Глава 48. "Первый Завет" (1/2)

После нескольких возвращений на площадь пляжного городка мы смогли выяснить, что церковь действительно была. Правда, спустя время её перенесли ближе к каналу — в конец улицы в новое здание. Выяснив эту деталь, решили не срываться с места в карьер. Точнее, так решил Геральд, и я не стала противиться. Отпуск заканчивался, и мы приняли решение продлить аренду ещё на неделю, чтобы не уезжать, не докопавшись до истины. Предполагать о том, что влекло меня в очередную церквушку, с которой явно будет твориться какая-то чертовщина, было бессмысленно. Демон только вздыхал, сын светился любопытством и энтузиазмом. Последний словно не испугался происшествия в госпитале и горел желанием узнать что-то новое как участник нашего импровизированного расследования.

Понимая, что дальше всё может закрутиться с невероятной скоростью, я всё же уговорила своих мужчин выбраться на пляж без автомобиля неподалёку от коттеджа. Чуть более людный, чуть менее чистый, значительно более шумный из-за прибрежного кафе с караоке. Не без содрогания удалось даже заставить себя зайти в воду и уплыть достаточно далеко, чтобы испытать собственные страхи. Судорог не было. Да и после того, как осознала причину собственных ограничений, стало легче. На берег вернулась уже с сыном под мышкой, который, очевидно, решил, что я собралась утопиться и… поплыл спасать. Геральд хохотал, я удивлялась тому, что ребёнок, прежде не слишком уверенно державшийся на воде, медленно, по-собачьи, но поплыл за мной.

Завёрнутый в полотенце, он ещё долго хмуро смотрел на меня как на провинившуюся, словно заставляя задуматься о том, что волнуется и это надо учитывать как минимум. А лучше бы вообще не искать проблем на ровном месте. «Искупив вину» рожком ванильного мороженого, я всё же согласилась, что остаток дня можно посвятить поискам зацепок. Впереди нас ждала церковь святого Луки…

Припарковавшись на уже знакомой парковке, я выбралась из машины, помогая отстегнуться сыну, который, на моё счастье, ещё не мог синхронизировать движения, чтобы ремень безопасности поддавался без осечек. Когда ребёнок встал на ноги и потянулся, разминаясь после прохладного салона машины в окружающем зное, я неуверенно посмотрела на Геральда.

— Может, я завтра сама съезжу?

— Нет. Зная твоё умение влипать в переплёты, идём все вместе, — отрезал Геральд. — К тому же я предпочитаю сразу знать, в какую сторону копать.

Я со вздохом взяла сына за руку и побрела вперёд по улице. Демон шёл рядом, опустив на глаза солнечные очки. Впервые на моей памяти — зелёная футболка, серые шорты по колено, хоть и из привычной джинсовой ткани. На талию легла ладонь, привлекая чуть ближе. Из-под очков заметен был неодобрительный взгляд, направленный на мужчин из встречного потока. Плавно обозначив границы, он следил под отражающими стёклами «пилотов», чтобы мне никто не подмигивал и не улыбался.

Со вздохом тронув его щёку губами, я проговорила:

— Не стоит. Я всё равно не отвечу взаимностью никому, кроме тебя.

— Верю. Но давай возьмём за основу то, что мне просто приятно обнимать свою «жену» во время прогулки с сыном… — Геральд помолчал и добавил. — И всё равно бесит. Уокер, на тебя же заглядывается процентов семьдесят проходящих мимо. Я про их мысли даже говорить не буду. Просто потому, что сам кому-то из них готов за одни только фантазии глотку вырвать без церемоний и знакомства. Их даже ребёнок не смущает…

— А мысли женщин в отношении себя самого ты не просматриваешь? — я невольно хихикнула, покраснев.

— Смысл? Я и так знаю, что хорош! АЙ! — Он потёр рёбра, в которые я ткнула локтем. — За правду не наказывают!

Я хмыкнула, тоже опустив на лицо солнечные очки и поправив бейсболку на голове Гидеона.

— Это за хвастовство. А про то, что ты хорош, я даже спорить не буду. — С каждым шагом вперёд становилось всё более тревожно. — Как думаешь, что нас ждёт?

