Глава 29. "Баланс сил" (1/2)

Серафим сидела напротив меня на траве, вытянув ноги в сторону пруда и опираясь на заведённые за спину руки. Гидеон был с Геральдом дома. На моё везение, у демона снова был выходной. Я стоически пыталась очистить свой разум, чтобы научиться контролировать эмоции и силу. Без первого второе было бы невозможным. И всё же что-то мешалось. Закрыть глаза, отбросить лишнее, попытаться почувствовать то, что происходит в данную минуту внутри…

— Не могу… — устало призналась я.

— Понимаю, — Пиф повернулась ко мне, сев в аналогичную позу по-турецки и протянув раскрытые ладони, в которые я несмело вложила пальцы. — Давай попробуем иначе.

— Как? Я уже не знаю, с чего стоит начать. Мы за эту неделю перепробовали уже столько, что… — начинало давить отчаяние и злость на себя саму. — Я как дрянная взрывчатка, которая может детонировать в плохой момент и…

— Выдохни. Немедленно, — большие пальцы прошлись по костяшкам моих пальцев, чуть растирая. — Твои мысли бросаются из крайности в крайность, и ты не можешь найти исходную точку. Ты всё ещё ищешь тот момент, где впервые оступилась, чтобы сегодняшний день настал. Его может вообще не существовать, понимаешь?

Я опустила голову, глядя на свои скрещенные щиколотки.

— Нет…

Оракул вздохнула, сдвинув ладони выше, удерживая мои запястья и заставляя провалиться в выдернутые ею воспоминания. Так же, как в первый раз, при знакомстве, только в разы медленнее, оставляя возможность разорвать контакт, когда терпеть станет невозможным. Плавно перетекающие один в другой дни от момента появления на обрыве. Новые знакомые, друзья, чувство неполноценности, преследовавшее меня до сих пор. Непризнанная. Как клеймо, делающее тебя серой тенью всех остальных. Смертная, волей судьбы попавшая в воронку событий, которые пропускают через узкое горлышко, отфильтровывая то, что мешается обновлению мира. Чужие жизни.

Там все они ещё живы. И я будто наяву вижу всё, что происходит. Там, в памяти, пробегают дни, здесь и сейчас — секунды. Первый разорванный контакт — Фенцио, заставший меня над телом Лоры. Я отшатнулась, обхватив себя руками. «Приди я на десяток минут раньше к статуе, убийца был бы найден и всё бы закончилось… Но он делал это ведомый местью, а не по собственной внезапно пришедшей в голову блажи… Я виновата лишь в том, что пришла слишком поздно…» — пролетает в сознании.

— Не виновата, — успев считать часть мыслей, ответила Пифия. — Можно было бы винить Ребекку, которая предпочла власть чувствам, надломив Престола. Но и там всё может быть не так просто… Мы знаем лишь часть картинки. И нет гарантий, что закончилось бы… Вспомни, сколько бессмертных улетело за Мальбонте, когда обряд соединения его света и тьмы случился. Каждый из них мог продолжить начатое дело, и всё случилось бы ровно так же.

Попытка спокойно кивнуть… Я слышу собственные мысли в чужом исполнении, осознавая, что это истина. Снова раскрытые ладони. Пальцы вкладываю уже на автомате, продвигая их дальше. Под кожей оракула бьётся пульс, секундной стрелкой часов отмеряя воспоминание за воспоминанием. Сэми… Там я также не могла ничего исправить. Как и в отношениях матери и Винчесто… Как и… «Если бы я не взяла у Бонта зеркало… Я бы не пыталась ему помочь?».

— Может, здесь?.. — не вытягивая рук и не разрывая контакта, прошептала я.

— Не думаю, ведь, попадись на его пути кто-то другой, они точно так же связались бы с ним… — спокойно отозвалась серафим. — Дальше…

Зажмуриваюсь крепче, проваливаясь в крутящиеся кадры. Они уже сумбурны и рассинхронизированы. Мельтешение словно ускоряется с благосклонного согласия Пифии. Я проматываю лишнее, оставляя на поверхности всего несколько ключевых моментов. Разговор с матерью в темнице незадолго до казни Винчесто, помощь в побеге Бонту и отданный Мальбонте камень преткновения. Мне кажется это самым логичным. Ведь не соверши я тех поступков…

Слышится вздох серафима, и она разжимает ладони, обрывая поток воспоминаний.

