Глава 9. "Дитя Равновесия" (2/2)

Сглатываю, всё же оторвав взгляд от безмятежного личика ребёнка:

— П-почему? Почему именно Гидеон?

— Так звали моего отца. Твоего, как я знаю, звали Гленн. Так что… Что-то общее есть, — короткая усмешка, и он шевельнулся, выбираясь из-за моей спины.

Пришлось сдвинуться, но крайне осторожно. Не помогло. Ребёнок открыл глаза и требовательно шевельнулся, ещё сильнее сжав мой палец. Рефлекс, или чутьё… я потянула шнуровку на рубашке, спуская её с одного плеча и прикладывая его к груди. Блаженное сопение, охватившие сосок губы, и очередная волна безмятежности. Прохладное дыхание на покрывшейся мурашками коже. До меня медленно доходило, что я улыбаюсь. Давно этого не было. По крайней мере не так спокойно, как сейчас. Чуть склонив голову, подхватила свободной рукой маленькие пальчики, вдыхая аромат младенческой кожи, целуя.

Сбоку слышится усмешка, вырывающая из созерцания.

Я взглянула на Мальбонте. Просторные спальные штаны, рубашка с распущенным воротом. Встрёпанный и немного сонный. Опустившиеся крылья и нечёткие тени под карими до черноты глазами. В его лице было что-то раньше не виденное мной — покой. Судя по всему, спал со мной рядом, уловил момент начала родов. Судя по яркости солнца — всё началось на рассвете. И сейчас… Так ли важно, который час?..

— Около одиннадцати утра, если ты из-за этого растерялась, — он усмехнулся, согнув ногу в колене и положив на неё локоть, потирая лицо ладонью. Поднялся всё же, отходя к тазу с чистой водой, чтобы умыться. — Да, я спал с тобой всё это время. Днём покои охранялись стражей, пропускались только прислуга и лекарь. Под надзором… Было два покушения, к слову. И на меня, и на тебя спящую… Пришлось вздёрнуть на виселице.

Иллюзия благополучия рухнула от того, как спокойно он об этом говорил. Я сглотнула, непроизвольно покачиваясь с ребёнком в руках. Мальбонте вытер лицо чистым полотенцем и прикрыл балконную дверь. Потянулся к шкафу, вытягивая чистую одежду. Всё в полном молчании и не глядя на постель. Он умел быстро переключаться с одного на другое. Ещё несколько минут счастливый отец первенца, наследника, сына… И спустя эти самые минуты правитель, вынудивший склониться все миры и каждого бессмертного. Стоило огромного труда не поёжиться от накатывающей волны тревоги. Я слишком хорошо его знаю, чтобы поверить, что сейчас меня оставят с ребёнком.

Мальбонте подошёл к постели, протягивая руки:

— Дай его мне…

— Нет… — хрипло проговорила я, вжавшись лопатками в изголовье постели, — Не забирай. Прошу…

— Тебе нужно отдохнуть, — он приблизился, почти силой пытаясь оторвать мои руки от ребёнка. — Виктория, отдай мне сына.

Я помотала головой, бешено глядя на него:

— Нет. Я отдохну. Только пусть он будет рядом.

— У него своя комната, — поджав губы, Маль сурово прижёг меня взглядом. — Ты сейчас ему навредишь из-за своих попыток удержать. И тогда я не обещаю, что ты доживёшь хотя бы до заката. Отдай. Мне. Сына.

Пришлось выдохнуть застрявший в горле воздух. Не из-за того, что за себя боялась. Вредить этому… чуду… Разве такое возможно?.. Руки разжались, и Мальбонте осторожно забрал Гидеона. Внутри натянулись тысячи струн. Он пошёл к двери, унося с собой сына. Мне оставалось только смотреть вслед.

— Где я найду его, когда восстановлюсь? — хрипло поинтересовалась я.

— Найдёшь. Спи, — отрезал он, выходя из комнаты.