Геральд только пожал плечами.

— Как я понял, мир смертных изобилует разгадками…

— О чём ты?.. — Я приподняла бровь и подалась ближе, чуть боднув его плечо лбом.

— Читала Библию? А насколько внимательно? — уловив моё скромное пожатие плечами, демон хохотнул. — Вот то-то и оно. Да и не только Библия. Тора, Коран, прочие религиозные трактаты формировали у людей понимание того, что где-то наверху есть одно божество, которое приведёт их в рай. Да вот только божеств ровно столько, сколько существует бессмертных. Шепфа, Шепфамалум и даже Мальбонте — всего лишь очередная иерархическая верхушка и не более того. Однако, если вдуматься, всё сводится к одному: мессия должен родиться в мире смертных от смертной женщины, познать людскую природу и кого-то наказать за бесчестие, а кого-то — привести к истине, какой бы та не была. — Он красноречиво покосился на Гидеона. — Итого на руках мы имеем два из трёх компонентов привычного человечеству расклада. Даже трёх, если вдуматься. Ведь полукровка как и высший разум из этих книг среди смертных оказаться не может.

Я нервно дёрнула плечами.

— Вот только я уже была бессмертной, когда Гидеон родился. И появился он наверху.

— Но ведь никто не гарантирует, что в книгах события описаны так, как они будут развиваться в действительности?.. — Геральд приподнял очки, подмигнув мне. — Похоже, мы пришли.

Встрепенувшись, я положила ладонь на голову сына, мягко притормаживая и глядя на окружающее пространство. Впереди отделённая автомобильной дорогой стояла церковь в окружении обычных небольших домиков, отдалённых от береговой линии. Сквер с детской площадкой, киоски с прохладительными напитками и ухоженная в целом улочка, радующая глаз светом, яркими красками и простотой. Церковь разительно отличалась от часовни на территории госпиталя. Больше, просторнее, окружённая садом и аккуратно подстриженными газонами. Выделялось ещё и то, что она не пестрела архитектурными изысками. Пожалуй, если бы не распятие, установленное на башенке колокольни над входом, я бы сочла её одним из жилых домов, пусть и довольно странно спланированный. Белые стены, лакированные рамы, удерживающие отмытые стёкла, покатые черепичные крыши, мощёная дорожка, ведущая от калитки к крыльцу.

Неуютных ощущений не возникало, как это было в Чикаго. Только внутренне напряжение из-за того, что я снова влипаю в неприятности с азартом мазохистки. Всё же, решительно выдохнув, я взяла сына на руки и побрела вперёд. Геральд двинулся следом, продолжая заботливо обнимать меня за талию. Слуха коснулась музыка. Снова дежавю… Вот только здесь она звучала отнюдь не так, как в часовне при госпитале. Скорее умиротворяющее дополнение к окружению.

В распахнутой двери чуть покачивались тени от трепещущих свечей и веяло прохладой. Ладан щекотнул обоняние. Ничего необычного… Абсолютно. Прислушавшись к фону сил и энергии, я не обнаружила ничего, что могло бы навредить, и всё же шагнула под своды церкви. Снова светло и свежо. Свечи в нишах, никаких фресок — ничего, кроме нескольких образов и огромного распятия, венчавшего стену за алтарём. На крест падал свет из витражного окна над входом, расписывая скульптуру Иисуса Христа в какие-то излишне пёстрые краски.

Забрав у меня Гидеона, Геральд устроился на скамейке для паствы, позволяя мне оглядеться. «Судя по всему, зацепка, если это была она, оказалась холостой… — с каким-то внутренним облегчением подумала я. — Интересно, это стоит расценивать как плюс или всё же как минус?». После десятка минут поисков, всё же отрицательно качнула головой, собираясь сказать, что мы ошиблись и поторопились с выводами.

За спиной кашлянули, и я невольно подскочила, разворачиваясь почти в прыжке. Позади стояла монахиня, перебирающая в пальцах чётки. Лицо без возраста, равно могущее тянуть и на двадцать пять и на пятьдесят земных лет. Руки тоже выглядели вполне молодо. Она вежливо улыбнулась, опустив голову.