— Что-то не так?.. — я нервно сглотнула.

— Ты пытаешься перерыть весь ящик с грязным бельём при том, что когда-то сама же ответила на свой вопрос. В разговоре с твоим спутником… Ещё в школе. Ты совершала ошибки по незнанию. Потому что всё предпочитали выставлять страшилкой, которую не принимали всерьёз даже те, кто о ней писал. Более того, как ты знаешь уже с моих слов, о возвращении Мальбонте знали задолго до случившегося. Твоя ли вина в том, что Эрагон не прислушался к моему пророчеству? Нет, Виктория, — Пиф приподняла моё лицо пальцами, внимательно глядя в глаза. — Прелесть смертных заключается именно в этом — многие бескорыстно помогают другим. В этом ты тоже права. Бессмертные воспримут это слабостью, для вас же это в порядке вещей. Я знаю о чём говорю. Ослепнув и оказавшись в мире, который многократно чище небес, я попала на попечение незнакомки, помогающей мне восстановиться, не прося ничего взамен.

Я недоверчиво смотрела в сияющие от закатного солнца глаза. «И ведь, как выяснилось, всё действительно можно было исправить. Исправить значительно раньше. Прежде мне было в какой-то мере даже жаль Эрагона. Жаль, даже невзирая на то, что мама была им убита. Я понимала, что его скорбь пронесена через века, и понимала намерение уничтожить всех, кто имел к Мальбонте прямое отношение. Но, чёрт возьми, он знал… Знал, но ничего не предпринял, устранив единственный источник информации, который дал подсказку!» — пролетело в подкорке.

Зёрна сомнений упали в благодатную почву, и я снова прикрыла глаза, пытаясь переварить и признать собственную правоту. Это оказалось сложнее, чем если бы я не думала об этом прежде. Всё равно казалось, что я пытаюсь себя оправдать… Собственную глупость. «А не имела ли я полное право на те ошибки по сути?» — отчаянная мысль, заставившая осмыслить наконец. Я была судьёй бессмертных несколько лет, руководствуясь не правом крови, а человеческой честностью, правом на совершение ошибок и их исправление, но не могла оправдать себя, имея на то все основания.

Пробилась робкая улыбка.

— С-спасибо. Правда, спасибо…

— Не за что, королева Мальбонте, — Пиф осторожно погладила меня по щеке прохладными пальцами, заботливо заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос. — Рада, если тебе удастся себя принять с этим ворохом проблем прошлого. В конечном итоге с тобой под одной крышей живёт ещё один пример неумения отпускать скорбь и собственные ошибки. Демон, прежде, в отличие от тебя, винивший в бедах всех вокруг, но никогда себя. Он смог с твоей помощью найти свою ошибку и сейчас исправляет её всеми доступными способами.

Я вздохнула:

— Всё же порой я думаю, что могла попытаться спасти их обоих.

— И взваливаешь этим на себя очередной грех, в котором по сути виноват серафим Кроули. Он настоял на том, чтобы в бой шли все… А что в результате? Оказался одним из предателей. Твоя ли в этом вина, дитя?

— Нет… — я поджала губы. — Не моя.

— Умница. Теперь перейдём к более… тяжёлому. То, через что тебе пришлось пройти до рождения Наследника, и то, что случилось позже. Это зверство, я признаю. Это хуже, чем смерть, хуже, чем утратить крылья, хуже всех травм, которых тебе тоже хватило с лихвой. Но в этом я тебе помочь не могу. Только ты сама должна с этим справиться, — обхваченное ладонями лицо. — Жить в вечном страхе — не выход. И помни, что ты уже не подневольная кукла. Ты доказала, что он над тобой не властен, оказавшись здесь, исполнив задумку и забрав ребёнка. Здесь он лишь тень твоего прошлого, которой надо копить силы на каждый спуск. Это не его мир…

Кивнув, я спокойно чувствовала прикосновение её ладоней к своим щекам. Почему-то вспоминалось детство, вспоминалась мама. Ласка больших пальцев, скользящих по щекам, стирающих слёзы после падения с велосипеда. Чуть привлечь память — и перед глазами встают кадры из разрушенного фонтана в заброшенной части парка под цитаделью. Я понимала, что это рисовало моё воображение, что этого могло никогда не происходить в прошлом, но от этого было спокойнее.