Я дёрнула подбородком, продолжая словно под гипнозом смотреть на свёрток в его руках, недовольно попискивающий из-за того, что отобрали грудь.

— Я спала не меньше семи месяцев…

— И ты сама это устроила, по сути. Я лишь не дал тебе убить себя и нашего сына, если ты забыла… — он отвернулся к двери, проворачивая ручку, — И в твоих интересах сейчас быть действительно покорной, а не пытаться мне перечить при всяком удобном случае.

Дверь закрылась за его спиной, а я всё так же продолжала смотреть на неё, словно убеждая себя, что всё это глупая шутка, и не более того. В пустой комнате не осталось никого. Только измятая постель, несколько тазов и испачканные полотенца. Внутри образовался комок страхов, который ширился с каждой секундой, ведь своё предназначение я выполнила. Полукровке я больше не нужна. Каждое неверное действие теперь может привести к казни, и это лишь вопрос времени.

Почему-то в первую очередь подумалось не о том, что стоит быть покладистее, как того требуют… Скорее наоборот — что делать, и как спасаться. Я похолодела, и сползла на подушки, завернувшись в одеяло. Низ живота болел, но, кажется, за своими мыслями я на это даже внимания не обращала. Просто стоило поменьше двигаться, и дать своему телу самому прийти в норму, как это бывало прежде почти всегда. Всё смешивалось… Тревоги о ребёнке, поиск выхода, острое желание просто забрать, исчезнуть, и больше не оказываться здесь… Вот только едва ли выйдет…

Скрипнула дверь, и я дёрнулась в надежде, что вернули сына, но это была всего лишь служанка. Всё та же молчаливая наблюдательная девчонка. Разведённый в кубке воды обезболивающий порошок с каплей успокоительного, небольшой перекус из чая и фруктов с орехами. Она вынесла всё, что оставалось после родов и ушла. У меня же в голове отбивалось, что возможно, она и донесла о беременности. Лекаря только дожали, чтобы подтвердил наличие плода. С трудом уговорив себя съесть и выпить принесённое, больше из опасений о молоке, я всё же почувствовала, что голова тяжелеет и накатывает усталость.

«Надеюсь, хотя бы на кормление его принесут…» — пролетает где-то в полудрёме. На сей раз без снов. Просто провал в никуда, полный покой и разлетевшиеся стаей птиц мысли. Тепло, покой и понимание, что я даже не знаю, что за это время произошло. Нужно будет связаться с Мими, сообщить, что всё в порядке. Найти Торендо, если он ещё жив, ведь воспоминания я так и не стёрла…

Когда глаза открылись, за окном стояла темень. Спальня всё ещё была пуста. Взгляд на часы сообщил, что время уже перевалило за полночь. За дверями ни единого звука. Часто можно было слышать бормотание стражей или хоть какие-то шаги охраны. «Больше нет смысла сторожить покои. Я привязана к цитадели до той меры, что сама не уйду, без сына…» — думается мне, когда встревоженно вздыхаю, включая свет и добредаю до ванны. Провёрнутые краны наполняют её едва ли не кипятком, но температура почти не чувствуется, когда погружаюсь в неё. Вода чуть розовеет, возвращая на грешную землю.

«Нужно сказать, чтобы заменили бельё…» — киваю своим мыслям, когда кожа пунцовеет от жара. Я немного отвыкла от самостоятельности, но всё равно сноровисто выбираюсь из ванны, торопливо заворачиваясь в полотенце. Выбор платья не имеет значения. Почти вслепую, просто вытянуть из шкафа, одеться и пойти на поиски. Время не ждёт. Немного смешно от собственного гипертрофированного материнского инстинкта. «Он же такой маленький…» — пролетает в голове, когда стремительно покидаю комнату.

