Глава 47. "Память Бастарда и Королевы" (2/2)

Расхохотавшись, я подозвала ребёнка, помогая ему переодеться в сухие шорты и футболку, сходила в раздевалку, чтобы сменить купальник на бельё, и мы побрели на парковку. Растянутый над паркингом тент не позволял автомобилям раскаляться. Включив систему охлаждения, я открыла багажник, дав Геральду возможность забросить в него вещи. Где-то внутри всё напряжённо сжималось в предвкушении очередной загадки. Мне отчаянно хотелось задвинуть открывшееся воспоминание туда, где оставалась тоска по прошлому, и не лезть в это, однако, если я что-то упущу, слишком многие могут пострадать.

Автомобиль, невзирая на навес всё равно смахивал на печь в концлагере. Спустя неполный десяток минут стало возможным забраться внутрь. Геральд довольно потягивался, поминутно взлохмачивая почти просохшие волосы Гидеона пальцами, формируя «модную причёску», я только посмеивалась над тем, как сын пытался сдуть спадающую на глаза чёлку и отмахивался от шутливых попыток демона не дать ему уснуть. Выехав с пляжной парковки на дорогу, я направила автомобиль на север. В сущности, здесь почти не было выбора: одна трасса и редкие повороты к достопримечательностям, паркам, ресторанам и пляжам.

Новое место оказалось чем-то отдалённо знакомым. Я не придала значения, покидая салон, делая скидку на то, что в памяти вспыхивает то, что было заблокировано. Стоило труда не показывать напряжение и выглядеть максимально непринуждённой. Очередная парковка и неспешная прогулка к ресторанчикам на набережной, просматривая меню. После слов Геральда о рыбе у меня тоже проснулся аппетит. Хотелось холодного лимонада и наконец оказаться где-то, где будет не кондиционер, а прохладный ветерок в тени. Самая идеальная атмосфера.

Свернув в проулок, Геральд огляделся по сторонам и побрёл к неприметной вывеске, словно доподлинно знал, что заведение здесь есть. Ресторан оказался не таким пафосным, как на центральной улице небольшого приморского городка, но видами мог похвастаться. Все пожелания были учтены: смахивающий на шатёр зал, отгороженные декоративной растительностью столики, ненавязчивая музыка, детское меню и ветерок, пахнущий океаном и свободой.

— Откуда ты знаешь об этом заведении? — поинтересовалась я, когда расторопный официант принял наш заказ и умчался в сторону кухни. — Бывал на задании?

— Ищешь подтекст, где его нет. — Геральд улыбнулся, побарабанив пальцами по столику. — Просто заметил, что из проулка вышла семейная пара, и выцепил мысли о том, что заведение весьма неплохое.

— До такого мне ещё развиваться и развиваться… — Я с сожалением вздохнула. — Хотелось бы, конечно, добиться большего. Это может быть полезным.

Хохотнув, демон протянул руку, взяв мою ладонь в свою, погладив костяшки пальцев.

— Моя Королева, когда ты разменяешь пятую сотню, поверь, это будет происходить рефлекторно. Я про чтение мыслей. А наблюдательность… — Он пожал плечами. — Твой побег от бессмертных длится не так долго. Мне пришлось скрываться почти восемнадцать лет.

Я выжала нервную улыбку, ответно сжав его пальцы, чувствуя тепло крепкой сухой ладони, которая держала бережно. Снова контраст воспоминаний о том, как, словно в тисках, меня за руку при необходимости держал Мальбонте. Там была хватка того, кто не привык отпускать и сдаваться. Геральд же удерживал скорее бережно, не сдавливая, не пытаясь показать неуместный в данный момент характер. Просто поддержка и опора, предоставляющая право выбора: уйти или остаться.

«Вот только уходить я не хочу. Никогда…» — вспомнив его признание и отчаянно покраснев, подумала я.

