, не давая Чону понять происходящего. Время подходило к концу, секунды до того, чтобы сбросить звонок и начать готовиться к операции.

— Что с тобой? Ты где, Чимин? — чуть громче, непривычно выходя из себя, и беспокойство в непонятной ситуации. — Ты в порядке?

— Д-да, да, я цел, всё хорошо.

— Тогда чего сырость разводишь? Туш потечёт, Неймар такого красавца не поцелует при встрече, — Неймар — известный футболист, играющий за Бразилию.

— Я прилетел утром.

— Как матч?

Стук ливня, бьющего по стеклу и стоп-сигналы машин, казалось, делают тишину ещё более гнетущей. Глухой шум Сеула доносится до уха Чонгука, как гудение далёкого органа, но Чимин упорно продолжает молчать, а время уже на исходе. Чонгук сбрасывает.

Посреди операционной стоит стол, на котором молодой человек необыкновенной красоты, а вокруг него хирурги, немного поодаль, стоят и студенты. Чонгук осматривает юношу, с таким взглядом отображающим его профессионализм, что недовольство не сходит с его лица, покуда он не понимает, что операция предстоит сложная, многочасовая.

Сперва Чонгук выполняет тщательную первичную хирургическую обработку, удаляя инородные тела и берёт посевы из раны на микрофлору и чувствительность к антибиотикам, производит с напарником менингомиелорадикулолиз, восстанавливают просвет позвоночного канала. В конце устанавливает поясничный дренаж, как последний мазок художника, и довольный проделанной работой, выходит из операционной, сдирая с рук окровавленные перчатки и маску.

В висках стучит неистово, будто мозг его очутился между молотом и наковальней. Отвлекаться получается лишь на пару минут, после — всё заново. Чонгук глубоко вдыхает, прикрывая свинцом налившиеся веки, и ударяется затылком о холодную плитку позади. Его разум вопит и щемит сердце, бьётся заполошено быстро, гоняя одну мысль по кругу: омега — его истинный.

Думать об этом больно даже физически. Распирает от непонятных ощущений, от понимания, что не вправе поддаваться чувствам, что бессовестно даже о таком думать, но всё равно до исступления хочет понять, расчленить на клетки свои ощущения.

А потом снова себя корит за выкуренную сигарету. За лютую дерзость, с которой позволяет себе подобные мысли, невзирая на откровенную насмешку судьбы, подарившей ему пересмешника. Чонгук не мог так ошибиться, сизый дым слетает с приоткрытых губ, растворяясь перед ним, растворяя его мысли.

Что дальше?