— Не его… мир… — эхом вырвалось из меня.

— Не каждое прикосновение влечёт за собой боль. Не все, кто касаются тебя, хотят нанести удар. Прикосновения — это и утешение, и желание подсказать и разделить покой, позволить тебе выдохнуть напряжение, обрести гармонию. Прикосновения — это любовь… Любовь не только Гидеона, но и скрытая, неявная любовь тех, кто тянется к тебе, — осторожное прикосновение тёплых женских губ к моему лбу. — Не страшно, видишь? И я люблю тебя… Это проявление моего чувства…

Сглотнув, я удивлённо поинтересовалась:

— За что тебе меня любить?

Пиф улыбнулась, начиная посмеиваться:

— За твою силу. За твою слабость. За то, что ты подарила жизнь будущему бессмертного мира. За то, что даже сейчас ты не хочешь останавливаться и стараешься выбраться из страхов. За то, что ты не побоялась утратить то, чего достигла там, — она указала глазами на небо. — Ты отчего-то считаешь себя недостойной любви. И это ошибка. Есть и всегда будут те, кто любит тебя вопреки твоим поступкам. За твоё прошлое и за твоё настоящее.

Пальцы снова погладили моё лицо и пропали. Неожиданный толчок в плечи заставил повалиться на траву спиной. Я лишь успела чуть приподнять голову, чтобы не треснуться затылком, и удивлённо посмотрела на улыбнувшуюся женщину, снова сменившую положение и устроившуюся в аналогичной позе рядом со мной. Легла рядом, взяв мою ладонь в свою снова сжавшиеся пальцы. Не сплетаясь на сей раз, но словно удерживая, будто меня вот-вот собирался подхватить ветер.

Мы уже пробовали это. Всю неделю. Попытка вытянуть со дна то, что пробивалось только в страхе или от захлёстывающей волны злости. Я всегда пыталась открыть этот баланс, словно в медитации, но скорее ловила паническую атаку, оказываясь ещё глубже в дерьме. «Что-то изменилось…» — неуверенно пробормотал внутренний голос. Глаза я не закрывала, продолжая смотреть на проплывающие по небу облака. Пушистая вата, залитая закатными тёплыми лучами солнца. Через час или около того они станут цвета крови, как верхняя часть крыльев Гидеона. Сейчас же — золото…

Ветерок прошёлся по телу, подгоняя облака, чуть быстрее и дальше. Тело расслаблялось — казалось, что я плыву. Дыхание — слева, едва приметный шум воды — справа. Словно растворившееся прикосновение пальцев к своей ладони. Мир чуть сузился. «Тебе не больно сейчас. Не страшно. Тебя любят. Ты спасла и спаслась. Всё позади. А то, что будет там, впереди, с тем ты справишься. Ты не одна. Никогда не будешь одна…» — в подкорке вертелись голоса. Те голоса, что когда-то подкреплялись ворохом выцветших затёртых фотографий. И пусть бы часть из тех, чьи голоса я слышу в своей голове, никогда бы мне этого не сказали, это успокаивает. Даёт нужную опору…

Я чуть вытянула вперёд руку, словно пытаясь погладить пальцами проплывающее облако. Вдох-выдох… «Всё позади…» — короткая искра на кончиках пальцев. Усилившийся ветер рванул траву, облако двинулось быстрее. Пальцы начало знакомо покалывать от подступающей волны силы. Свечение усилилось, и пальцы начали нагреваться. Необжигающие. Просто волна тепла словно протянула руку из тени к свету. Ещё немного нарастить и закрепить. Сила… подчиняется. Неохотно, но, вопреки внутренним попыткам разума сорваться в страх, замирает на какой-то невидимой отметке.

Уверенное движение ладони, и импульс короткой, едва ощутимой волной сорвался с кончиков пальцев, взмывая вверх и рассеивая облако за считанные секунды.