Принесли заказ. Я невольно хохотнула оттого, что у моего спутника в тарелке, помимо палтуса, оказался набор из креветок, мидий и осьминогов с кальмарами. Шутка про афродизиаки перестала быть шуткой. Гидеон сосредоточенно принюхивался к небольшой рыбёшке, приготовленной на пару с овощами. В собственной тарелке на «подушке» из салата заманчиво пах тунец в каком-то пряном соусе.

Отпив лимонад из запотевшего стакана, я подняла взгляд на Геральда.

— Расскажешь, как оказался у бессмертных? То есть я помню, что тебя нашёл Кроули, но остальное? Ещё и варвары, о которых ты частенько вспоминаешь…

— Долгая и крайне занимательная история. Спасибо! — Он улыбнулся официантке, принесшей ему местное белое вино в бокале, дождался, пока она отойдёт к стойке и продолжил. — Когда я остался один в этом мире, выжить было сложно. Приходилось воровать. За это я частенько получал по первое число. Потом начал огрызаться и попал на невольничий рынок, когда всё же поймали. Выбор был либо лишиться руки, либо торговать собственной шкурой. — Геральд насмешливо подмигнул мне. — Я выбрал второе. Попал сначала к какому-то ростовщику. Прислуживал на пирушках в его доме, поднося вино. Он развлекался тем, что в подпитии заставлял таких же служек драться за объедки со стола. Пару недель просидев на воде, потому что никак не мог без сил и отдыха махать кулаками, я понял, что, если не выиграю, рискую издохнуть, как собака от голода. Пришлось собраться и дать отпор. За два года, что я был в его доме, научился биться по-звериному. Не раз получал от более сильных такие зуботычины, что смертным бы давно оказался в Небытие. Однако бессмертная кровь отца работала на износ. — Усмешка стала жёсткой и тяжелой. — И всё же даже этому пришёл конец. На одной из попоек ростовщика отравили. Поскольку вино в его стакан наливал лично я, мне светила петля, но одна из служанок помогла мне сбежать.

Аппетит после такого сначала пропал, но я заставила себя подкрепиться. Догадывалась, что в той части его прошлого не было чего-то радужного, но, чтобы до такой степени всё это выглядело страшно… Мне становилось не по себе от одной мысли, что в подобной ситуации мог оказаться Гидеон, если бы я погибла при побеге, а надёжного наставника рядом бы не оказалось…

Геральд отпил вино, продолжив:

— В восемь я снова оказался предоставлен сам себе. Брался за любую работу, какую предлагали, чтобы заработать хоть пару медяков на краюху хлеба. Спал где придётся. Не раз драпал от цепных псов и хозяев сараев, в которых пытался согреться зимой. Удалось ещё три года кое-как протянуть. Это было даже здорово в какой-то мере. Неграмотный, тупой, с животным инстинктом. Или ты, или тебя. Своя шкура была дороже. Да и дури было много. Как-то во время уличной потасовки меня заметил солдат какого-то местечкового лорда. Уговорил пойти к его хозяину на службу. На сей раз не в кухню. Гонцом. Кров, пищу и деньги, хоть и мелкие, обещали. Ещё полгода почти безбедной жизни. Казалось, что я нашёл свой приют. Потом набег варваров и всё покатилось в пропасть. — Он рассказывал это как-то буднично, но напряжение чувствовалось в жестах и взгляде, направленном куда угодно, только не на меня. — Рабство… Вернулся к тому, с чего начал. Только драться приходилось даже за воду. Варвары любили устраивать поединки среди своих пленников. Выходы на арену — едва ли не благословение. Мясорубка либо до смерти, либо до так называемой инвалидности. Третьего не дано. Выжить почти невозможно. Лучшие могли даже чего-то достичь. И я снова орудовал кулаками. Лет до шестнадцати. Потом прирезал надзирателя, который обещал выбить мне «дурной глаз». Суеверный неповоротливый кретин, который путался в собственных ногах. Прятался почти неделю по всем углам. При первой возможности материализовал крылья, которыми уже забыл, как пользоваться за годы, что носил чёртов амулет, чтобы не выделяться среди людей, и улетел как можно дальше. Плевать было в тот момент, заметят или нет. Мать запрещала снимать подвеску, опасаясь, что Белиал всё ещё искал нас. Я помнил и чтил её просьбы, но в тот момент дражайший братец был не так страшен, как вооружённые ублюдки, готовые содрать с меня шкуру живьём.