— Добрый день… Я могу вам чем-то помочь?

— Здравствуйте. — Я нервно улыбнулась в ответ. — Даже не знаю… Мы просто шли мимо и решили заглянуть. Мне кажется, церковь находилась в другом месте… Много лет назад.

«Ложь без какого-то смысла. А с другой стороны, что я должна была ответить? Что мы ищем бессмертных или последствия их влияния?..» — с нервным смешком пронеслось в голове.

Монахиня неожиданно звонко рассмеялась, качнув головой и сложив ладони на животе.

— Думаю, что-то всё же привело вас сюда. И я не только о знании того, что церковь апостола Луки перенесли в девяностые годы… Осталось только выяснить, что именно. — Она взглянула на Геральда с Гидеоном на руках, чуть нахмурилась, но быстро взяла себя в руки, вернув мне своё внимание. — Что бы это ни было, думаю, вам стоит побеседовать с настоятелем. Он сейчас отдыхает в саду…

После слова «настоятель» я едва удержалась от того, чтобы не поёжиться. Дальше пришло понимание, что я выгляжу максимум на двадцать пять лет, а значит, едва ли могу помнить время, когда её перенесли сюда. Едва не взглянув на монахиню виновато, выжала нервную улыбку, судорожно пытаясь придумать достойную отмазку для своей оплошности, однако та лишь вежливо склонила голову, пригласив нас следовать за собой. Она направилась в распахнутую дверь ризницы мимо другой, приоткрытой, в которой, очевидно, был кабинет настоятеля. Очередная неприметная дверца за стеллажом, из-за которой уже разливался уличный зной. Монахиня, чуть подобрав рясу, шагнула с порога, предупредив нас о ступеньке, и побрела вперёд.

Очередное ощущение отдалённого дежавю: сад благоухал и цвёл. Здесь стоял зной, но далеко не такой, как на улице городка. Более мягкий, более ласковый. В голове неожиданно мелькнуло, что примерно так выглядело место обитания Шепфа. Не хватало только животных, которые заполняли бы пространство, имитируя такой желанный смертными Эдем. Ручей запросто заменяли маленькие декоративные фонтаны, встречающиеся почти на каждом повороте. Я отметила, что среди обычных цветов встречаются и лечебные, отмеченные табличками с красным крестом и описанием. Педантичный порядок. Даже насыпные дорожки были чётко отделены от газонов кирпичными бортами.

Монахиня неожиданно остановилась, едва не вынудив меня врезаться носом в своё плечо. Огляделась и со вздохом сошла с дорожки, направляясь куда-то вглубь сада. Раздавался какой-то странный скрежет в этой умиротворённой тишине. Я удивлённо приподняла брови и побрела следом. Из-за куста мальвы показался среднего роста мужчина, стоящий к нам спиной. В соломенной шляпе, рясе с закатанными рукавами. Старческие морщинистые руки орудовали даже на вид тяжёлыми ножницами для стрижки кустов, срезая с живой изгороди всё лишнее.

Я нервно захлопнула все блокировки, чтобы скрыть силу и энергию, чувствуя, что так же поступил и демон с Гидеоном на руках. Причина? Проста: священник был и сам закрыт «намертво».

Монахиня смиренно поклонилась, обращаясь к нему:

— Отец Кристиан…

Мужчина обернулся, заставив меня вздрогнуть. Поначалу казалось, что встретила почти идеальную копию покойного Серафима Кроули. Позади также удивлённо вздохнул Геральд, уловивший сходство. Когда шок прошёл, я отличила, что мужчина более широкоскулый: чуть сплюснутый нос, тяжёлая нижняя челюсть, поджатая, скорее не из-за раздражения, а по привычке, чтобы соответствовать сану. Загорелый, выбеленный сединой, выглядывающей из-под соломенной шляпы.