«Теперь погасить… Медленно, постепенно…» — я улыбнулась, чувствуя, как сейчас всё покорно оседает.

— Видишь?.. — в голосе серафима слышалась улыбка. — Начало положено. И всю неделю, признаться, мы совершали одну и ту же ошибку. Искали исходник, который от тебя не зависел. Никогда.

Улыбка с моего лица сползла так же быстро, как появилась. Исподволь поднималась паника: каждое использование силы опасно. В подкорке отчаянно промелькнуло «найдут». Во сне или наяву… Я села, потирая пальцами виски, которые мгновенно начало ломить от скачка адреналина.

— Начало положено, но каждый всплеск, каждая растрата силы, и Маль вторгается в моё сознание. Я нашла лазейку, вот только не знаю, надолго ли её хватит, — нервно вздохнув, я поджала губы. — Как предположил Геральд, а прежде него Торендо и Полидор: после того, как один из сопряжённых сосудов избавляется от части своего содержимого, в неё попадает немного из второго. Я… я боюсь, что рано или поздно он разберётся, как меня достать. Увидит место и отправит ищеек по следу, или спустится сам.

Пифия вздохнула, поднимаясь на ноги и протягивая мне ладонь, предлагая помощь. Вздёрнула на ноги, словно я ничего не весила, чуть потянув за локоть в сторону опоясывающей кондо дорожки для утренних бегунов и велосипедистов.

— Что за лазейка?

— Я замыкаю сознание в том месте, где его никогда не бывало. Прячусь, слыша попытки пробиться. Пока они тщетные, но кто знает, что будет дальше?..

Криво усмехнувшись, моя собеседница нервно ухватилась за привычно болтающиеся на своей шее затемнённые очки. Из-за сияющих глаз она всё равно вынуждена была скрываться. Тем более многие не подозревали, что зрение вернулось во всех формах, какие были доступны. Поджав губы, Пиф выпрямила руки, медленно двинувшись по дорожке дальше от жилого комплекса. Я послушно побрела следом, опустив голову и чувствуя, что начинаю подмерзать. Темнело всё ещё довольно-таки быстро, и это тоже добавляло «острых ощущений». Но панику приходилось глушить силой воли.

«После сегодняшнего прогресса будет глупо развернуться и сбежать из-за страхов темноты…» — резонно напомнил внутренний голос.

Пульс успокоился, и я разжала стиснутые в кулаки руки.

— Всё несколько проще, чем тебе кажется… — неожиданно спокойно проговорила Пиф.

— В каком смысле?

— Блокировка сознания — это первый этап. Ты научилась возводить стену, чтобы не пробились к тебе. Что, если перевернуть эти песочные часы, самостоятельно шагнув в память полукровки? — уловив, как я поёжилась от этой идеи, она внимательно взглянула на меня. — Снова на твоих условиях. Сознания связаны, и ты так же легко, как и он, можешь оказаться с ним там, где тебе удобно. Вот только, в отличие от обратной ситуации, вреда он тебе не причинит, как не попытается. Это будет твоя память, а не его.

Меня снова передёрнуло.

— Не думаю, что готова рискнуть. К тому же это его разозлит и всё станет ещё хуже. Я не уверена, что он до сих пор в сознании и способен адекватно воспринимать мои слова. Плохая идея…

Она кивнула абсолютно спокойно:

— Сейчас — возможно, плохая. Давай условимся, что, когда ты почувствуешь, что сила подконтрольна, когда внутренний покой обретёт форму, мы попробуем и это, — я попыталась открыть рот, чтобы дать однозначный отказ, но она прервала реплику одним движением ладони. — Не торопись отказываться. Это ещё одна ступень понимания твоих страхов и не более того. Посмотреть в лицо врага и понять, что он не так страшен, как пытается казаться тебе. Да, он способен причинить боль, надломить… Вот только душу уродовать больше не сможет: ты сильнее. Просто подумай.

— Хорошо, — я нервно сглотнула, представив, что будет, когда мы встретимся лицом к лицу. — Я лишь боюсь, что он может касаться меня там… в подсознании.

Пиф неожиданно расхохоталась, но осеклась, лукаво взглянув на мою хмурую физиономию.