Я дёрнула головой, тоскливо взглянув на него.

— Мне… так жаль…

— А мне нет, — неожиданно спокойно ответил Геральд, уверенно улыбнувшись мне. — Если бы не та «суровая школа жизни», чёрта с два удалось бы выживать даже сейчас. В те времена оружие доставалось только избранным либо ворам. В какой-то момент мне удалось стащить нож у какого-то охотника. Никаких навыков использования оружия, даже примитивного, не было. Пришлось учиться, что называется, «на бегу». Признаться, в какой-то момент я понял, что украл его на случай, если снова будет риск попасть в плен. Просто прикончить себя. Я устал… — Демон нанизал на вилку осьминога, отправив его в рот, и сыто откинулся на спинку своего стула. — А потом рискнул улететь совсем уж далеко. На юг. Туда, где шанс ночью замёрзнуть насмерть значительно ниже. Оказался где-то на территории ныне относящейся то ли к Израилю, то ли к Иордании. На это путешествие ушло около пары месяцев. Опасность была со всех сторон: люди, бессмертные, опять же чёртовы кочевники, способные налететь на любое из поселений, где я делал остановки на отдых. И всё же конечная точка путешествия была достигнута. Я пришёл в Иерусалим, прибившись к каким-то паломниками, живописавшими о какой-то божественной благодати. Каково же было моё удивление, когда это оказались останки, какие-то предметы, места поклонения, совершенно к бессмертным не относящиеся. Просто человеческая религия, непонятная для того, кто знал о своём происхождении всё до мелочей. Посмеивался и от того, что демон не может войти в божий храм… — он улыбнулся. — Ещё как может. Бывал там десятки раз, всё же надеясь уловить хоть что-то. Но ничего, кроме зашкаливающей энергии тех, кто в эту дурь верил искренне и от души.

Невольно улыбнувшись в ответ, я вспомнила своё удивление, когда понимание действительной иерархии бессмертных пришло уже ко мне. То, что диктовала библия, было упрощённой до Абсолюта версией действительности. И, побывав на самой вершине этой цепочки, я даже не могла понять, сочувствовала ли я людям или завидовала им. Мир, который для них создали и упорядочили, нужен был только для подпитки и не более того. С другой стороны — слепая вера. Вера в то, что там, куда они уходят после смерти, какой бы та не была, ждёт лучший мир…

«Наивная…» — внутренне вздохнула я.

— А Кроули?

Демон неожиданно расхохотался.