Так и есть — лестничная площадка пуста. Свобода открытой клетки, из которой уже не хочешь улететь по собственному желанию. И теперь предстоит найти причину добровольного заточения. Каблуки туфель щелчками по ступенькам башни… Смахивает на старый сон с поиском колыбели по комнатам, но сейчас здесь реальность. По ощущениям — цитадель полностью пуста. Нет даже стражи. Пустые лестницы, пустые коридоры. Меня интересует только жилая часть башен. Прислушиваюсь, чтобы различить хоть какие-то звуки, но… тихо. Кошмар обретает плоть в настоящем, поднимая волосы на загривке.

Очередной поворот, и сердце сбивается с привычного биения, когда вижу дверь комнаты из-за которой раздаётся требовательный плач. Десяток стражей под дверью. Дальнейший путь почти бегом, попытка толкнуть дверь прервана стражами, которые без каких-то церемоний отталкивают.

— Я хочу видеть сына… — шиплю сквозь зубы.

— Повелитель запретил, — сообщает страж.

Внутри начинает подниматься сила, влекомая гневом. Стражи не торопятся отступить, но заметно нервничают. Они — меньшая из проблем, и, когда на отведённой ладони начинает скапливаться сгусток генерируемой силы, благоразумно отступают. Путь открыт, но стоит попытаться повернуть ручку — провал. Дверь заперта.

— Где ключ?.. — вопрос сквозь зубы.

— У повелителя, — сглатывает начальник караула. — В комнате позволено находиться только кормилице и лекарю.

Прикрыв глаза, прислушиваюсь, что плачь доносится слева. Если выбивать дверь — напугаю, но не наврежу. Шаг в сторону источника звука, отведённая рука спускает сгусток, словно праща снаряд, но… Дверь гасит весь импульс полностью. По коже бегут мурашки и капли пота. Удары сыплются один за другим, но эффекта нет никакого. Только плачь усиливается в комнате. Остаётся прижаться к дереву, сползая коленями на пол. Почему-то я до последнего не хотела верить, что это произойдёт…

По коридору пролетает всхлип:

— За что?..

— Ты знаешь, — Мальбонте появляется в коридоре словно по волшебству, вздёргивая меня на ноги за локоть. — За каждую ошибку приходится рано или поздно платить, Виктория…

Волоком по коридору в сторону следующей двери. Эта не заперта. Он вталкивает меня в комнату, входя следом. Судя по всему, обитель кормилицы. Односпальная кровать, минимум необходимой мебели. Смахивает на мою комнату в школе, только на одного жильца. Меня толкают в одиноко стоящее кресло, заставляя упасть в него. По телу прокатывается волна послеродовой боли, но я не замечаю её, снизу-вверх глядя на того, чьё лицо холодно и надменно.

Губы кривятся, но слёзы высыхают, оставляя лишь гнев от запрета на поверхности:

— Мы заключили сделку, — напоминаю я.

— И ты же первой нарушила её условия, решив принять «отраву», — он насмехается, закладывая руки за спину и меряя комнату шагами. — Ты хотела избавиться от него, оттягивала всеми силами момент зачатия, предотвращала беременность и старалась её скрыть. Заслуживает ли он мать, желавшую его убить?..

Слова ранят, режут нервы на мелкие кусочки, но всё же шиплю в ответ:

— А заслуживает ли он отца-чудовище, силой принудившего меня дать ему жизнь?! Ты тоже далеко не агнец. Так о чём мы вообще сейчас говорим? Я хочу видеть сына! Время кормления уже прошло несколько раз!..

— У него есть кормилица. Поверь, эта проблема решается достаточно быстро, как и любая, что будет с Гидеоном связана, — правитель замирает, глядя в окно на ночную столицу. — Будь ты умнее: это бы не понадобилось, но выбор сделан был семь с половиной месяцев назад. И это было твоё решение, а не моё… И тебе посчастливилось отправить мальчишку в школу. Думаешь, я не знал, что именно он притащил тебе отраву? Глупец первое время даже не заметал следы. Торговка во время проверки воспоминаний выдала всех и каждого, — шаг вперёд, и он дёрнул меня за подбородок, заставляя смотреть в собственные глаза. — Последний свиток был с приказом казнить твоего секретаря, а не Сандеса! Я проявил милость, а ты отплатила за неё тем, что решила прикончить себя и сына!..