Впрочем, дальнейшая метаморфоза, когда он заметил нас с Геральдом и Гидеоном, заставила его побледнеть. Глаза, чуть подёрнутые старческой поволокой, расширились от удивления. Он качнулся, выронив садовые ножницы, пытаясь схватиться за куст, который оказался, разумеется, не самой надёжной опорой, схватился за сердце, начиная падать лицом вперёд. Невольно продолжилось сравнение с Кроули. Я чуть оттолкнула монахиню, подхватывая старика под локти, позволяя опуститься в траву без ушибов.

«Тебе я умереть не дам! Не так! Не у меня на руках!» — вопил внутренний голос.

Когда первая паника схлынула, я перевернула настоятеля на спину, торопливо крикнув монахине:

— Воды! — Та, словно выпав из шока, побежала обратно в церковь. Сняв шляпу с головы священника, я начала обмахивать его лицо. — Дышите. Всё нормально… Сейчас вызовут врача.

Старик захрипел, продолжая смотреть на меня глазами полными то ли суеверного ужаса, то ли надежды. Узловатые старческие пальцы стиснули ворот рубашки. Плюнув на все статусы, я расстегнула пару верхних пуговиц, не без содрогания сорвав колоратку и отбрасывая её в сторону. Наконец, он смог вдохнуть, пусть и со скрипом. Позади послышалась возня, и в поле зрения показался Гидеон, вывернувшийся из рук Геральда. Не раздумывал, положив ладонь на грудь старика.

От удара энергии молодых лавров на несколько десятков секунд рецепторы полностью отключились. Вспышка света, короткая, но колыхнувшая ментальный фон до такой степени, что по моим предплечьям побежали мурашки. Невольно представив, что сейчас сюда, в достаточно закрытый от прочих смертных уголок штата и города, спустится десятка стражей и от нас не останется мокрого места, я уже прокляла всю задумку, но… Ментальный фон осел за секунды, вспышку поглотил… настоятель. Старик закашлялся, продолжая лежать головой на моих коленях, глядя в голубое безоблачное небо ставшими ярко-зелёными глазами.

Хриплое дыхание наконец позволило ему набрать больше воздуха в лёгкие и едва слышно проговорить:

— Я знал…

— Ч-что?.. — Нервно сглотнув, я оглянулась на озадаченного Геральда.

— Это всё же слу… — Кристиан снова закашлялся, с трудом всё же поднявшись на локте и пытаясь сесть, — случилось.

Вернулась монахиня с запотевшей бутылью воды. Старик уже кое-как сел, позволяя себя напоить, и едва не возмутился от того, что та самовольно вызвала скорую помощь. Из кармана рясы показался флакон с мелкими таблетками, одну из которых он убрал под язык. На этикетке значился нитроглицерин, однако по форме я могла поспорить: лекарство было крупнее. Нас мягко отстранили, позволив Геральду помочь ему подняться и, пошатываясь, двинуться в сторону церкви.

Монахиня унеслась встречать врачей, оставив настоятеля на наше попечение.

Обратный маршрут прошёл куда быстрее, невзирая на то, что старик картинно пыхтел, обмахивался своей шляпой и прижимал к шее бутылку с холодной водой. Добравшись до кабинета, он нервно потёр лицо ладонью, отставив бутыль, и рухнул в своё кресло, закрыв глаза и переводя дыхание.

Наконец, слабо улыбнувшись, указал раскрытой ладонью на пару жёстких стульев.

— Присаживайтесь, Виктория… — Я застыла, едва не умерев в сию секунду от страха. Настоятель меж тем усмехнулся. — Едва ли стоит опасаться стражей… Последнее, что я сделал бы теперь, отдал вас на откуп Богу.

Геральд, снова взявший на руки Гидеона, подтолкнул меня в лопатки. Чувствовалось, что сейчас он готов сорвать амулет, выбить окно и унести ребёнка, но решил рискнуть. Я всё же опустилась на стул, исподлобья сверля старика, обмахивающегося какой-то книгой, взятой со стола. После событий последних нескольких минут уже не успевала улавливать его преображения и метаморфозы. От седовласого старца ко вполне себе бойкому, пусть и пожилому мужчине. От того, у кого несколько минут был сердечный приступ или что-то весьма похожее, — к тому, у кого лихорадочно блестели глаза и проскальзывало… Довольство?