— Нелепая история вышла. Так называемых цыган в Иерусалим не пускали, но весь люд, охочий до зрелищ, ходил посмотреть на их балаган под стенами города. Клад для таких отщепенцев, как я, знающих, что «Божьей кары» не существует и заповедь «не воруй» существует только для того, чтобы люди не озверели окончательно. Нож, с которым я не расставался, помогал срезать кошельки. — Он усмехнулся, снова пригубив вино под моим огорчённым взглядом. — Не переживай. Я был тупым, но честным. Воровал только у зажиточных. У торгашей, паломников, которые грешки замаливали малые и немалые. Всех, кто, как и я, с хлеба на воду перебивались, обходил стороной. Ещё и гонял от них особо отчаявшихся воров вроде меня самого. Заметил одного такого торгаша в золоте и дорогих одеждах. Впервые на своей памяти не ощутил никакой энергии, но по глупости значения не придал. Покрутился вокруг, но кошелька не нашёл. Зато побрякушку увидел, которая оказалась амулетом. Попытался отрезать от его пояса. Срезал… И тут меня накрыло энергией анемонов. Да ещё какой… Рванул от старика так, что пятки задымились. Да только куда мне, молокососу, от тысячелетнего бессмертного ноги унести. Хотя он потом ещё долго смеялся, что едва меня не упустил, чтобы замотивировать. Старик умудрился меня парализовать заклинанием. Различил мою унаследованную от матери энергию самшита, сложил два и два о том, кого нашёл, и решил всё же рискнуть. Силой, невзирая на протесты, притащил в школу. Лично занимался, делая из зверёныша что-то адекватное. Мне уже было около восемнадцати. По тем временам уже мужчина. Точнее я себя таковым считал до тех пор, пока не заработал пару сотен справедливых затрещин за хамство и попытки решать проблемы старыми методами. В Ад меня по понятным причинам не пускали. Да я и не рвался, опять же памятуя раннее детство. Зато, зная земные верования, увлёкся мифологией. Экстерном, едва научился писать и читать, обогнал программу и остался при школе. Её защитный контур, как ты знаешь, не позволял «высшим» отслеживать энергии. Даже Мальбонте, когда он был ещё ребёнком, что уж говорить о «полукровке» совершенно иного толка. Даже оказавшись поблизости от Белиала, я оставался в безопасности. Он меня не ощущал. Плюс страхующий амулет, который был вшит под ремни, скрывающие шрам. Кроули решил действовать по самой элементарной задумке: хочешь что-то спрятать — положи у ищущего под носом. Так я остался почти на виду, но так и не был обнаружен. Лишь раз, кажется, он что-то понял. Как раз в тот день, когда была тренировка в лесу. Но не стал тратить силы, поскольку надвигалась война…

Я скривилась.

— Единственное собственноручное убийство, о котором я не жалела ни единой минуты. — Шёпот сорвался в нервный смешок. — Каждому по грехам его…

— Суровая карательница. — Геральд хмыкнул. — Картинки из своего прошлого могу показать, чтобы вопросы отпали. Но, думаю, ты тогда точно не осилишь обед. — Он кивнул на мою почти нетронутую тарелку. — Ешь давай, если я утолил твоё любопытство.

— Почти утолил. — Я неуверенно улыбнулась, но послушно отправила в рот кусочек рыбы. — Не отвечай, если это сложно, но… Мисселина?..

Улыбка Геральда стала печальной, но всё же искренней. Он помолчал, словно думая о том, что может рассказать, чтобы не бередить свою и мою душу.

— Визуально это было не так заметно, но она была старше меня. Лет на пятьдесят. Её вместе с младшей сестрой поначалу обучали дома в столице. Семья известная в цитадели. Много сил положили в своё время на борьбу у смертных с неурожаями и засухами. Как я когда-то обмолвился, она была погодницей. Унаследовала талант от отца. У чистокровных это не редкость. Сестра… Не помню уже. Их родители погибли на задании и девушки оказались в школе. Мисс была первой, кто рискнул со мной общаться. Поначалу я огрызался, но она была крайне терпелива и сносила все нападки. Глядя на то, как я кидался на еду после голодных лет среди смертных, отдавала части своих порций, словно объясняя, что в школе всё совершенно иначе. Поначалу я огрызался на эту заботу, а после… После оценил, что она не брезговала общением с демоном, да ещё и с найдёнышем. Начал чувствовать заботу. Ненавязчивую, спокойную. Дружескую поддержку и то, что не смог бы найти в компании кого-то другого. Через несколько лет я познакомился с сыном одного из разжалованных советников Белиала. Рокан был весьма… хорош собой. Ещё и талант — обольщение и соблазны. Он засматривался на сестру Мисселины — Ярмин. Связи были под запретом, но их это не остановило… — он сморщился. Дёрнув подбородком, допил вино и отложил приборы на опустевшую за рассказом тарелку. — Точнее, Рокана не остановило. Соблазнил девушку… Та забеременела. Скрывать было почти невозможно: первый же визит в лазарет из-за «непонятной дурноты» и всё раскрылось. Плод их так называемой «любви» умертвили зельем. Рокана казнили, Ярмин отправили к смертным в разгар какой-то эпидемии со стёртой памятью и без какого-то права на оправдание. Я собирался ходатайствовать, что мой покойный приятель повинен в куда большей мере, чем она, но Кроули запер меня в школьных казематах, поскольку разбирательство было в присутствии Белиала…

Я помотала головой, с тоской взглянув на него.