Я сглотнула, силясь сжаться в кресле, но взгляд выдержала:

— Прости… Я…

— Это уже не имеет значения. Твоё раскаянье не настоящее. Такая же фальшивка, как прежняя покорность и согласие на условия. Снова получишь желаемое и всё сначала… Тебе запрещено видеть ребёнка, — Мальбонте поджал губы, направляясь к выходу. Уже положив ладонь на дверную ручку, он с усмешкой добавил. — Впрочем, полагаю, воспитывать мне придётся не только сына, но и тебя, Виктория. Думаю, тебе следует «подумать над своим поведением». И если всё наладится… Возможно, я изменю своё решение.

— Но…

— Я всё сказал. Иди в комнату. Или не иди… — усмешка, — Теперь ты свободна. И радуйся, моя светлая половина, если бы не брачные узы, которые возможно расторгнуть лишь посмертно, твоя голова уже была бы похоронена там же, на твоём импровизированном кладбище. Не сомневайся.

Я наблюдала как закрылась дверь за его спиной, опустила голову на колени и завыла. Страхи обрели плоть. Кошмары давили со всех сторон и пополнялись всё более новыми деталями. Я знала, что ошибка будет наказана, предвкушала, что он отомстит. И вина… вина за этот проступок чувствовалась как никогда остро. Удушающий плач, который я не могла заткнуть около часа. Попытка встать на подрагивающие ноги закончилась тем, что я обессиленно упала обратно в кресло.

«Нужно что-то придумать…» — отчаянно мельтешит в мыслях. Но как быть, если он водит по моим мыслям пальцем, словно по зачитанной до дыр книге, в которой знает каждое последующее слово, каждую идею, что приходит в голову. Ещё одно усилие — колени дрожат, но делаю шаги к выходу, покидая комнату. Стражи расступаются, позволяя преодолеть коридор. Из-за двери всё так же раздаётся плач, режущий слух и остатки самообладания. Комната зачарована на мою силу. Открыть её можно только с разрешения Мальбонте, и никак иначе. Нет такой силы, что смогла бы выдрать кирпичи из стены, чтобы добраться до колыбели, забрать сына.

Мысли кружатся в голове, пока преодолеваю обратный маршрут в сторону башни. Нужно всё переварить. Отыскать выход. Покорность — я готова на неё. Но её никогда не будет достаточно, чтобы оставаться с ребёнком каждую свободную минуту. «Теперь ты свободна…». Нужна ли мне эта свобода? Теперь — едва ли. Только если заберу сына и смогу уйти туда, где не найдут. Вот только загвоздка — энергия. Он найдёт нас очень быстро. Стоит покинуть цитадель, и погони будут следовать одна за другой. И не факт, что я сумею отбиться от них.

Покои были заперты…

Я подёргала дверную ручку, но безрезультатно. Лицо исказила кривая усмешка: тоже ожидаемо. Эта комната теперь тоже не принадлежит мне. И не принадлежала никогда. Снова шатнуло — силы иссякали. Слишком много всего произошло за эти сутки. Пробуждение после долгого сна, роды, когда я даже не помнила беременности, не знала — как бы чувствовала себя, не наблюдала рост плода в своём чреве, запрет на то, чтобы видеть ребёнка… Волна ледяного ужаса от того, что действительно могла умереть и убить.

