3 (2/2)

— Прости, я задумался, — зачем-то извинился Чимин.

— Может быть ты мне уже ответишь, — любопытно рассматривая Чимина, Юнги наклонил голову вбок, пытаясь понять, куда так быстро делся тот парень, который улыбался очаровательной улыбкой Хосоку, — ты правда сюда по делу пришел?

Чимин поджал губы. Медленно потянулся к карману, в котором лежал тот самый лист бумаги и, наконец, достал его. Непонимающим, но заинтересованным взглядом Юнги смотрел на то, как брюнет невесело ухмыльнувшись аккуратно разворачивает сложенный пополам, слегка помятый лист и кладет его на деревянную поверхность, разглаживает, чтобы не смазать темно-серый графит и придвигает ближе к Юнги.

— Вот, — коротко произнес Чимин, — я не знаю, зачем я это сделал, — он закусил губу, пытаясь подобрать правильные слова, — но я просто почувствовал это… И не смог сопротивляться желанию нарисовать тебя.

Чимин нервничал. Непонятно, что он вообще делал в этом месте и зачем объяснял все это Юнги — человеку, которого он видел второй раз в жизни.

А Юнги молчал. Смотрел на свой портрет и не мог сказать ни слова.

Что это? Легкое, едва уловимое ранее чувство волнения, которое Юнги испытывал, находясь рядом с Чимином, сейчас увеличилось настолько, что его сердце, кажется, собиралось остановиться. Юнги был из обеспеченной семьи и мог позволить себе заказать портрет у любого, самого известного и востребованного художника, да хоть десять таких портретов, обвесить ими стены в доме и больше никогда не обращать на них внимание. Но аккуратные, тонкие линии, выведенные на смятом листе самой простой бумаги казались ему самым дорогим произведением искусства. Которое нельзя купить и тем более продать. Юнги никогда не расстанется с этим листом, потому что это все, что у него есть от Чимина. И не известно, увидятся ли они еще когда-нибудь или нет.

— Чимин, — слегка заторможено и еле разборчиво проговорил Юнги, пытаясь собрать все свои мысли в кучу, — это так…

Потрясающе. Он хотел сказать именно это, но не ожидавший такой реакции Чимин быстро спохватился в надежде оправдаться перед Юнги быстрее, чем тот успеет сказать о том, что портрет вышел отвратительным, а сам Чимин абсолютно бездарен. Обычно он слышал только такие слова.

— Возможно внешнее сходство немного не точно, — как обычно он начал вжиматься сам в себя, желая исчезнуть, — я видел тебя только однажды и мог упустить некоторые детали в чертах твоего лица, но… Я могу лучше, — почти шепотом.

Юнги мог бы продолжать смотреть на это произведение искусства еще очень долго, но слова Чимина будто окатили его холодной водой с ног до головы.

Как его язык может говорить такие вещи? Как его мозг может генерировать такие мысли, чтобы говорить такие вещи?! Возмущению не было предела. Да кто вообще мог позволить себе сомневаться в способностях Чимина, когда его рисунок выглядел буквально как самое прекрасное, что Юнги видел в своей жизни?!

— Чимин, — уже без капли колебания, строгим тоном обратился Юнги, — если ты сейчас же не прекратишь говорить подобное, — он осекся, когда увидел как лицо Чимина приобретает еще более виноватое выражение. С ним нельзя было так. Юнги поджал губы и мысленно выругался. — Я вставлю это в рамку и повешу на самое видное место у себя дома. Настолько это потрясающе.

Чувственно. Проникновенно. Абсолютно искренне.

Чимин неверяще поднял взгляд и почти пропал. Глаза, что смотрели только на него, заставляли поверить в каждое произнесенное вслух слово. Рука, которая коснулась руки Чимина, несильно но уверенно сжимала ладонь, что вкупе с пронзительным, гипнотизирующим взглядом заставляли покрыться тело Чимина мелкой дрожью. Волнующей, но приятной.

— Не думаю, что твоей девушке это понравится, — робко произнес Чимин. Даже ему самому не особо нравился этот портрет. Он стеснялся своих работ и эта не была исключением. Представить свое творение человеку, который послужил вдохновением для его создания было вдвойне страшнее, отчего он бросал взгляд куда угодно, только не на Юнги.

Да, Юнги может быть приятно. Все таки это какой-никакой, но знак внимания со стороны другого человека. Но для его девушки эти каракули вряд ли покажутся привлекательными. Наверняка в их спальне находились их совместные фотографии; общие вещи, которые имели весомую значимость для них обоих; подарки, подаренные друг другу на годовщину или день рождения; может даже кот, вальяжно разгуливающий по их квартире. Во все это никак не вписывался портрет Юнги, написанный Чимином.

Юнги продолжал держать Чимина за руку. В голове просто не укладывалось, откуда в этом прекрасном творении Вселенной столько неуверенности в себе и в том, что он делает. Возможно, некоторые линии были нечеткими, боязливо нанесенными на полотно дрожащей рукой, но все это не отменяло исключительности как произведения, так и его автора.