— Нет, Виктория. Он не может касаться, если ты этого не хочешь. Если ты оставишь позади ваши физические контакты, то и тронуть он тебя не сможет. Это только память твоего тела, а не реальность, — она свернула на боковую дорожку, сделала небольшую петлю вокруг клумбы и повела меня обратно, словно проводя через мои лабиринты внутренних страхов. — Для усиления эффекта старайся вспоминать другие прикосновения, которые приносили тебе покой или любовь.

«Объятия Геральда, сына, прикосновения самой Пифии… Дино…» — от воспоминаний о последнем невольно пошли мурашки. В последнем сне, где Маль смог до меня добраться, прикосновения были ровно такими же, как касался он. Я хотела возразить, но прикусила язык. Она была права. Всего одна ночь, которая была проведена с полукровкой в полном согласии, могла заставить тело принять ложный образ достаточно, чтобы обмануть и обмануться.

В итоге я лишь молча кивнула, молча следуя за ней. День оказался на удивление плодотворным. Не совсем моя заслуга, но отчего-то мне стало несколько легче. Стоило попросить Геральда заниматься со мной дополнительно, пробовать самой… Пока есть возможность, пока всё спокойно, хотя бы несколько раз в неделю можно пытаться. Уж точно не будет лишним. Состояние, невзирая на неуютные темы, оказалось вполне сносным. Мне лишь искренне хотелось принять душ и лечь спать, хотя время и было довольно ранним.

Уже дойдя до входа в кондоминиум, я попрощалась с серафимом и побрела домой. Очередная стадия латки собственных душевных дыр вышла в активную фазу, и мне искренне хотелось верить, что всё не пойдёт резко на спад. Пока даже не пугала возможная бессонная ночь после растраты силы. Я вышла из лифта, спокойно проходя в конец коридора к нужной двери, перебирая связку ключей в поисках нужного. Сейчас только искупать ребёнка, самой принять душ и можно отдыхать. Завтра предстояло закончить рисунки, и сесть за ноутбук и планшет я планировала снова ещё до рассвета.

Провернув ключ в замке, я вошла в непривычно тихую квартиру, в гостиной горел только торшер около дивана. Я удивлённо приподняла брови, скинув обувь и толстовку, проходя в комнату. Перед глазами предстала удивительная картинка. Геральд уснул на спине, а на его животе и груди, раскрыв крылья, распластался в любимой позе Гидеон, свесив голову на плечо демона. На полу у дивана лежала книга со сказками. Судя по всему, читали, ребёнок уснул, демон стоически пытался терпеть, но и его сморило. Улыбнувшись, я тихо подняла книгу, отложив её на журнальный столик, и попыталась чуть сдвинуть ладонь Геральда со спины сына, чтобы отнести в спальню.

Стремительно рванувшаяся рука обхватила моё горло, и Геральд открыл глаза. Впервые на моей памяти в них плескалось ледяное пламя. Пальцы не сжимались, но заставили застыть на месте, замереть в этой секунде, пока он не вышел из сна окончательно, уловив, что угрозы нет. Кажется, я не успела даже испугаться от того, до какой степени всё произошло резко и быстро. Сердце успело отсчитать пару тактов, прежде чем адреналин вспомнил, что сейчас было действительно опасно. Зрительный контакт продолжал держаться ещё несколько ударов. Ладонь раскрылась, выпуская моё горло, и Геральд убрал руки, подняв их, позволяя мне забрать ребёнка.

Я забрала Гидеона подрагивающими руками, осторожно прижав к себе, не тревожа сон. Страх был не от того, что мне могли навредить. Скорее простой человеческий от скорости развития событий. Как если бы я поставила ногу мимо ступеньки, и та провалилась в пустоту, но всё же нашла опору ещё спустя мгновение.

Голова немного кружилась, пока я дошла до комнаты и переложила уже одетого в пижаму сына на постель. Пришлось стремительно брать себя в руки. Наравне со страхом где-то внутри металось, что действия демона были полностью правильными — защитить ребёнка любой ценой. Не удивилась бы, узнай я, что под диваном лежал меч так, чтобы его даже при уборке не было видно. Оружие я не видела с тех пор, как мы поселились в кондо, зато Геральд облюбовал диван и старался быть поблизости к нему всякий раз, когда оставался с ребёнком.