— Ты не повлиял бы… Даже если бы хотел. Вспомни Винчесто…

— Тогда я понял, что не мог бы. Справедливости в чертогах бессмертных не встречали ещё с момента сотворения ангелов и демонов. Когда всё закончилось, мы с Мисс поменялись местами. Я отдавал долг в заботе и попытках поддержать её. Десятки лет в попытке оправиться от утраты для неё пролетели впустую. Пока всё тот же Кроули не назначил нас проводниками для Непризнанных. Мисс ухватилась за соломинку, лелея какую-то детскую наивную надежду на то, что Ярмин сможет вернуться к бессмертным, став Непризнанной. Это было невозможным, и мы понимали это. Я понимал, но не стал противиться. Только каждый раз кололо внутренне, когда она вглядывалась в лица девушек, попадавших в школу из мира смертных, в надежде встретить ту, кто умерла десятки, а потом и сотни лет назад. — Демон сморщился. — Возможно, между нами и зарождались какие-то чувства, помимо крепкой дружбы, однако пример из прошлого подсказывал, чем всё может закончиться. Всё так и осталось в почти семейной плоскости старшей сестры-умницы и младшего брата-раздолбая. Непонятная для окружающих связь, построенная на любви, но совершенно иного толка.

Он умолк, опустив голову, глядя на декоративный коврик под тарелкой. Любые мои слова в этот момент были бы лишними. Потому снова простой ответный жест поддержки — протянутая рука, сжавшая его пальцы, поглаживая, успокаивая поток воспоминаний. Ответное пожатие почти неощутимое, но пробившаяся на лице Геральда неуверенная улыбка внушала надежду.

— Мне жаль, что я ничем не могу помочь, чтобы справиться с этой частью твоего прошлого… С обеими из них. — Я вздохнула, притянув его ладонь к себе, сплетая наши пальцы и касаясь губами фаланг. — Но мне бы очень хотелось облегчить эту ношу.

— Виктория, тебе пора понять, что ты делаешь это едва ли не с первого дня попадания к бессмертным. Даже теми ошибками, в которых я тебя, к стыду своему, винил не так уж давно. — Он качнул головой, с виноватой усмешкой погладив свободной рукой мою щёку. — Тебе говорили и доказывали, что милосердие — это плохо. Тебе лгали, Королева. Лгали, чтобы сделать марионетку без чувств и эмоций, которая будет слепо идти по предначертанному пути и дальше. Это не так. Именно милосердие отличало тебя от всех бессмертных. Стремление унять чужую боль и спасти как можно больше жизней. И Мальбонте здесь скорее не исключение, а первый в списке. И лишь его вина, что он повёл себя как ублюдок, пользуясь милосердием и добротой как бесконечным ресурсом твоего существа.

Гидеон, уже давно закончивший со своим обедом и внимательно прислушивающийся к нашему разговору, отодвинул тарелку. Мы словно опомнились, когда детская ладонь тронула наши переплетённые пальцы. Импульс энергии лавров был коротким, но руки словно склеились. Я схватилась свободной рукой за голову, чувствуя вспышку острой боли, от которой перед глазами поплыли кровавые пятна. Хотелось вскрикнуть, но я только стиснула зубы плотнее, стараясь перетерпеть.