— А твоей жене очень понравилось, что ты рисовал другого мужчину, а не ее? Или ты уже достаточно ее портретов нарисовал? — досадно хмыкнув, Юнги провернул обручальное кольцо на пальце Чимина.

Реакция Чимина не заставила себя долго ждать. Он резко одернул руку, пряча ее в карман. Отлично. У них обоих есть партнеры, но тем не менее, они сидят друг перед другом и держатся за руки. Кто-то должен был это прекратить и если Юнги и его девушку связываю только чувства и, возможно, совместное проживание, то Чимина с его мужем связывали нерушимые узы брака. Оковы. Поэтому он решил, что будет тем, кто пресечет все эти взгляды, касания, которые разносили приятные волны трепетания по всему телу, мурашки по коже и...

— Мне пора, — засобирался Чимин, вставая с высокого стула. — Я приходил только за тем, чтобы отдать тебе это, — портретом назвать его ваяние у него язык не поворачивался, поэтому он бросил только короткий взгляд на лист бумаги, что лежал перед Юнги на столе.

— Подожди, — кажется это уже стало ритуалом для Юнги, одергивать Чимина за руку, когда тот так спешил уйти. — Когда ты придешь сюда снова?

Юнги не знал о Чимине ничего, кроме того, что он скромный, потрясающий, но отчего-то несчастный парень (по крайней мере он таким выглядел), который состоит в браке. Загадок в нем было много, и не то что бы Юнги очень сильно хотелось их все разгадать, нет, он не детектив и делать ему это было ни к чему. Но он не мог сопротивляться тому непреодолимому желанию увидеть его снова, даже вот так ненадолго, стоя напротив него и разглядывая его смущающееся выражение лица, его мягкие руки, ощущать их тепло. Рядом с ним исчезало любое чувство тревоги, а волнение было таким приятным. И хоть сам Чимин не выглядел, как человек, который не испытывает никакой тревоги, Юнги очень хотелось, чтобы рядом с ним Чимин чувствовал себя спокойно. Потому что он заслуживал это.

Робкий взгляд из-под дрожащих ресниц на умоляющего Юнги, который словно просил Чимина не уходить хотя бы еще немного и Чимина уже нет. Почему его прикосновения были такими нежными и теплыми? Чонгук никогда его так не касался.

Так сложно было сопротивляться.

— Я не знаю, Юнги, — оправдываться было привычным для Чимина делом, но сказать правду о том, почему он не был даже уверен в том, сможет ли он вообще хоть когда-нибудь снова прийти в эту кофейню, он не мог. То, что он сегодня смог сюда попасть уже было подарком небес, который дается лишь раз в жизни.

Юнги смиренно отпустил его руку и тоскливо выдохнул. Глупо было полагаться на то, что Чимин, возможно, чувствует тот же самый трепет, что и Юнги, когда они находятся так близко друг к другу. Глупо было надеяться на то, что он захочет видеть Юнги снова и снова, как того хотел он сам. Он не мог его заставлять, но и отпустить его просто так, без какой либо надежды на то, что они еще хотя бы раз смогут увидеться, Юнги не мог. Ему нужна была эта надежда.

— Оставь мне свой номер телефона, — осторожно попросил Юнги. Он был готов к отказу. Кто он такой, чтобы Чимин оставлял ему свои контакты? Тем более он в браке. Тем более они виделись всего два раза в жизни. — Пожалуйста, — это не просьба. Это настоящая мольба.

После недолгих раздумий о том, почему Чимин должен отказать Юнги и лишиться своего единственного шанса на дружбу, которая так была ему нужна, он осторожно взял протянутую ему ручку, которая была спасительной соломинкой для них обоих и медленно вывел каждую цифру так четко, чтобы ее было невозможно спутать с другой. Чтобы Юнги не ошибся в номере и обязательно смог дозвониться. А Чимин обязательно смог взять трубку.

Лист бумаги, на котором был написан номер телефона, а на обратной стороне которого красовался портрет, теперь не просто был ценен для Юнги. Он был абсолютно бесценным. Юнги просиял. Мысль о том, что теперь он мог вбить этот номер в телефонную книгу своего мобильного, записать Чимина по особенному ласково, написать ему сообщение, на которое потом придет ответ, позвонить и услышать его сладкий голос, грела его настолько сильно изнутри, что он буквально не смог сдержать своей дурацкой улыбки. Как будто он только что выиграл миллион.

А Чимин все еще стоял напротив. С покрасневшей до ушей шеей и щеками. Смущенный, но радостный, хотя и не подавал виду.

Он еле заметно поклонился со смущенной и едва уловимой улыбкой и медленно направился в сторону выхода.

— Чимин, — Юнги не мог его просто так отпустить, не поблагодарив. — Спасибо, — обернувшись, Чимин улыбнулся немного шире, отчего его улыбка стала более различимой. — Ты даже не представляешь, насколько я рад, что встретил тебя.

Земля под ногами Чимина пошатнулась. Он закусил губу, чтобы его лицо не треснуло от улыбки, которая сама просилась появиться на его лице и быстро отвернулся, направляясь в сторону двери.

Юнги этого не видел, но Чимин улыбался, как никогда прежде.