Гидеон не проснулся, лишь перевернулся на живот, почти повторив исходную позу, позволил укрыть себя одеялом и продолжил смотреть сны. Я же, с трудом сохраняя хладнокровие, забрала свою домашнюю одежду, полотенца и поплелась в душ.

Думала, что гостиная опустела, и демон уже ушёл в свою комнату, но он только сидел на диване, обхватив голову руками, расфокусировано глядя в одну точку.

— Как ты? — тихо спросила я.

— Странный вопрос после случившегося… — нервно ответил он. — Скорее, его нужно было задать мне. Прости…

— Всё в порядке, — максимально спокойно проговорила я. — Ты делаешь то, что должно, чтобы защитить Гидеона. Поверь, последнее, что я сейчас готова устроить…

Геральд поднял на меня взгляд, полный боли.

— Уокер, я тебя очень прошу… Больше не делай так никогда. Разбуди меня сначала, потом забирай ребёнка, — он сглотнул. — Это может печально закончиться не только потому, что я могу тебя травмировать…

«Разбираться ещё и с этим у меня сейчас действительно нет сил…» — вздохнул внутренний голос, и я лишь кивнула, уходя в ванную:

— Хорошо. Я тебя поняла. Доброй ночи, Геральд…

— Уокер, — он дёрнулся, чтобы взять меня за запястье, когда проходила мимо, но словно опомнился и сжал руку в кулак, опустив голову. — Да… Доброй ночи…

Работу я со скрипом, но получила. Оказалось, что рисунки нужны были графические. Внутренние иллюстрации редко когда делали цветными даже для детских книг. Мне выделили пару писателей, которые сбрасывали отрывки текста для изображений. И, да… Я вернулась в эпоху интернета. Пришлось провести вайфай в квартиру, чтобы иметь возможность оперативно реагировать на правки.

Муж Шерри, Фред, уже перешагнувший сорокапятилетний рубеж, оказался вполне приятным собеседником. В большей мере, правда, выделялся усталым выражением лица. Вместе они смотрелись достаточно органично, но по отдельности мне отчаянно казалось, что он безбожно взрослый для неё. При этом умом я понимала, что беглая демоница, вероятно, не на одну сотню лет старше своего избранника. На первое время мне выделили офисный ноутбук и более продвинутый графический планшет. Производительность возросла, и руки, достаточно быстро вспомнившие, как рисовать, действовали уже на автомате. Мне оставалось лишь выполнять заказы и не своевольничать в изображениях чрезмерно.

Приятным дополнением стало уточнение, что помимо оклада, пусть и небольшого, была оплата каждой отдельной иллюстрации. Так же прозвучало уточнение, что если я «приживусь», то могут выделить ещё и работу с обложками, а это уже другой уровень и совершенно другие деньги. Но для того, чтобы получить ещё и это, мне стоило набить руку. «Вопрос времени», — успокаивал внутренний голос, когда очередная иллюстрация с учётом правок улетала сначала автору, а после редактору и в отдел вёрстки.

Я всё так же выходила с альбомом на прогулки с Гидеоном. К образам и лицам детей постепенно добавлялись детали окружения, пейзажи, цветы. Всё, что могло хоть как-то помочь развивать и восстанавливать утраченные навыки. Мой маленький полукровка, кажется, адаптировался к обитателям детской площадки и осторожно осматривался, периодически обходя свои «владения», но неизменно возвращаясь к Хоуп, сидящей в песочнице. Периодически мне приходилось присматривать за ними обоими, пока Шерри занималась дома уборкой. Это не доставляло хлопот. Скорее, наоборот, я могла внимательнее присмотреться к девочке и подумать о том, что чистокровные бессмертные здесь могли преспокойно рожать от земных обитателей детей, неподверженных нестабильности. И эти дети не являлись Непризнанными…

Хоуп родилась без крыльев. Элайджа, старший сын Шерри, имел алые демонические, которые были с ним от рождения. То же самое происходило и во многих смешанных семьях…

Шатенка потянулась, хрустнув шеей и глядя на детей.

— Гидеон выделяется среди остальных, ты заметила?