И смутная пока благодарность за то, что не позволили…

Сглотнув, посмотрела на бегущие вниз и наверх ступени. Знакомый маршрут — наверх. Добраться до площадки, улететь в другую башню… Не хватало лишь шагов Лейны за спиной. «Господи, её нет уже больше полугода…» — сглатываю пересохшим горлом, замерев у закрытой двери выхода на балкон, опоясывающий башню. Подрагивающие руки толкнули преграду, выпуская меня на обдуваемый ветром пятачок булыжного пола. Взгляд вниз к самому подножью… Там, где от белых стен расступается цветущий сад.

Кощунственная мыслишка о том, чтобы просто спрыгнуть и развернуться спиной вперёд — отброшена. «Я слишком долго шла на поводу у своих эмоций. Слишком много ошибок было совершено из жалости, сострадания, желания спасать и помогать. Мало кто утруждался тем, чтобы подумать о том, что чувствовала я сама всё это время. Сейчас у меня есть цель, и умирать можно только в процессе её достижения, а не сложив лапки, и позволив отдаться на воле судьбы…». Сглотнув, раскрыла крылья.

Полёт, но не в башню, а туда, где ромашки, мята и непонятный золотистый цветок, названия которого я даже и не знала. Слишком темно, но чашу фонтана видно издали. Вода всё такая же прозрачная, чистая… Я спланировала, опустившись ногами на усеянную осколками землю, проведя пальцами по водной глади, наблюдая, как луна пошла рябью. Зачерпнула воды, погружаясь в неё лицом, гоня усталость и страхи. Сейчас мне требовался трезвый рассудок, а не прежняя истеричность.

По лицу стекали в смешении пресные и солёные капли. Кажется, с момента попадания сюда, я могла бы наполнить слезами этот самый фонтан. Оставалось только поклясться себе, что причины для слёз впредь будут касаться не саможаления. Проведя ладонями по щекам, всё же смахнула капли, вдыхая запахи ночного сада, оборачиваясь к трём знакомым камням…

Почему-то я ждала, что всё заросло травой, но… «Надгробия» были ухоженными. Все три растения лишь закрыли цветы на время сумерек. Кто-то приходил сюда, ухаживая за ними. Едва ли Торендо… Если только по его велению. От Мальбонте такого и вовсе было глупо ожидать. Его скорбь истёрлась в пыль за века заточения, оставив лишь дыру в душе, которую он теперь попытается заткнуть Гидеоном. Но почему-то у меня трезвые опасения, что это ему не удастся. Сделав несколько несмелых шагов к центральному камню, я провела пальцами по самой длинной надписи.

«Ребекка Джин Уокер-Карлтон, 1960-1990-2016»

На губы наползла робкая улыбка, и я вздохнула:

— Мам, у тебя родился внук… Мальчик. Гидеон… — короткий вздох, словно в попытке собраться с мыслями: — Вот только, нужно спасать его и себя. Но я не знаю — как. И мне до дрожи хочется спросить у тебя, как именно ты бы поступила, окажись на моём месте. Сейчас, спустя время, я понимаю твой поступок. Попытку защитить нас, избавившись от Йора. Если бы в тот раз я не вмешалась, может, всё сложилось бы иначе, да?.. Что придумать, чтобы защитить моего сына? Что я должна сделать, если, кажется, бреду в темноте по узкому коридору без поворотов, который для меня проложили, а выхода из него не предвидится до самой смерти?.. — я усмехнулась, почти шёпотом добавив: — Которая и так не за горами…

Камень молчал, разумеется, но где-то в подкорке, я всё равно упрямо видела холодное волевое женское лицо той, кто нашёл бы идеальное решение, не позволившее потратить жизнь впустую. Опустив голову на грудь, я стоически держала глаза сухими. Ветер шептал листвой советы, которых не разобрать. И перед прикрытыми глазами проносились воспоминания, связанные с матерью. От раннего детства до последнего взгляда. Холодность и тревога.

«Ты сильная…» — то ли собственная мысль, то ли беззвучный ответ от той, кто всё равно останется за плечом.