4 (1/2)

Дорога домой больше не казалась такой долгой, погода слишком холодной, а небо грузным и серым. Наполненный необыкновенным чувством легкости, Чимин шагал с неестественной для него, но настоящей и искренней улыбкой, витая в облаках и улыбаясь каждой птичке, каждой букашке и зеленым, распускающимся листочкам на деревьях. Его тело грело яркое солнце, а душу — чувство, которое он уже давно позабыл. Ощущение того, что он кому-то важен, возможно важен не настолько, насколько хотелось бы, но это уже хоть что-то.

Доброта и повышенное внимание со стороны другого человека, который не воспринимает тебя, как грушу для битья или как мешок с деньгами, на которого ты работаешь, настолько воодушевили Чимина, настолько сильно повлияли на него, что даже по приходу домой с него не сползала глупая улыбка. Прислуга, снующая из стороны в сторону и заметившая такое состояние хозяина, косо смотрела на него и перешептывалась друг с другом. Зрелище настолько удивительное и редкое, что даже сам Сокджин в недоумении наблюдал за тем, как Чимин пританцовывая направлялся к кухне и наливал воду из кувшина, что-то напевая себе под нос.

Не забывая о своих обязанностях, управляющий быстро разогнал глазеющую на хозяина прислугу и закрыл дверь на кухню.

— Вы уже вернулись, — привлек к себе внимание Сокджин.

Испугавшись, Чимин вздрогнул, отчего часть воды из кувшина пролилась на стол.

— Сокджин, ты меня напугал, — схватился за сердце Чимин и поспешил вытереть воду со стола, но управляющий перехватил полотенце и сам принялся за это дело.

— Я не пугал вас, — обыденно произнес он, продолжая избавляться от влаги на столе. — Просто вы ничего и никого вокруг не замечали, — Сокджин делал вид, будто его не волнует эта резкая перемена в настроении Чимина, потому что помимо задачи по управлению всеми процессами в доме хозяев, немаловажным пунктом в его работе было так же правило: не совать нос не в свои дела. Это касалось всего персонала.

— Я действительно тебя не заметил, — в голосе Чимина слышались нотки оправдания, но хоть и небольшая, но улыбка все еще касалась его губ.

— Надеюсь это не из-за того, что вам пришлось отправиться к врачу и с вами на самом деле все хорошо.

— Я в порядке, Сокджин, спасибо, — поблагодарил Чимин управляющего, но быстро спохватился, — но возможно мне придется еще пару раз посетить врача, — немного неуверенно, но ему пришлось соврать, чтобы в следующий раз, когда Чимин соберется покинуть дом один, не возникло подозрений насчет причины, по которой ему нужно уйти. Продумывать теперь нужно было все наперед и Чимин позаботится об этом, потому что уходить из дома теперь хотелось в два раза сильнее. И если раньше хотелось просто уйти, то сейчас хотелось уйти к конкретному человеку. — Ну знаешь, чтобы быть уверенным в том, что я полностью здоров, — для убедительности слов он немного криво улыбнулся, и после того, как Сокджин одобрительно кивнул головой, с облегчением выдохнул и поспешил удалиться из кухни, так и оставив стакан с недопитой водой на столе.

Настроение было на удивление хорошим и его не испортил даже Чонгук, вернувшийся с работы. Чимин уже давно понял, что если не хочешь чтобы тебя снова облили дерьмом и испортили настроение, просто не нужно обращать внимание на источник раздражения. Это получалось не всегда, но портить себе настроение именно в этот день ему не хотелось, поэтому когда в их спальню вошел Чонгук, он мысленно оградился от него, представляя, что его здесь нет и продолжал пребывать в своем мирке, где царили доброта, спокойствие и мысли о том, что теперь все будет по-другому.

Но, как ожидалось, это продолжалось недолго. Пока Чимин перебирал свои кисти и краски, чтобы найти подходящие для своего следующего рисунка, его необычное и довольно подозрительное хорошее настроение, как для человека, пережившего днем ранее большую ссору и первый побой, не то чтобы насторожило Чонгука. Это его очень сильно насторожило.

— Выглядишь все также отвратительно, но тебе как будто на это все равно, — Чонгук с отвращением смотрел на мужа, который упорно продолжал делать вид, будто ничего не слышит, что раздражало еще больше, чем тупая улыбка, которая потихоньку начинала пропадать с глупого лица. — Все еще пытаешься себя убедить в том, что что-то умеешь? — быстро сократив расстояние между ними, одним махом руки он со злостью разбросал тюбики с краской, которые Чимин так старательно и аккуратно перебирал.

Вместе с красками рухнуло и сердце. То, от чего он так старательно пытался оградить себя, все равно настигло его и снова раздавило. Рисование было единственным делом, которое помогало Чимину оставаться в здравом уме и не поехать крышей от такой жизни. Это было единственное, что ему позволяли делать и то, что как ему казалось, он умел делать, но теперь Чонгук посягнул и на это.