Когда мы всё же уселись, Гидеон хмуро посмотрел на старика, насупив брови. Воздух опасно сгустился.

— Нет. — Сын поджал губы.

Кристиан покорно опустил голову не то в кивке, не то в поклоне.

— Я понимаю свой грех. И юный повелитель прав, но я бы всё же хотел уйти и…

— Нет, — ещё твёрже ответил Гидеон. — Плохо.

Мы с Геральдом переглянулись. «Какого хрена происходит?!» — читалось на наших лицах. Движений фона не было, магии не чувствовалось. Энергия в покое у всех, включая настоятеля. От последнего вовсе не исходило ничего, что свойственно даже смертным. Не ощущалось ауры. Всё, что нам было доступно, — ориентация по его мимике и жестам. Не более того.

Наконец, «отец Кристиан» вздохнул, взглянув на дверь и морщась, будто от зубной боли.

— Что ж, ладно. Юный мессия непреклонен, а времени у нас мало из-за одной слишком дотошной монахини, будь она неладна со своей заботой. Полагаю, время истекает и у вас. Насчёт вспышки сил можно не переживать. Я смог её поглотить, хотя должен сказать, что это накинуло ещё десяток лет к чёртовому бессмертию. А я, — он снова потёр середину груди свободной рукой, — уже порядком вымотан. Однако ответ вы слышали — умирать мне нельзя. Как минимум до тех пор, пока не восстановлю то, что самолично спрятал… Позвольте вашу руку, Виктория.

Нерешительно протянув ладонь, я вложила её в старческие сухие пальцы. Поначалу было тихо, словно ничего не происходило. Вот только острое шило боли, которому я не предавала значения, словно прокалывало какой-то скрытый пузырь в моей памяти. Спустя десяток секунд выдернула пальцы, сдавив руками виски. Из глаз потекли слёзы, и даже дышать было больно. В следующее мгновение в память ударной волной потекли собственные воспоминания, восстанавливая картинку одной-единственной поездки к океану, когда мама ещё была жива. Я вспомнила книги, которые сейчас были на полках кабинета, но в другом месте, вспомнила этот самый стол и кресло. Вспомнила и Кристиана, который шептал «молитвы», скрывая от моей памяти первую сознательную встречу с бессмертными.

Всхлипнув, я обняла себя руками, выделив в воспоминании бледное лицо плачущей матери, которая всю обратную дорогу до коттеджа не отпускала меня с рук, как и последний год до своей смерти, стараясь уберечь от всего подряд и опасаясь, что я… умру? «Или зная, что скоро её самой не будет…» — подсказало подсознание. Отпуск тогда закончился, словно и не начинался. Несколько дней — и после судорог в воде, когда я чуть не утонула, мы лишь заехали в церковь, а после сразу вернулись в Чикаго.

Моих воспоминаний было слишком мало…

С трудом разлепив слезящиеся от боли глаза, я прохрипела:

— Что произошло тогда?..

— Тогда — ничего. А вот прежде… — Кристиан поджал губы. — Вас привели ко мне с целью причастия. Не знаю, что было на уме взволнованной матери… Простите, имя запамятовал. Ваше запомнил, поскольку позабавило сокращение. А её…

— Её звали Ребекка, — напомнила я. — Дальше?

Настоятель кивнул.

— Верно. Ваша мать была наделена даром свыше. Даром, который обрела с вашей жизнью, когда выкупила её своей при рождении. — Отметив моё изумление, священник лишь махнул рукой. — Долгая история. А времени, как я говорил, уже мало. Так что сделаем чуть проще…

Он выдвинул ящик своего стола, запустил руку в глубину, раздался щелчок механизма, открывающего ложную заднюю стенку ящика, судя по всему. На свет показалась туба. Достаточно толстая, покрытая вязью рун и символов. Часть из них тускло светилась, часть уже давно, кажется, угасла, но от силы, исходящей от артефакта, волосы на моём загривке шевелились. В большей мере оттого, что смесь сил, сберегающих содержимое тубы, была равнозначной и для света, и для тьмы.