«Мама…» — не обращение, а скорее мыслеобраз. Дать словам нужную окраску и смысл сын не мог, но требование расслабиться и отпустить все сдерживающие барьеры пришлось выполнить. Мысли-мысли-мысли… Поток рванулся в сознание, как та самая холодная вода океана несколькими часами ранее. Воспоминания — свои и чужие. Мои и Геральда. Они кружились, переплетаясь и показывая всё, что мы рассказывали друг другу в ярких красках прошлого. Его, которое давно кануло в реки памяти; моё, всё ещё тревожащее нервы от каждого триггера, который приходилось отталкивать, чтобы не показать слабости.

Внутри до боли натянулась тонкая, почти истёртая нить, ведущая к бессмертным, соединяющая меня с ними. Нить, которая связала меня браком с Мальбонте. Обрядом, который был создан на заре появления ангелов и демонов. Тонкая, но прочная до безумия. Её могла уничтожить лишь смерть, как это и было озвучено в клятве, которую я принесла. Смерть одного из нас. Моя или Мальбонте — не имело значение. Эти оковы не сбросить. И я даже не могла понять, что пытался сделать Гидеон, пока перед мыслеобразами не появились знакомые тонкие «лезвия» силы света и тьмы, пытающиеся нарушить целостность связи. Не мои… Сына…

Малыш дрогнул, убрав свою ладонь и едва не свалившись со стула. Геральд среагировал первым, поскольку заваливаться ребёнок начал в его сторону. Перетянул на руки, отъехав на стуле, нервно осматривая бледного ребёнка, из носа которого тонкой струйкой побежала кровь, заставив меня подскочить на месте и подбежать ближе. Гидеон тяжело дышал, закрыв глаза. Хмурая гримаса на покрытом испариной лице.

— Что ты натворил?.. — я свернула салфетку, вынутую из подставки, стирая алые капли. — Зачем?!

— Не получилось. — Малыш вздохнул, уткнувшись лбом в грудь Геральда.

— Что не получилось?! — нервно выкрикнула я.

Демон указал глазами на мой стул и следом на официантку, уже бегущую с прохладным полотенцем от стойки. Пришлось сесть, пусть и рядом, благодарно приняв полотенце и протирая почти обескровленное лицо Гидеона. Ещё через несколько минут бледность начала отступать. Он задышал спокойнее, но глаза не открывал, пытаясь восстановиться. Геральд хмуро удерживал его на руках, что-то едва различимо шепча. Знакомые рокочущие интонации, которые успокаивали и давали надежду.

Наконец, сын открыл глаза, неуверенно отведя от себя полотенце.

— Я не могу. — Он нахмурился.

— Да в чём дело?.. — Я страдальчески свела брови.

— Он пытался перебить твою связь со своим отцом. Разорвать брачную клятву. — Вздохнул Геральд. — Это невозможно.

Гидеон снова уткнулся носом в его грудь, что-то невнятно и едва слышно пробормотав. Демон усмехнулся, поглаживая его по голове. Бирюзово-голубые глаза словно начали лучиться ещё больше, чем обычно. Я нахмурилась, понимая, что только что ребёнок явно переоценил свои возможности, ещё и задействовал силу. Единственным спасением была оживлённая улица, полдень и то, что пока мы имели все возможности уйти из ресторана прежде, чем архангелы кинутся на поиски.

Кивнув своим мыслям, я положила на столик деньги, превышающие счёт, и указала глазами на выход. Геральд поднялся на ноги, удобнее перехватывая ребёнка. Ещё спустя пару минут мы влились в поток отдыхающих на дороге, ведущей к площади, сбоку от которой располагалась парковка, где мы оставили автомобиль.

Я вздохнула, снова проведя салфеткой под носом сына, смахивая испарину.

— Что он сказал ещё? Я не расслышала.

— Снова назвал меня отцом, — с ноткой гордости хмыкнул Геральд. — Уокер?..

Но я уже не слышала обращения, застыв и глядя на линию магазинчиков на набережной. Хлынувшие в голову воспоминания расступились, выталкивая из детской, когда-то запертой памяти эту же улочку, но совершенно иной. Среди магазинов была небольшая… церквушка.

«Продолжение следует…» — вздохнул внутренний голос.