С застывшими в глазах слезами и стиснутыми зубами он изо всех сил старался сохранять лицо и не прогибаться хотя бы раз в жизни. Чонгук мог унижать его сколько угодно, мог издеваться над ним морально и не только, но не отбирать последнее, что у него осталось.

— В моей груди не часы, там бьется сердце, — отчаяние застыло в глазах вместе со слезами. — За что, Чонгук? — тихо, но твердо. Чимин медленно поднимался на ноги, бесстрашно глядя в глаза ужасу, который преследовал его уже столько лет.

— Ты сам знаешь, — не отступая цедил сквозь зубы Чонгук.

Чимину потребовалось несколько секунд, чтобы прикрыть глаза, набрать в легкие побольше воздуха и успокоить бурю, которая бушевала внутри. Теперь, когда он знал, что есть хотя бы один человек на Земле, который не обращается с ним, как с куском мяса, ему хотелось и вести себя подобающе.

— Чонгук, — он поджал губы, смотря четко в глаза, — наши родители договорились. Я пытался полюбить тебя.

Чонгук же никогда не любил, когда завязывался именно этот разговор. Он уже знал наперед, что Чимин скажет и точно знал, что это будет правдой, но какой в том толк, если ничего нельзя изменить?

— Не я виноват в том, что ты несчастен, но именно ты являешься причиной моего несчастья, — Чимин не сдавался. Смотрел выстрадано и выучено на фигуру мужа, который шагал по комнате и упорно делал вид, что не слышит ничего. — Давай разведемся, я прошу тебя.

— Нет, — Чонгук не хотел и слышать этого. — Я не позволю тебе омрачить мою репутацию разводом, — он мигом приблизился к мужу, в угрожающем жесте размахивая пальцем перед носом, — и делить все имущество я тебе тоже не позволю.

Чимин грустно улыбнулся. Да если бы все дело было только в имуществе. Он бы и рад был сказать, что оно ему не нужно, но только смысла в этом не было, потому что Чонгуку абсолютно плевать на любые слова Чимина.

— Для тебя карьера важнее человеческих судеб, Чонгук. В кого ты превратился? — Чимин с сожалением смотрел на человека, которого не узнавал. Неужели это тот человек, за которого его когда-то отдали замуж?

— Не тебе меня судить, — сквозь зубы цедил Чонгук, пытаясь задавить Чимина своим тяжелым взглядом. — Ты знаешь, что это ты сделал меня таким.

— Прекрати! — завопил Чимин. Сил на то, чтобы терпеть эти вечные, неоправданные упреки не осталось. — Не я виноват в том, что нас поженили насильно! Не я виноват в том, что тебе пришлось его оставить!

— Иди к черту!

— Я тоже не хотел этого брака! — не унимался Чимин. Надежда достучаться до Чонгука никогда не угасала и всегда теплилась где-то внутри. И если он до сих пор не ушел или не заставил Чимина замолчать своими приемами… то может это тот самый шанс на то, чтобы быть услышанным. — Мы оба — заложники воли родителей, — он стойко пытался выдержать ужас, который излучал Чонгук и уже более тихо и осторожно продолжал говорить свою правду, словно боялся спугнуть супруга, который в любую секунду мог вспухнуть, как спичка. — Я давно тебя не держу, не держи и ты меня.

Лицо Чонгука источало зло в самом чистом его проявлении. Губы были поджаты, брови нахмурены, а глаза вот-вот готовы были пустить стрелы, чтобы пронзить Чимина насквозь. Но лишь мгновение отделяло Чонгука от того, чтобы кардинально измениться в лице. Нездоровая улыбка, которая медленно исказила его лицо, была настолько устрашающей, что Чимин едва ли не сжался, а глаза, которые секундой ранее были полны стрел, одна из которых была готова пронзить сердце Чимина, чтобы тот умер быстрой смертью, теперь были полны кислоты, которую тот готов был выплеснуть на мужа, чтобы смерть была долгой мучительной.

Да.

Страдания Чимина — единственное, что было ему нужно.

— Ну уж нет, Чимин-и, — неестественно ласковое обращение не сулило ничего хорошего и Чимин уже приготовился для смачной пощечины, которая могла прилететь в любое мгновение. — Ты испортил мне жизнь одним своим существованием, — шел в наступление Чонгук, плескаясь ядом, — если бы ты не родился, я был бы самым счастливым человеком, так что будь уверен — он почти смеялся, — я тебя уничтожу.

И лучше бы Чимина ударили. Сама жизнь с Чонгуком хуже любой пощечины и Чимин это знал, а сейчас убедился окончательно.

Разъяренный мужчина покинул комнату, громко хлопнув дверью и по его стремительно удаляющимся тяжелым шагам было понятно, что в этом доме оставаться он не собирается.

Ну и пусть катится. Если не хочет развестись с Чимином и оставить его жизнь в покое, то пусть хоть так не портит все своим присутствием. В этом он, конечно, мастер.